В Туркестане не обнаруживалось до сих пор никакого систематического взгляда на управление краем[82] и на отношения его к государству, так как учреждение на русские деньги широких административных штатов, совсем не вызываемых потребностями управляемых, наряду с беспредметным и бесконтрольным растрачиванием местных доходов, не имеет ничего общего с системой. В Туркестанском крае, вместо заботы о русских интересах, буквально проводили просветительную миссию, для поддержания которой насильно подвергали, например, мусульманский народ оспопрививанию, а когда жители уклонялись от него как от противного вере, предрассудок их подавляли оружием, а наиболее противившихся вешали.
Не сравнивая кавказское управление, постоянно имевшее во главе своей первых людей государства, с управлением туркестанским, нельзя не видеть, однако же, что неустойчивость и недостаточная отчетливость системы управления в одном крае, как и полное отсутствие ее в другом, привели и там и здесь к очень схожему результату. Сравнивая расход государства на каждую из этих окраин по гражданскому и военному ведомствам вместе с приносимым каждой из них доходом, оказывается: на Кавказе, при общем расходе 44 560 000 рублей и доходе 15 400 000, ежегодный дефицит составляет 29 160 000, т. е. доход относится к расходу как 1:2? в Туркестане, при расходе и доходе, дефицит, а отношение дохода к расходу как 1:[83].
Ранее рассмотрения условий, при которых может уменьшиться в некоторой степени тягость по военному ведомству на обеих окраинах, можно вывести из вышесказанного достаточно ясные указания на средства облегчить их гражданский бюджет. Без сомнения, вопрос о бюджете не может стоять особняком, вне связи с политическими условиями русского владычества в крае; но в этом отношении очевидные последствия доказывают, что каждый лишний расход, допускаемый в управлении азиатской областью, составляет вместе с тем политическую ошибку.
Туркестан представляет чистую, беспримесную азиатскую окраину, а потому и в вопросе об управлении им не заключается большой сложности. Погрешности, допущенные в устройстве этой окраины, произошли от промахов одного лица; в них нет спутанности, истекающей из последовательного населения противоположных систем и взглядов: они так еще свежи, что исправление их не особенно затруднительно. Решать политические вопросы, подобные тому, каким образом связать эту страну с Россией органически, в Туркестане еще слишком рано; покуда достаточно сбавить, насколько можно, тягость государства и высвободить туземное население из-под «просветительного» начала, проводимого канцелярским способом. Все зависит от качеств лица, которое будет избрано для управления краем. Новому начальнику предстоит прежде всего выяснить местные доходы, определить действительно необходимые предметы расхода, устраняя те, которые называются у нас полезными, и сократить русскую администрацию до пределов, на которых кончается сознательное нравственное действие, не круша всего разом, дожидаясь для упразднения должностей естественного очищения вакансий, когда занимающие их люди безупречны. Серьезному начальнику трудно взять на себя одного всю эту ломку, и он потребует, вероятно, сенаторской ревизии[84]. Сокращая русскую администрацию на низших ступенях службы, необходимо заменять ее дешевой туземной, восстановить последнюю в прежнем, привычном народу виде. Самоуправление внизу распространено на всем Востоке и везде действует удовлетворительно. Если при том бывают злоупотребления, то они не вызывают жалоб и не касаются до нас. Неизбежная грязь мелкого азиатского управления не роняет величие владычествующего народа в глазах туземцев, покуда привычные взятки берут туземцы же, а не властелины еще более, — эта практическая истина составляет краеугольный камень европейского владычества в Азии. Новое управление должно начать естественно с собственного очищения от прежде нанесенного сора. Затем предстанет вопрос об определении поземельных прав, не в смысле размежевания по притязаниям туземцев, а с государственной точки зрения, с той точки, как смотрели на предмет князь Воронцов и князь Барятинский. Азиатские страны не похожи одна на другую как и европейские, и пригодное для одной может не годиться для другой; но условия русского владычества в каждом азиатском владении сходны в том, что мы не можем без собственного истощения держать край в руках посредством одних штыков и чиновников, не опираясь на властных и заинтересованных в нашу пользу союзников в среде самого населения. Вопросом же о землевладении преимущественно решается — кого мы принимаем в союзники. В кочевых туркестанских племенах сильно развито родословное начало, крайне неполитично нами подавленное; в оседлых нет родовой аристократии, но есть денежная, влиятельная в Азии, как и везде, которую можно заинтересовать в нашу пользу.
