От вида льющейся воды мне вновь нестерпимо захотелось в уборную. Подхватив валявшийся на полу автомат, я бросился к двери, выскочил наружу и, как и говорила до этого Анна, помочился прямо под дверью, забыв о предупреждении брата, что какая-нибудь тварь может наброситься на меня из-под днища. Впрочем, Сергей, а после него и мы, постарались на славу, и вокруг, кроме истекающих кровью омерзительных трупов, не было ни одного исчадия Зоны.

Не успел я застегнуться, как из кузова выпрыгнул Штейн, который, как и я, не стал отбегать далеко — тоже, думаю, не из-за чувства опасности.

Я быстро забрался в вездеход и сказал Анне:

— Давай, иди тоже, я посижу с ним.

— Чего со мной сидеть, — пробормотал, открывая глаза, Серега. — Вы мне лучше тоже выбраться помогите, а то ведь устрою тут всемирный потоп…

— А ты как вообще? — спросил я, обрадовавшись, что брат не только пребывает в сознании, но и пытается шутить.

— Я нормально. Голова пройдет, а вот мочевой пузырь, если лопнет…

— Сейчас, сейчас! — заметался я. Анна уже выбралась наружу, зато в кузов как раз забирался Штейн, которого я тут же и призвал на помощь. С ним вместе мы подняли Сергея на ноги и вывели его наружу.

Анны видно не было. Я окликнул ее и, услышав в ответ голос девчонки, успокоился. К тому времени, когда она вернулась к вездеходу, управился со своими делами и Серега.

— Спасибо, — сказал он, бросив на нее быстрый взгляд и тут же отведя глаза в сторону.

— За что? — нахмурилась, ожидая новый подвох, Анна.

— За твои пилюли. Здорово они помогают. В это раз даже быстрее оклемался.

— В этот раз я дала тебе сразу две, все-таки ты сил куда больше потратил. И пилюли это не мои, они есть в каждой аптечке, в твоей, кстати, тоже. Я тебе покажу. Потом, если что, сам будешь пользоваться. А спасибо как раз не мне, а тебе. Выручил нас.

— Точнее, наши мочевые пузыри, — усмехнулся брат, по-прежнему не глядя на девушку. — Но у меня на сей раз все даже как-то проще получилось. Если бы тварей не было так много, то я бы, наверное, даже не вырубился. Привыкаю, наверное.

— Неплохая привычка, — кивнула Анна, направляясь к двери. — И очень, между нами, девочками, полезная.

Позавтракали мы быстро, а потом, оставив протестующего Сергея окончательно приходить в себя, втроем отправились чинить гусеницу. Точнее, ремонтом занимались мы со Штейном, Анна же с винтовкой в руках озиралась вокруг, охраняя нас от нападения еще какой-нибудь гадости.

Лопнувший трак — отдохнувшие, при свете дня — мы поменяли на удивление быстро. Мне это показалось хорошим предзнаменованием. Появилась даже определенная надежда, что если все и дальше пойдет столь же хорошо, то уже сегодня мы с братом сможем попасть домой. Правда, я сразу попытался прогнать эту надежду подальше — очень уж тяжелым бывает потом разочарование в случае неудачи, — но далеко она уходить не захотела, так и крутилась неподалеку, на задворках моего подсознания.

Завелся вездеход тоже сразу, хоть и по-прежнему лихорадочно продолжал тарахтеть и трястись. Но ведь и ехать нам, судя по всему, оставалось недолго, так что меня это не особенно расстроило. Правда, я тут же вспомнил, что это для меня и Сереги путешествие может скоро закончиться, но ведь в Зоне останутся Анна и Штейн, которым придется еще выбираться из Темной долины. Настроение у меня снова испортилось. Даже не знаю, от чего больше — из-за того, что я лишний раз убедился в истинной сущности своей эгоистичной душонки, либо из-за неизбежности скорого расставания с новыми друзьями. Скорее всего, от того и другого вместе.

