И еще: карета «скорой помощи» отсутствовала на своем месте – маленькой автостоянке перед лазаретом. Это удивило и напугало Луиса. Лазарет был оснащен для лечения любой болезни иди, при несчастном случае, для оказания первой помощи в полевых условиях: там имелось три хорошо оборудованных диагностических бокса, выходящих в большое фойе, и еще две палаты, каждая на пятнадцать коек. Хотя все это несколько напоминало театральную бутафорию. Если возникали серьезные проблемы, в Медицинском Центре Восточного Мэйна существовала амбулатория, готовая принять больных в случае эпидемии или кого-нибудь серьезно больного. Стив Мастертон – ассистент-психолог, который в первый раз провел Луиса по университету, показал Луису журнал за предыдущие два учебных года, показал с уместной гордостью: за все время у них было тридцать восемь пациентов, которым требовалось амбулаторное лечение.., не так уж плохо, если принять во внимание., что студентов десять тысяч, а все население университета – почти семнадцать.

Сегодня у Луиса был первый настоящий рабочий день, с вызовом «скорой помощи».

Луис припарковал свой автомобиль на стоянке у недавно обновленного знака, где теперь красовалась надпись: «Стоянка доктора Крида», и поспешил в лазарет.

Луис нашел миссис Чарлтон – седую, но гибкую женщину, которой было около пятидесяти, в первом диагностическом боксе. Она измеряла температуру девушке в джинсах и «топе». «Пациентка не так давно обгорела на солнце, – заметил Луис. – Кожа шелушится вовсю».

– Доброе утро, Джоан, – поздоровался он с медсестрой. – Где «скорая помощь»?

– Ох, у нас настоящая трагедия, но в общем.., все в порядке, – загадочно ответила Чарлтон, вынимая термометр изо рта студентки и рассматривая его показания. – Стив Мастертон приехал в семь утра и увидел огромную лужу под двигателем и передними колесами. Полетела какая-то трубка. И они увезли машину.

– Боже, – сказал Луис и почувствовал облегчение. Хорошо, что машину не угнали, как он решил сначала, услышав первые слова Главной Медсестры.

Джоан Чарлтон рассмеялась.

– Знаменитая Лужа Автомобилей Университета, – продолжала она. – Эта лужа появляется обычно в пятнадцатых числах декабря, обвязанная рождественскими ленточками. – Медсестра пристально посмотрела на студентку. – До лихорадки вам не хватает целых полградуса, – продолжала медсестра. – Возьмите пару таблеток аспирина, посидите в кафе или на аллее в тени.

Девушка встала, наградив Луиса быстрым, оценивающим взглядом, и вышла.

– Наш первый клиент в новом семестре, – кисло проговорила Чарлтон. Она стала встряхивать термометр с резким пощелкиванием.

– Вы не выглядите радостной.

– Знаю, я такой тип, – ответила она. – Но мы скоро столкнемся и с другим типом – спортсмены, которые играют так, что трещат кости, сухожилия и все остальное; они не хотят сидеть на скамье запасных, они – люди-машины, не хотят покидать поле, даже если подвергают опасности свою жизнь. Тогда вы захотите визита мисс, у которой полградуса не хватает до повышенной температуры… – Она кивнула головой на окно, где Луис увидел девушку с кожей, шелушащейся от солнечного ожога, идущую в направлении учебных корпусов. В боксе девушка производила впечатление, согласно которому ей было очень нехорошо, но она пытается не показать вида. Теперь она шагала бодро, ее бедра призывно покачивались, как у женщин, которые знают, перед кем вихлять задницей.., да и на самом деле ее задница была достойна того, чтоб на нее обратили внимание. – Вот ваш основной тип – ипохондрики, коллега. – Чарлтон опустила термометр в стерилизатор. – Мы видим ее несколько десятков раз за год. Ее визиты учащаются перед началом зачетной недели. За неделю, или около того до экзаменов, она убеждает себя, что у нее воспаление одного или обоих легких. Бронхит – наполовину сданные позиции. Потом она пролетает на пяти или шести экзаменах, где преподаватели пользуются словами, какими они обычно пользуются в курилке.., чтоб дать от ворот поворот. Таких дамочек всегда тошнит, когда им сообщают о начале зачетной недели или о том, что необходимо отработать пропуски перед тем как сесть писать экзаменационное сочинение.

