Джад поднял нож.

– Подойди, и я тебе приложу этой штукой. Мы еще посмотрим, кто кого выеб…

– Норма мертва, и тебя оплакивать будет некому, – сказал Гадж. – Она-то была дешевой подтиркой. Она перееб…сь, со всеми твоими друзьями, Джад. Она им и через жопу давала. Это она любила особенно. Она теперь горит в Аду, вместе со своим артритом и всем остальным. Я видел ее там, Джад. Я видел ее там.

Тварь сделала два нетвердых шага к старику; ботиночки чудовища оставляли грязный след на линолеуме. Тварь выставила одну руку вперед, словно хотела дотянуться до старика, а другую прятала за спину.

– Послушай, Джад, – прошептало чудовище… и потом, открыв ротик, обнажив молочные зубки, хоть губы и не двигались, оно заговорило другим голосом, который вырывался из чрева существа… приглушенный голос, доносившийся издалека, голос Нормы:

– Я смеялась над тобой, Джад! Мы все смеялись над тобой! Ах, как мы смеееееееяяялись…

– Заткнись! – нож в руке Джада задрожал.

– Мы занимались этим в нашей кроватке. Я и Гек. Я и с Джорджем была и со всеми остальными. Я все знала о твоих девках, но ты-то не знал, что женат на бляди. И как же мы все смеялись, Джад! Мы еб…сь, и смеялись над…

– Заткнись! – завопил Джад. Он прыгнул на крошечную, качающуюся фигурку в грязном костюмчике строгого покроя. Из темноты вылетел кот и замер перед Джадом, сжимавшим мясницкий нож. Кот шипел, его уши были прижаты к черепу. Нож выскользнул из руки старика. Упав, он скользнул по искривленному и выцветшему линолеуму, закрутился. Со звоном он ударился об плинтус и отлетел под холодильник.

Джад понял, что снова свалял дурака. Единственное утешение, что в последний раз. Кот встал на задние лапы; пасть открыта, глаза сверкают. Он шипел, словно чайник. И тогда Гадж бросился на старика, по-прежнему усмехаясь и выпучив глаза. Его правая рука вынырнула из-за спины, и Джад увидел, что Гадж сжимает в ней скальпель из саквояжа Луиса.

– О, дорогой Иисус, – только и смог выговорить Джад, а потом, извернувшись, подставил правую руку, защищаясь от удара. У него возникло ощущение… точно в голове что-то вспыхнуло… Старик никак не мог понять, почему скальпель одновременно торчит с обеих сторон его ладони. Потом что– то теплое брызнуло ему в лицо, и он понял.

– Ух, как я натяну тебя, старик! – тварь в облике Гаджа сдавленно захихикала, выдохнув отравленный воздух в лицо старику. – Ох, как я вые.., тебя сейчас! Как я всех вас достану!.. Я… хочу этого!

Джад метнулся и поймал запястье Гаджа. Под его пальцами кожа с ручки ребенка соскользнула, словно перчатка.

Скальпель дернулся в руке старика, оставив глубокую рану.

– Всех… вас я… хочу…

Скальпель снова обрушился на Джада.

Снова…

…и снова.

– А теперь попробуйте, мэм, – сказал водитель грузовика. Он выглянул из-под поднятого капота машины, которую Речел взяла напрокат.

Речел повернула ключ зажигания. Мотор «Чеветты» заревел, оживая. Водитель грузовика опустил капот и подошел к дверце водителя, вытирая руки большим синим носовым платком. У него было приятное, открытое лицо. Шапочка «Водителей Грузовиков Дусарт» была одета задом наперед.

– Большое спасибо, – сказала Речел, готовая расплакаться. – Я не знаю, чем я могла бы отблагодарить вас.

– Да любой ребенок исправил бы это, – сказал водитель грузовика. – Странная поломка. Никогда ничего подобного не видел, особенно у новой машины.

– Почему? А что же там было?

– Отсоединилась одна из клемм аккумулятора. Ведь никто же не мог ее открутить, так?

– Никто не мог, – согласилась Речел, а сама подумала о том, что чувствовала ночью, о гигантской резинке, гигантской рогатке.

– Может, так получилось, когда вы ударились. Я так думаю. Но больше с этим у вас неприятностей не будет. Я крепко закрепил контакты.

– Сколько я вам должна? – робко спросила Речел. Водитель грузовика рассмеялся, словно бык проревел.

– Не надо мне ничего, дамочка, – сказал он. – Наши парни – рыцари дорог, запомните!

