– Банк принят! Карты!..
Влажными руками Ален сдал две карты Прэнс-Линчу и две себе.
– Карту,- дрогнувшим голосом попросил Прэнс-Линч.
Ален выбросил ему карту. Надя бесстрастно следила за игрой. Он вопросительно посмотрел на нее и в ответ получил ободряющую улыбку. Прэнс-Линч открыл 10 бубен и 6 треф.
– Шесть,- объявил крупье.
– Семь,- взвизгнула Надя, не в силах сдержать эмоции.
– Семь – банк,- повторил крупье.
Он забрал шесть жетонов из стопки Гамильтона и аккуратно положил их перед Аленом.
– Вы хотите продолжать?- умирающим голосом спросил он у Нади.
– При такой удаче?!
Она рассмеялась и небрежным движением руки отправила весь выигрыш на середину стола.
– Сейчас увидим, на что они способны!
– Миллион двести тысяч франков в банке, господа. Миллион двести тысяч…
Ален низко опустил голову, моля Бога, чтобы никто не принял банк. Только теперь он заметил, что их стол окружила плотная толпа зрителей.
– Господа, миллион двести тысяч!- бесстрастным голосом повторил крупье.
Арнольд Хакетт и Гамильтон сделали вид, что очень заняты разговором между собой.
– Надя, можно вопрос?- спросил Луи Гольдман.- Кто из вас играет? Ты или месье?
Алену захотелось спрятаться под стол.
– Касса общая, дорогой,- ответила она нежнейшим голосом.- Ты не собираешься покончить жизнь самоубийством?
Гольдман расхохотался. Перед ним лежало всего лишь три жетона по 50 000. Он вытащил чековую книжку из кармана, нацарапал цифры и передал ее лакею, который бросился к кассе и тут же возвратился назад, сказав несколько слов на ухо распорядителю игры. Два лакея выложили перед Гольдманом стопку жетонов на 150 000 франков. Он бросил на пол погасшую сигарету, тут же прикурил очередную, не забыв в промежутке сделать глоток шампанского, посмотрел на Надю, затем перевел взгляд на Алена и, саркастически хохотнув, сказал:
– Банк!
Опасаясь, что руки могут его выдать, Ален положил две карты, предназначенные сопернику, перед собой. Крупье переправил их Гольдману.
Посмотрев их, он пробормотал:
– Еще…
Трясущимися руками Ален бросил ему карту и украдкой посмотрел свои.
– Девять,- произнес Гольдман.
Лицо Алена осунулось.
– Девять на понтер,- объявил крупье.
Ален открыл свои карты.
– Девять – банк. Поровну.
Толпа загудела.
– Последний кон,- объявил крупье.
Тыльной стороной ладони Ален вытер пот со лба. Единственным его желанием было вырваться из-за этого проклятого стола.
– Оставляем банк прежним?- вежливо спросила Надя у Луи Гольдмана.
Не успел он ответить, как раздался чей-то тихий голос:
– Мистер Гольдман, вы позволите мне?
Ален почувствовал, что сердце его может не выдержать. Сумасшедший, который хотел вступить в игру, был мужчина с тонкими чертами лица и узенькой полоской черных усов. Гольдман сделал великодушный жест рукой.
– Прошу, принц.
– Благодарю,- ответил тот.
Он пристально и вызывающе посмотрел на Надю. Алену захотелось убить его.
– Банк,- сказал принц, не сводя с нее глаз.
– Сдавайте,- шепнула Надя.
Алену показалось, что Надя занервничала.
Он вытащил две карты из колоды и положил их на стол. Крупье придвинул карты Хададу. Даже не взглянув на них, он сделал знак, что достаточно. Ошарашенный, Ален открыл свои.
– Восемь,- сказал крупье.- Восемь – банк.
Принц небрежно выбросил свои карты.
– Семь,- объявил крупье.
Ему пришлось дважды поработать гребком, прежде чем перед Аленом оказалось двенадцать жетонов по 100 000 франков каждый.
– Игра закончена, господа!
Все встали. Хадад обошел вокруг стола, поклонился Наде и любезным голосом, с волчьей улыбкой на лице, сказал:
– Примите мои поздравления, мадам! Надеюсь, вы не уклонитесь от реванша?
– Когда вам будет угодно,- холодно ответила Надя.
На Алена принц даже не взглянул. Надя взяла его под руку.
– Пойдем…
Ален хотел собрать жетоны, но Надя, улыбнувшись, сказала:
– Никто их не возьмет. Через четверть часа начнется новая партия.
Она повела его в сторону гриля.
На автомобильной стоянке казино три белых «роллса» стояли рядом.
– В чем заключается твоя работа в агентстве?- спросил Анджело Ла Стреза у Норберта.
Все трое шоферов были в расстегнутых пиджаках, без галстуков и форменных фуражек. Грум из казино подкатил к ним столик на колесиках с шампанским, холодной осетриной, сыром и ванильным мороженым.
– Я еще на работе,- сказал Норберт и, подцепив вилкой кусочек осетрины, положил его на бокал с шампанским, давая понять, что от спиртного отказывается.
– У тебя нелимитированный рабочий день?
– В принципе, да. Я всегда должен быть готов. Сколько ты уже работаешь у Прэнс-Линча?
– Гамильтона? Пять лет.
– Приятный он человек?
– Прохвост. Дай-ка мне твое шампанское. Спасибо. Он относится к тому типу людей, которые, улыбаясь, могут вспороть тебе живот.
– Ужасно!- прокомментировал Норберт.
– Мой еще хуже,- вступил в разговор Ричард Хэвенс.- Хакетт никогда не пошутит, не скажет доброго слова, не поблагодарит, ничего… Смотрит на меня как на ломовую лошадь.
– А его жена?- поинтересовался Анджело.
– Чуть лучше. Витает где-то… Ты разговариваешь с ней, а она всегда просит повторить еще раз. Они не трахаются уже лет тридцать, я полагаю… А он – ходок еще тот!
– В его-то возрасте?
– А что? Сколько раз, вместо так называемой работы, я возил его к телкам!
– Там, в Штатах, вы состоите в профсоюзе?- спросил Норберт.- Я имею в виду служащих фирмы.
– Я даже не знаю, есть ли у нас профсоюз. Профсоюз чего? Для чего? Чтобы гнуть спину на других? В Америке стоит щелкнуть пальцем, и ты получишь место, какое пожелаешь.
– Это так,- подтвердил уверенно Анджело.- Наша профессия нарасхват. Не хозяин тебя нанимает, а ты его выбираешь.
– Таким же образом обстоит дело и с прибавкой к жалованью. Два раза повторять не приходится, тут же получаешь.
– Ты просил у Хакетта?
– Да.
– У меня не так. Все решает она. Хочу сказать вам, что Гамильтон – под каблуком у своей женушки. Ох и неласковая же она, мамаша Эмилия! Ох и жадина! Ей кажется, что весь мир положил глаз на ее бабки. И дочь ее, Сара, такая же. Когда парни начинают вертеться вокруг нее, она думает, что только из-за ее капусты. Норберт встал со стула.