Прежде чем ехать, Анна еще раз сходила к «жарке» и снова проверила болтами ее границы, поскольку аномалии, как я уже знал из ее прежних рассказов, имели свойство менять свое местоположение. В Зоне вообще, насколько я понял, не существовало ничего постоянного и незыблемого. Таковой оставалась разве что ее подлая суть, но это являлось скорее философской, нежели практической проблемой, а философия интересовала сейчас меня меньше всего. И когда мы наконец тронулись, я почувствовал непередаваемое облегчение — насколько все-таки лучше двигаться, приближаясь к цели не только мысленно, но и реально, чем пусть даже и действовать в интересах этой же цели, но физически притом оставаться на месте.

Сначала, сделав крутую дугу, мы объехали «жарку», а потом, насколько я мог ощущать, сидя внутри железной коробки с маленькими полуслепыми оконцами, двинулись строго по прямой, которая, как известно, является для кратчайшего расстояния между двумя точками лучшим направлением. Без учета Зоны, разумеется.

Но даже и Зона на сей раз оставила нас без внимания. Возможно, решила слегка отдохнуть или переключилась временно на каких-нибудь других бедолаг. Правда, я подозревал, что она всего лишь обдумывала, что бы еще сотворить с нами позаковыристей.

Но, как бы то ни было, вездеход довольно скоро остановился, а еще через пяток секунд наша дверь распахнулась и в проем заглянула лучащаяся радостью Анна:

— Танк! Мы нашли его!..

Мы с Сергеем, толкаясь у двери, словно школьники, спешащие из класса на перемену, вывалились из кузова вездехода и бросились к танку. Радостная весть, хоть и вполне ожидаемая, настолько ошеломила нас, что мы совсем потеряли голову, забыв о том, что находимся не где-нибудь, а в коварной, полной смертельных ловушек Зоне. Анна что-то кричала нам вслед — скорее всего, как раз это самое, — но мы не слышали ничего. Не знаю как у брата, а у меня в те мгновения в голове звучало только «Ура-ура!!! Нашли!!! Скоро домой!!!»

Вообще-то, если бы я мог тогда рассуждать более здраво, то должен был прийти к выводу, что находка ржавого танка без башни практически не имела отношения к нашему возвращению домой. Ну, в конце-то концов, что в этом было необычного? Понятно, что если оставить что-то в труднодоступном месте, и это «что-то» достаточно большое и прочное, чтобы не сгнить, не проржаветь, не рассыпаться за семьдесят, скажем, лет, то вероятность обнаружения этого «что-то» на том самом месте через эти семьдесят лет окажется достаточно велика. Что в данном случае и произошло. И при чем же здесь возвращение домой? Ах, да, танк якобы должен был нам указать, в какой стороне находится гипотетический «Клин», который, по нашим соображениям, может содержать в себе тот самый бункер, где мой двоюродный брат Сергей участвовал в неких секретных опытах, которые, возможно, имеют отношение к нашему перемещению из прошлого в будущее! Не слишком ли много догадок и предположений? Не чересчур ли «возможно» и «якобы»?.. Но это если рассуждать спокойно и здраво. В тот же момент, захваченные безумным восторгом, мы были попросту не способны на это. Мы видели перед собой танк, и он служил для нас своеобразным талисманом, гарантией того, что мы на верном пути, и что этот путь неминуемо приведет нас к заветной двери, за которой — тук-тук! — находится родной и любимый тысяча девятьсот пятьдесят первый год.

Между тем то, что мы видели перед собой, можно было назвать танком с очень большой натяжкой. Он заржавел настолько, что с первого взгляда казался бурым, заросшим мхом валуном неестественно правильной прямоугольной формы. Основных атрибутов танка — гусениц и башни с пушкой — у него вовсе не было; башня отсутствовала как таковая, гусеницы же, если они и имелись, полностью, вместе с катками, вросли в землю. Сверху же вместо башни торчал несуразный, проржавевший до дыр короб. Узнаваем танк был только по скошенной лобовой плите с круглой блямбой пулеметного гнезда и прямоугольной крышкой люка механика-водителя.

Но что внешний вид, что нам плачевное состояние этой некогда славной и мошной боевой машины! Мы ведь не ездить на этом танке собирались, не любоваться им, как музейным экспонатом. Главное, что он существовал, что это был тот самый танк, на котором когда-то возили Серегу к секретному бункеру.

И хотя это было и без того понятно, я, когда схлынули первые волны радости, с надеждой посмотрел на Сергея: