Часа четыре Луис смотрел телевизор, до восьми, плюс-минус полчаса. Передавали какое-то комедийное шоу. Луис решил, что очень много времени прошло с тех пор, как он спокойно, без перерыва, в таких количествах смотрел телевизор.

В Чикаго завывала Дора Голдмен:

– Лететь назад? Дорогая, почему ты хочешь лететь назад? Ты должна остаться здесь.

В Ладлоу, Джад Крандолл сидел у окна, курил и пил пиво, вспоминая прошлое и ожидая возвращения Луиса. Рано или поздно, Луис вернется домой, как в старых фильмах, всегда возвращается домой собака Лесси. Существовал и другой путь к Хладбищу Домашних Любимцев и к тому, что лежит за ним, но Луис не знал об этом. Если он решит сделать это, он вынужден будет отправиться в дорогу, избрав местом старта задний двор своего дома.

А Луис думал не о том, что будет. Луис сидел и смотрел телевизор. Раньше он никогда не видел этот телесериал, но слышал неопределенные рассказы: черная семья, белая семья, белый маленький ребенок, который был грубее богатых взрослых, с которыми жил, прислуга, женщина, вышедшая замуж, разведенная женщина… Луис смотрел эту жвачку, сидя в кресле, и, время от времени, он поглядывал за окно в ветреную ночь.

Когда по телевизору объявили, что уже одиннадцать часов, Луис выключил телевизор и начал воплощать в жизнь свои планы. Возможно, в это мгновение он видел перед собой бейсбольную шапочку Гаджа, лежащую на дороге, пропитанную кровью. Снова ему стало холодно, еще холоднее, чем раньше, но кроме холода было что-то еще.., тлеющие угли нетерпения, любви и вожделения. Не важно. Эти чувства согрели его от холода и спасли от ветра. Посмотрев на свою «Хонду», Луис почувствовал, что, может, Джад и прав, говоря о растущей силе того места; Луис чувствовал сейчас какую-то силу, которая вела его (или подталкивала), и он удивлялся.

«Смогу ли я остановиться? Смогу ли я остановиться, если даже захочу?»

– Чего ты хочешь? – снова спросила Дора. – Речел.., ты расстроена.., тебе надо выспаться…

Речел только покачала головой. Она не объяснила своей матери, почему хотела вернуться назад. Желание вернуться нарастало в ней, словно поднимался ветер – легкое движение в траве, больше ничего; потом воздух начинал двигаться быстрее и быстрее, порывы превратились в сверхъестественный вихрь, дом затрясся и Речел показалось, что это ураган, а если ветер станет еще сильнее, он все сметет на своем пути. В Чикаго было шесть часов. В Бангоре Луис ел безвкусный обед, а Речел и Элли только слегка прикоснулись к еде. Речел подняла глаза от тарелки и обнаружила, что Элли внимательно смотрит на нее, словно спрашивая, что там за неприятности у папочки? Может, она может чем-то помочь в меру своих детских способностей?

Речел ждала, когда зазвонит телефон, позвонит Джад и скажет, что Луис вернулся домой. Один раз телефон и правда позвонил… Речел вскочила, Элли едва не разлила стакан с молоком, но звонили Доре. Звонила приятельница Доры по бридж-клубу, хотела узнать, вернулась ли Дора и как у нее идут дела.

Голдмены и Речел с Элли пили кофе, когда Речел, неожиданно отбросив салфетку, встала и заявила:

– Мама.., папа.., извините, но я еду домой. Если будет самолет, я улечу этой ночью…

Голдмены удивленно посмотрели на нее. Элли закрыла глаза, явно почувствовав облегчение… Это было бы даже смешно, если бы кожа Речел не приобрела воскового оттенка.

Голдмены не понимали, и Речел не могла больше ничего объяснить; не могла рассказать ничего, кроме ощущения этих порывов ветра, теперь таких слабых, что едва ли они могли заставить покачнуться даже тонкую травинку. Она не верила в то, что Элли получила известие от мертвого Виктора Паскова, но этот факт отложился к нее в памяти.

– Речел, дорогая, – медленно заговорил ее отец, дружелюбно заговорил, так дружелюбно, как только мог говорить тот, кто пытается успокоиться и не впасть в истерику. – Причина всего – смерть твоего сына. Ты и Элли должны хорошо понимать это, и кто может вас в чем-то обвинить? Но ты сделаешь только хуже, если попытаешься…

Речел не ответила ему. Она подошла к телефону, нашла «Аэропорт» в желтом справочнике и набрала номер, в то время как Дора стояла рядом и говорила ей, чтобы она даже не думала об этом; они даже говорить об этом не хотят.., а за ее спиной, насупившись, стояла Элли.., и присутствие дочери придавало храбрости Речел.

