Между тем Анна с Серегой были уже довольно близко к деревьям. По ним, конечно, пытались стрелять, но я хорошо выполнял доверенное мне дело, и пули вспарывали «фанеру» далеко от моих товарищей. Я был уже почти полностью уверен, что задуманное братом завершится успехом, но не учел того, что в арсенале врага имелось не только стрелковое оружие.

Все было очень логично с их стороны: поскольку прицельно стрелять благодаря мне им было невозможно, враги подождали, пока Серега и Анна подползут поближе, и кинули в них пару гранат. К счастью, те тоже упали и взорвались чуть в стороне от брата и девушки, но я с ужасом увидел, что ни он, ни она не шевелятся. Забыв об опасности и вообще обо всем на свете, я вскочил в полный рост и помчался к ним, не забывая поливать из автомата и даже орать что-то вроде «За Родину! За Сталина!»

По ходу дела я пристрелил и кого-то из тех, кто залегал неподалеку от нас со Штейном — по-моему, тот, не ожидав от меня такого безрассудства, попросту растерялся и, вместо того чтобы стрелять в меня, почему-то побежал. Но зато по мне открыли шквальный огонь те, кто скрывался за деревьями. Одна пуля, чиркнув по пластине бронежилета, сбила меня с ног, чем, наверное, спасла мне жизнь от следующих неминуемых попаданий. Уже падая, я успел заметить, что к Анне, которая была ближе к лесу, подбегают сразу три врага. Вжавшись в землю, я навел на них автомат, но стрелять не решился — я мог попасть в Анну, которую двое из них, подхватив под руки, быстро поволокли под прикрытие деревьев. Третий же сунулся было к Сереге, но его-то я срезал — решительно и беспощадно.

Теперь я снова держал лес под прицелом, но, не видя конкретной цели, не стрелял, ведь где-то там была Анна, вероятно, еще живая — вряд ли эти ублюдки стали бы подбирать труп. Это обстоятельство, да еще мысль, что Серега, тоже, наверное, живой, истекает сейчас кровью, заставило меня двинуться в сторону леса. Ползать столь же ловко, как мои старшие товарищи, я не умел, но старался изо всех сил, в кровь рассаживая ладони об острые края валявшихся вокруг «фанерных» деревьев.

Так хотелось встать и побежать, но вспышка безрассудства уже поутихла, и я понимал, что меня неизбежно подстрелят. И тут я услышал сзади крик ученого:

— Беги, Дядя Фёдор, беги к Матросу! Я прикрываю, здесь никого больше нет!

И я побежал, крикнув Штейну в ответ:

— Осторожней! Там Анна!

Пара пуль все-таки просвистела возле меня; одна даже обожгла щеку. Но я все-таки добрался до брата. Он лежал ничком и не двигался. Волосы его слиплись от крови, но, насколько я сумел рассмотреть, голова выглядела целой. Я, замирая от страха увидеть смертельные раны, осторожно перевернул Сергея на спину. Он застонал и приоткрыл глаза.

— Анна?..

— Тихо, тихо, — зашептал я. — Лежи, не двигайся, сейчас я забинтую тебе голову…

— Где Анна? — снова дернулся брат. Глаза его стали проясняться. Никаких ран на теле вроде бы не было. Он сделал попытку подняться.

— Лежи! Подстрелят! — прикрикнул я, вжимая его в землю. — Анна у них…

— У них?! А почему тогда ты здесь, а не там?! — Сергей оттолкнул меня и вскочил было на ноги, но тут же свалился, буквально на мгновение раньше, чем над ним свистнула пуля.

— Вот видишь! — закричал я. — Видишь?! Теперь понял почему?!

Серега скрипнул зубами.

— Но ведь надо что-то делать!..

— Их там много, ты сам знаешь. А нас…

Я оглянулся на Штейна. Тот подошел ближе, но по-прежнему оставался на одной линии с установленной аппаратурой, так что она продолжала служить ему защитой. Ученый короткими очередями, как ранее я, стрелял по деревьям, не давая никому из-за них высунуться. Это было очень кстати, я очень боялся, что в нас снова бросят гранату. Но ведь там была и Анна! Как бы Штейн ее не зацепил!.. Хотя, подумал я, девушка, скорее всего, без сознания, а значит, лежит. Ученый же стреляет грамотно — на уровне груди-головы, так что шанс, что он ее случайно зацепит, весьма невелик.