Управление Туркестаном, как и всякой вновь присоединяемой азиатской областью, можно будет считать устроенным окончательно тогда лишь, когда все местное управление и войска, необходимые для удержания чужеземного края в покорности, станут содержаться на его счет, без разорения жителей. Конечно, силы, назначаемые для войны против значительного внешнего неприятеля, не могут входить в этот счет; но сличение доходов края со стоимостью расположенных в нем войск показывает наглядно, что при должной экономии в местном управлении он может вынести тягость нынешнего своего военного бюджета. Без такого исхода обширное азиатское владение невозможно.
Вопрос о Кавказе несравненно сложнее. Он состоит из нескольких, мало даже связанных между собой вопросов: 1) О пригодности соединения под одной властью русских и чужеплеменных загорных областей. 2) О правильности одинакового законодательства для христианской и мусульманской половин Закавказского края. 3) О бюджете закавказского гражданского управления. 4) О Закавказье в военном отношении, как о двояком основании и для турецкой войны, и для действий за Каспийским морем. 5) О сохранении или упразднении звания наместника. Ранее какого-либо общего заключения каждый из этих вопросов должен быть взвешен отдельно.
Соединение под одной властью Северного и Южного Кавказа, т. е. русского края с азиатским, не было последствием какого-либо обсуженного правительством решения. В то время, когда русские войска вступили первые в Закавказье, предгорный Кавказ был такой же Азией, занятый почти исключительно ногайской ордой. Край этот постепенно заселялся и стал русским уже впоследствии; но тогда внутренняя война, охватившая горы с обеих сторон, требовала единства действий, а потому нельзя было думать о разделении. Вопрос этот выдвигается только теперь, при назначении на Кавказ первого начальника, посылаемого не для войны, а для управления; но тем не менее нельзя не видеть, что он выдвигается силой обстоятельств, а не чьим-либо личным усмотрением. Не может быть речи покуда о выделении из-под закавказского управления областей со сплошным азиатским населением, даже на северном склоне хребта, какова Чечня; но по какому поводу связывать в одно с чужеплеменным краем чисто русские земли: Ставропольскую губернию, кубанское и терское войско, когда между ними нет ничего общего? Управление там и здесь требует совсем иных приемов, к чему никакой человек не способен с полной отчетливостью. Около 1 300 000 русских людей находятся до сих пор на исключительном, бесправном положении, ради поддержания единства системы в наместничестве, — что чувствуется очень живо, доводит уже теперь, а скоро доведет в гораздо большей еще степени, до ропота и протестов со стороны населения. В правительственной практике обе половины наместничества, русская и инородческая, размежеваны уже между собой той мерой, что бюджет Северного Кавказа расписывается по сметам министерств, закавказский же составляет отдельную статью. Остается только признать в принципе деление, признаваемое на практике. Доводы поборников цельности наместничества положительно не выдерживают критики. Соединение под одним начальством войск, расположенных по обе стороны гор, не имеет ничего общего с гражданским управлением; корпуса действующей армии, подчиненные наместнику Царства Польского, квартировали в западных губерниях и Малороссии; донские полки служили массой на Кавказе, как служат теперь кубанские и терские. Единственное усложнение в этом вопросе представляет размежевание терского войска с чеченским населением, но усложнение, легко устранимое; река Сунджа служит естественной границей, от нее немудрено протянуть пограничную черту к устью Малки. По эту сторону останется несколько чеченских аулов, которые сами собой войдут в состав казачьего населения; по ту сторону останется несколько безземельных станиц 2-го владикавказского полка, которые будут рады выселиться. Пользы государства и права коренного русского населения не могут подчиняться соображениям о размежевании нескольких деревень. Надобно заметить при этом, что разрыв между кубанским и терским войском был в собственном сознании их делом совсем неудобным и что продолжать этот разрыв еще далее, оставляя терское войско при чужеземной окраине, значило бы подорвать одну из незаменимых русских сил — силу кавказского казачества.