Она улыбнулась.

– Хорошо – большое вам спасибо.

– Большое пожалуйста, – он улыбнулся ей, неуместно, наигранно. Первые лучи солнца расцветили горизонт на востоке.

Речел улыбнулась в ответ и осторожно выехала со стоянки станции техобслуживания. Посмотрев в обе стороны на всякий случай, она выехала на шоссе и через пять минут была на развилке, в том месте, где свернула с дороги на север выпить кофе. Кофе помог больше, чем она думала. Она чувствовала себя полностью проснувшейся. Никакой дремоты. Ее глаза совсем не устали. Но у Речел осталось такое впечатление, что ее погладили против шерсти, ей казалось, что ею манипулируют какие-то силы. Отвалившийся контакт аккумулятора…

Но больше никаких задержек…

Она нервно засмеялась. А не опоздала ли она?

Что-то непоправимое уже случилось.

Глупо. Смешно. Но Речел стала гнать машину все быстрое и быстрее.

В пять часов, когда Джад попытался отразить первый удар скальпеля, взятого из черного саквояжа его хорошего друга доктора Луиса Крида; когда дочь Луиса Крида проснулась, вскочила с кровати с криком, испугавшись кошмара, который тут же милосердно растаял, Речел миновала поворот и проехала по улице Хаммонд неподалеку от кладбища, где в гробу ее сына вместо тела Гаджа Лежал заступ. Она проехала по мосту между Бревером и Бангором. В пять пятнадцать она уже мчалась по 15 шоссе в Ладлоу.

Она решила пойти прямо к Джаду и потребовать, чтобы он выполнил свое обещание. На дорожке перед ее домом «Цивика» не было, и хотя Речел и подумала, что машина может быть в гараже, дом выглядел спящим, пустым. Ничего не подсказывало ей, что Луис уже дома.

Речел припарковалась возле дома Джада и вылезла из «Чеветты», осторожно оглядевшись. Трава стала тяжелой от росы, искрящейся в утренних лучах солнца. Где-то пропела птица, а потом наступила тишина. Только несколько раз в детстве, просыпаясь на заре, не потому что надо, а просто так, она чувствовала себя так одиноко и испытывала такой душевный подъем – парадоксальное ощущение смеси нового и старого. Но в это утро она не ощутила ничего чистого и хорошего. Было только постоянное, давящее чувство, от которого она не могла избавиться с момента тяжелой утраты.

Речел поднялась по ступенькам и остановилась у двери, ведущей на веранду, не позвонив в старомодный звоночек над дверью. Когда она увидела звоночек в первый раз, она была очарована, да и Луис тоже. Знаете, такой звоночек поворачиваете, потом отпускаете и раздается музыкальный звук – архаичный и восхитительный.

Речел вначале потянулась было к звонку, но потом ее взгляд скользнул на половик, лежащий на ступеньках, и она нахмурилась. По половичку тянулась цепочка грязных следов. Оглядевшись, Речел увидела, что следы ведут прямо к двери. Очень маленькие такие следы. Детские следы – так они выглядели. Но ведь Речел вела машину всю ночь, и нигде никакого дождя не было. Ветер был, дождя не было.

Она долго смотрела на следы – на самом деле долго… а потом с удивлением обнаружила, что у нее нет сил звонить в звонок. Рука Речел упала, словно омертвевшая.

«Я предвидела все это. Предвидела, что звонок не сможет нарушить этой тишины. Джад, скорее всего, улегся спать, после всего, что случилось. Звонок разбудит его…»

Но почему же она испугалась? Нервы Речел были напряжены до предела, страх засел глубоко в ней, с тех пор как она поняла, что кто-то пытается усыпить ее, а сейчас появился другой, сильный страх… что-то связанное исключительно с этими маленькими следами. Следами, размер которых…

Она попыталась отогнать эту мысль, но ей не удалось. Слишком поздно, соответствовал размеру ботиночек Гаджа. Остановить это. Но как ты сможешь это остановить? Пересилив себя, она потянулась и позвонила. Звук оказался даже громче, чем она предполагала, и совсем не музыкальный… грубый, скрипучий крик в тишине. Речел отскочила, нервно хихикнув, хотя во всем этом не было ничего смешного. Она ждала шагов Джада, но никаких шагов не было. Стояла тишина, полная тишина; Речел начала спорить сама с собой: стоит или нет снова звонить в этот звонок, а потом из-за двери послышался звук – звук, который Речел не ожидала услышать.