Алла, вопросительно подняла бровь, глядя на мужа.
— Я не хочу видеть его здесь, да и Лизе сейчас это не нужно. — Перевела дыхание, нетерпеливо сминая руки.
— Я убедил его больше не приходить.
— Это тогда, когда твой племянник буквально ломая двери, ворвался в ее палату? Никита, учти, если я вновь увижу его возле своей девочки, я сделаю все, что бы он на метр к ней не приближался. — Алла встала, крупными шагами измеряя площадь палаты. Нервно расхаживая вдоль постели дочери, вновь бросила полон негодования взгляд на мужа.
— Что ты ему сказал?
— Ничего, что ты подумала. Андрею нечего знать, что Лиза… что ребенок вообще существовал. — Встретился с женой взглядом, видя вместо знакомой тихой женщины разъяренную тигрицу перед собой. — Он думает, что у нее как и в прошлый раз просто сдали нервы, ничего такого…
— Прошлый раз! — Злобно перекривила Никиту, усаживаясь рядом. — Я прекрасно помню прошлый раз, когда не смотря на мое негодование, этот мужчина нагло ворвался в ее палату. Благо, Лизочка спала и не помнит его так называемого визита!
— Ты не права. Алл, Андрей ничего не знал, он никогда бы не сделал Лизе плохо.
— Он женат! — Гневно перебила мужа, украдкой взглянув на дочь, дабы та не услышала их перепалки. — Вот пусть и катиться к своей жене. А Лиза? Она должна забыть его имя. Забыть навсегда. — На мгновение Никите показалось, что сквозь обиду за дочь, в голосе жены прозвучало еще что-то, касающееся личной ее неприязни к его племяннику.
— Это я предложил ему жениться. — Жена удивленно вскинула светлую бровь, непонимающе глядя на мужчину. — Неужели не понимаешь, зачем? — Пристальный взгляд синих глаз, и Алла согласно кивнула.
— Но он видимо не сильно-то и сопротивлялся! — Ехидный тон, когда она вновь заговорила. — Конечно, твой племяш стало быть выиграл двойной джекпот. Отхватив себе набитого пачками зеленых дядю, теперь приобрел обеспеченную красавицу — жену!
— Андрею наплевать на мои деньги, он не такой человек и ты совершенно его не знаешь! — Нападки жены порядком поднадоели, и, пытаясь говорить шепотом, он лишь раздраженно прошипел последнее.
— А ты? Никит, как хорошо его знаешь ты?! Да без году неделю! Возможно, это очередной проходимец, который просто пытается наживиться!
— Мы сделала анализ. Он все подтвердил. — Безапелляционные фразы, брошенные в унисон сердцу. Алла напряглась, видимо до последнего не верив в родство мужа с молодым, так похожим на него мужчину, теперь медленно пыталась переосмыслить ситуацию.
— Все равно, ты не можешь вот так безоговорочно ему доверять. Никит, он пол жизни провел в детском доме, а это клеймо. Ты же понимаешь, такие заведения навсегда ломают психику ребенка. Он уже не тот пятилетний мальчишка, которого ты потерял 25 лет назад.
— Для меня ничего не изменилось. — Никита устало опустил плечи, решив, что дурацки спор пора уже и кончать. — Для меня он навсегда останется моим единственным племянником. Я упустил эти 25 лет, и я должен их наверстать.
— Да ты ничего ему не должен! — Вновь повысила голос, не понимая, как муж не может внимать ее веским аргументам. — Ты и так отдал ему немалое — половину бизнеса, над которым сам горбатился большую часть своей жизни!
— Это часть дела его отца! — Тоже сорвался, тотчас взглянул на Лизу. Та неподвижно лежала, сквозь тонкую простынь видел равномерное колыхание грудной клетки дочери. — Это часть Саши, и я отдал Андрею то, что по праву должно было принадлежать ему много лет назад. Алла, — пытаясь успокоиться, дабы не вывести жену в холл и не тряхнуть хорошенько, сбавил тон. По привычке вновь посмотрел на Лизу, аккуратно касаясь кончиками пальцев светлой путаницы волос, тихонько распутал. Словно ангел, маленький беззащитный котенок, совсем как в детстве. Никита наклонился, повыше запахивая хрупкое тело простыней, натягивая сползший плед к груди. — Вот странная штука бывает жизнь… — Мужчина замолчал, ласково вглядываясь в любимые черточки лица дочери. — Лиза смогла унаследовать мой характер, не взяв от меня ничего из внешности.
Мягко улыбнулся, продолжая невесомо теребить между пальцев кончики светлых волос, не видя, как вздрогнув, изменилась в лице и побледнела его жена.