– По-моему, сегодня утром мы чересчур циничны, – заметил Луис. Он был, если точнее сказать, в несколько затруднительном положении.

Сестра подмигнула ему, и Луису пришлось улыбнуться в ответ.

– Я никогда не принимаю их проблем близко к сердцу. И вам не советую.

– Где сейчас Стивен?

– В своем кабинете отвечает на почту и пытается прикинуть, какая из рубашек лучше всего подходит под эмблему темно-синего креста на голубом фоне9, – ответила она.

Луис вышел. Цинизм миссис Чарлтон был ему непонятен.

Луис приятно чувствовал себя в новой должности.

«Оглянись назад, – подумал Луис, – когда только я мог мечтать обо всем этом?» И тут-то и начался тот кошмар. Он начался около десяти, когда в лазарет принесли умирающего Виктора Ласкова.

До тех пор все было спокойно. В девять, через полчаса после появления Луиса, заявились две практиканточки, работавшие с девяти до трех утра. Луис дал каждой по пончику и по чашечке кофе, поговорил с ними минут пятнадцать о чем-то отвлеченном. Потом постучалась миссис Чарлтон. Когда практикантки проскочили мимо Старшей Медсестры, выходя из кабинета Луиса, он услышал ее вопрос:

– У вас нет аллергии на бл…й и тошнотворных баб? Ничего, вы еще в избытке увидите и тех и других.

– Боже, – прошептал Луис и прикрыл глаза. Но он улыбался. Упрямство старого ребенка, такого как миссис Чарлтон, не всегда помеха.

Луис начал, дорисовывая, удлинять крест на бланке для заказа комплекта наркотических лекарств и медицинского оборудования («Каждый год, – агрессивно выступал Стив Мастертон по поводу медицинского оборудования. – Каждый долбаный год одно и то же. Полностью укомплектованный операционный комплект для пересадки сердца за какие-нибудь восемь миллионов долларов! Это же мелочи!»), а потом полностью окунулся в работу, думая о том, как хорошо было бы опрокинуть чашечку кофе, когда из фойе донеслись крики Мастертона:

– Луис! Выходите! Случилась беда!

Почти панический голос Мастертона заставил Луиса поторопиться. Он перевернул свой стул, словно собирался исследовать его. Крик, пронзительный и резкий, как звон разбитого стекла, донесся вслед за воплями Мастертона. Последовала звонкая пощечина, после чего раздался голос Чарлтон:

– Прекратите орать или убирайтесь к черту! Немедленно прекратите!

Луис ворвался в приемный покой, и первое, что он увидел, – кровь. Там было много крови. Одна из практиканток всхлипывала. Другая, бледная, как полотно, прижимала руки к уголкам рта, искривив губы в большой, вызывающей отвращение усмешке. Мастертон стоял на коленях, поддерживая голову юноши, лежавшего на полу.

Стив посмотрел на Луиса, глаза мрачные, расширенные и испуганные. Он пытался говорить, но слова не могли сорваться с его языка.

Люди собрались у Студенческого Медицинского Центра за большими стеклянными дверьми, всматриваясь через них, прижимая руки к лицам, чтобы заглянуть внутрь. Воображение Луиса вызвало безумно подходящее воспоминание. Ребенком, не более шести лет, он сидел в гостиной с мамой (скоро она должна была отправиться на работу), смотрел телевизор. Показывали старое, «вчерашнее» шоу с Дэвидом Гарровэйем. Снаружи стояли люди, изумленно глядели на Дэвида, Фрэнка Блайра и доброго, старого Дж. Фреда Миггса. Луис оглянулся и увидел людей, стоящих у окон и смотревших телешоу по их телевизору. Ему нужно было что-то сделать со стеклянными дверьми лазарета…

– Задерните занавески! – фыркнул он на практикантку, которая всхлипывала.

Когда она немедленно не подчинилась, Чарлтон дала ей пощечину.

– Быстро, девочка!

Практикантка начала двигаться. Через мгновение зеленые занавеси закрыли окна. Чарлтон и Стив Мастертон жались к дверям, косясь на умирающего.