И все же мы снова оказались в дурацком положении. Если я встану и побегу, у Штейна возникнет опасение попасть в меня, так что эффективность его стрельбы снизится. Зато она сильно повысится у противника, и в бегущего в полный рост меня попадут точно. Если же я поползу к деревьям, то я абсолютно не представляю, что буду делать, когда туда доберусь — со мной одним почти десяток вооруженных людей справится точно. Сергей сейчас не боец — его даже ноги не держат. Штейну нельзя оставить приборы — сделав это, он тут же станет мишенью. Однако и враг не мог начать атаку — едва высунувшись из-за деревьев, они тут же попадут под наши со Штейном пули. Ситуация складывалась по-настоящему патовая. Но у них, черт побери, была в руках Анна! Стоит им лишь приказать, чтобы мы бросили оружие, иначе они ее пристрелят, — и я уверен, что никто из нас не сможет проигнорировать этот приказ.

Эта мысль пришла мне в голову только что, и я поразился, что враги до сих пор этого не сделали. Почему? Значило ли это, что девушка уже мертва? Но что им стоило пойти на обман, сблефовать?..

Чем гадать и бездействовать, я решил пока сделать хоть что-то полезное и достал из Серегиного рюкзака аптечку, собираясь забинтовать голову брата. Но тот оттолкнул мою руку.

— Потом!..

Сергей закрыл глаза. Мне показалось, что он потерял сознание. Но стоило мне опять поднести к его голове бинт, как я снова услышал:

— Потом! Не мешай…

Я на время оставил брата в покое. Тем более, несколько пуль вновь просвистели слишком уж близко, и мне пришлось схватить автомат. Я увидел мелькнувшую за деревьями тень и выстрелил, почти не целясь. Попал или нет, было непонятно. Вновь коротко и прерывисто затарахтел «калаш» Штейна и снова все стихло. Похоже, наш вялотекущий бой грозил затянуться надолго.

А потом наступившую тишину нарушил звук автомобильного мотора. Он слышался издалека, но я почувствовал, как во мне стремительно нарастает паника — если к противнику спешит подмога, то нам, похоже, наступает конец…

Прислушавшись, я даже перестал дышать. И вскоре с огромным облегчением понял, что звук становится все тише и тише. Автомобиль ехал не сюда, а отсюда.

Сергей застонал и скривился от боли. Я снова метнулся к нему, но тотчас услышал такое, отчего каждый волосок моего тела, казалось, вытянулся в струнку, будто желая оторваться и убежать. То, что я услышал, было куда хуже звука мотора машины. Это был шорох шагов по «фанере». Но не шагов одного человека, которым мог быть только Штейн, — это шагали десятки людей. Они шли в полной тишине, не произнося ни слова, не производя ни единого выстрела, только шуршали, шуршали, шуршали их неторопливые шаги. Мне стало так отвратительно жутко, что я не смог заставить себя оглянуться — мышцы шеи, казалось, окаменели.

«Ну вот и все, — раненой птицей забилась в голове мысль, — вот и все… Прощай, дом. Прощай… жизнь».

Вскрикнул и начал безостановочной очередью стрелять Штейн. И тогда, поскольку мой взгляд был по-прежнему прикован к лицу брата, я скорее прочел по его губам, чем услышал:

— Нет! Скажи ему… нет!.. Это свои.

Свои?! Я буквально подпрыгнул, развернувшись при этом на сто восемьдесят градусов. По «фанерному» полю шагали сталкеры. Их было не менее тридцати человек. Но… человек ли?.. Сталкеры брели, знакомо, словно сонные или пьяные, спотыкаясь и покачиваясь. Я уже не раз видел такую походку. Сталкеры-зомби, вот кто они были! Но почему мой двоюродный брат сказал, что это свои?..

И тут до меня дошло. Я понял, почему он лежал с закрытыми глазами, почему, кривясь от боли, не давал себя перевязывать… Серега призвал этих зомби на помощь!

— Не стреляй! — заорал я Штейну. — Не надо! Это наши!

«Калаш» ученого недоуменно заткнулся. Да-да, именно так мне и показалось — изумился даже автомат. Зато наконец открыли огонь зомби. Мне показалось, что они начали стрелять одновременно, да так оно, наверное, и было — они ведь представляли сейчас единое целое, подчиненное мысли Сергея.