Она не заметила, как вдруг стало темно, как ночная мгла охватила все ее существо, затмив ее существованье. Не было больше радости, не было былого счастья, не было даже грусти, злости, неясности и обид — сплошная пустота, полное безразличие внутри и апатия снаружи. Вначале месяц бесполезного валянья в больнице, от чего ей раньше хотелось бы выть волком, теперь было просто безразлично.
"Выкидыш…", — сожалеющая улыбка врача, мужчины неопределенного возраста с намечающимися залысинами и уже успевшим отвиснуть брюшком, маска на лице, которую он всегда одевал, сообщая молодым женщинам о прерванной беременности. "Постоянные стрессы, нервы, а это огромный вред для организма. Что же вы хотели?…", — после того, как она забилась в дикой истерике, выкрикивал доктор, пока отец буквально за шиворот не вытащил мужчину из палаты. На следующий день ее лечащим доктором стала женщина слегка за тридцать, с безупречной репутацией и большими, явно сочувствующими пациентке глазами. Не помогло. Еще 15 дней Лиза провалялась в больнице уже с натуральным нервным срывом.
"Выкидыш…", приговор на всю жизнь. Знать, что где-то внутри тебя миг за мигом развивается новая человеческая жизнь, крохотные ручки и ножки, формируется маленькое сердечко, которое как наручные часики стучит, разгоняя кровь по крохотному тельцу. Реснички, бровки, пуговка — носик и пустой, такой смешной и совершенно беззубый ротик, требующий к себе материнского внимания и молока. Искусанная до крови губа, и Лиза в очередной раз, что бы не сойти сума, сильнее впилась зубами в плоть, тут же ощутив во рту приторный вкус крови. Хотя какое там "не сойти"? Она уже давно это сделала, впервые прикутая к больничной койке услышав холодное "Сожалею. У вас выкидыш". Доктор сожалел… А она? Она медленно погружалась в эту тьму, и единственным спасением являлся только сон, в котором она забивалась только под действием сильнейших препаратов.
Нет больше мира, ради которого она жила, нет больше крохотной жизни внутри, нет света, нет радости, нет маленького комка жизни отражающегося на экране аппарата УЗИ, нет больше ее…
Она имела в это жизни ошибку полюбить, и жестоко за это заплатила. Андрей… при упоминании о нем новая гримаса боли исказила осунувшееся лицо молодой девушки. Он все же обманул ее…обещал никогда не оставлять и ушел, забрав с собой самое дорогое, что ненароком сумел подарить в единственную ночь ее счастья.
Лиза оглянулась в поисках новой сигареты, тлеющий окурок в пальцах больно обжег кожу, оставив на ней свой след. Какую по счету сигару она выкурила, было попросту наплевать. Переполненная пепельница с еще дымящимися окурками, явно свидетельствовала — много. Она не просто пропускала сквозь внутренности этот едкий дым, она вбирала его в себя, пропитывая каждую клеточку своего существа — быстро, залпом, жадно. Сигарета за сигаретой, отчего уже порядком стала кружиться голова и сводить спазмом пустой желудок, а ей было все равно. С того самого дня, когда она узнала, что осталась совсем одна, ей на многое стало наплевать. В первую очередь на свою жизнь. Родители? Они молча проходили мимо, слыша тихие ночные всхлипы за дверью дочери и запах дыма, которым был пропитан весь дом. Просто решили, что так будет лучше, не тревожить ее своими нотациями, пытаясь вызвать откровение. Они дали возможность Лизе самой пережить свою боль, внутри прося Бога, что бы их девочка пришла поделиться своим горем. Поначалу Алла как безумная рвалась в запертую дверь Лизиной комнаты, умоляя дочь открыть ей дверь. Тогда Никита, боясь непоправимого, с силой выломал ее дверь. Лиза сидела на подоконнике пустым взглядом уставившись в открытое окно, вся комната словно дешевый кабак пропитана дымом, внизу возле подоконника красовалась целая куча тлеющих окурков. Алла схватилась за голову, пытаясь оттащить дочь от окна. А та, словно под действием чего-то, послушно поплелась следом. Даже когда отец бережно укладывал ее на разбросанную постель, просто отвернулась к стене, по-прежнему сохраняя молчание. В тот вечер Никита сразу же обратился к врачу, увиденное оказалось взаимодействием транквилизаторов и никотина. Теперь Лизе приходилось засыпать самостоятельно, в тот же день разноцветные пилюли по рецепту были строжайше запрещены. Алла с Никитой видели, как до утра Лиза ворочается в постели, тихие завывания за дверью вначале сменились вот этой завесой дыма и свечением ночника у постели. Она никуда не ходила, просто дни напролет проживала взаперти. Собственноручно себя изолируя. Пробовали убедить поговорить с психологом — вновь стена отчуждения, сквозь которую пройти было не возможно. Их дочь ускользала от них, и они ничего не могли поделать…