– Аэропорт, – легко произнес голос на другом конце провода. – Меня зовут Ким. Чем я могу помочь вам?

– Надеюсь, чем-нибудь да сможете, – ответила Речел. – Мне этой ночью обязательно нужно попасть из Чикаго в Бангор. Я боюсь.., это крайне необходимо. Можете ли вы зарезервировать место для меня?

Ким ответил с сомнением:

– Да, мэм. Но это будет дорого…

– Тогда, пожалуйста, зарезервируйте, – попросила Речел немного хрипло. – Денег у меня хватит.

– Да, мэм. Подождите, пожалуйста, – на другом конце провода трубку отложили в сторону.

Речел закрыла глаза и через мгновение почувствовала прикосновение чьей-то холодной руки. Она открыла глаза и увидела, что рядом с ней стоит Элли. Ирвин и Дора стояли чуть подальше и спокойно о чем-то говорили, глядя на них: «Так смотрят на людей обычно тогда, когда считают их лунатиками». Речел охватило тяжелое предчувствие. Собрав все свое мужество, она улыбнулась Элли.

– Не дай им остановить тебя, мамочка, – сказала Элли низким голосом. – Пожалуйста.

– Не остановят, моя старшенькая… – сказала Речел, а потом содрогнулась.., они стали называть Элли «старшенькой», когда родился Гадж. Но кому же теперь она может быть старшей сестрой?

– Спасибо, – сказала Элли.

– Это очень важно, ведь так?

Элли кивнула.

– Дорогая, я верю тебе. Но ты поможешь мне, если не станешь больше говорить. Это же был всего лишь сон?

– Нет, – возразила Элли. – Не только.., нечто большее. Это пронизывает меня. Разве ты не чувствуешь, мамочка? Что-то похожее…

– Что-то похожее на ветер?

Элли согласно вздохнула, кивнув.

– Но ты не знаешь, что это? Ты не помнишь, что тебе снилось?

Элли серьезно задумалась, а потом неохотно покачала головой.

– Папочка, Черч. И Гадж. Я не все помню. Но я не помню, что их связывает, мамочка. Я не помню…

Речел крепко обняла ее.

– Все будет хорошо, – сказала она, но тяжесть на сердце не исчезла.

– Да? – удивилась Речел, прижав к уху телефонную трубку и по-прежнему прижимая к себе Элли.

– Я думаю, мы сможем доставить вас в Бангор, мэм, но вы прилетите поздно ночью. Устроит?

– Не важно, – ответила Речел.

– У вас есть ручка? Вам надо записать.

– Да. Я готова, – сказала Речел, взяв карандаш. Она приготовилась писать на обратной стороне конверта, лежащего возле телефона.

Речел внимательно слушала, записывая цифры. Кончив разговаривать по телефону, она сложила буквой "о" указательный и большой палец и показала Элли. Все в порядке. «Точнее, скорее всего, все в порядке, – поправилась она. – Некоторые моменты выглядели достаточно сомнительно.., особенно одна пересадка».

– Запишите все на счет, – сказала Речел. – И благодарю вас.

Служащий записал имя Речел и номер ее кредитной карточки. Когда Речел, наконец, повесила трубку, у нее дрожали руки.

– Папа, ты отвезешь меня в аэропорт?

– Может быть, я должен сказать «нет», – заявил Голдмен. – Я думаю, я возьму всю ответственность на себя. В конце концов, это – безумие…

– Ты не посмеешь остановить маму! – закричала Элли. – Это не безумие. Нет!

Голдмен моргнул и отступил.

– Отвези ее, Ирвин, – спокойно сказала Дора в наступившей тишине. – Я тоже начинаю нервничать. Я тоже почувствовала бы себя лучше, если бы узнала, что у Луиса все в порядке.

Голдмен посмотрел на жену и потом повернулся к Речел.

– Я отвезу тебя, если ты хочешь, – сказал он. Я… Речел, я поеду с тобой, раз ты так хочешь.

Речел покачала головой.

– Спасибо, папа, но там вряд ли будет второй билет. Такое впечатление, что Бог зарезервировал тот билет специально для меня.