Больная получала лечение в дневном стационаре амитриптилином до 75 мг в сутки и сонапаксом до 100 мг. Отмечала некоторое улучшение состояния.

Психический статус. При поступлении в дневной стационар предъявляет жалобы на общее плохое самочувствие, разнообразные неприятные и болевые ощущения в теле, безгранично расширяя их сферу. Уже в первой беседе не скрывает и даже подчеркивает, что главной причиной обращения послужило желание помощи в судебном процессе. Говорит, что заинтересована, чтобы у нее сейчас нашли психические расстройства. Однако объясняет свои неприятные ощущения сосудистыми, простудными и неврологическими явлениями. Во время комиссионного осмотра истероподобно утрировала соматические жалобы. О психических расстройствах (голосах, воздействии нечистой силы, своих особых способностях) спонтанно не рассказывала. Если же ее специально об этом спрашивали, говорила безостановочно, неистощимо, в быстром и сумбурном темпе. Давая отрицательную характеристику мужу, как бы между прочим отмечает, что он «колдует», «действует взглядом». Во время нахождения в дневном стационаре отметила ухудшение состояния, объяснив это тем, что заразилась простудой «от своего стакана, из которого нарочно выпил зашедший в костюмерную артист». Отмечает, что голоса и особые способности не мешают ей, а наоборот, помогают справиться с нечистой силой, колдовством и подвохами мужа, с неприятными ощущениями. «Под их светлыми лучами нахожусь», «мой ангел хранитель». Приветлива до благодушия к врачу, родным, кошкам, которых во множестве собирает в своей квартире. Говорит, что сейчас осталось только 10 кошек. Гневлива в адрес мужа и некоторых лиц из окружения на работе. Однако реакции эти однообразны и довольно стереотипны. Манерная, одевается необычно для женщины, тип одежды мужской. Фанатически предана работе в театре. Эмоционально снижена, обнаженно говорит об интимных отношениях. Говорит быстро, без пауз, неистощимо, соскальзывая на несущественные темы, использует нецензурные выражения. Имеется тенденция к систематизации своих бредовых идей.

Вопросы врачу-докладчику

• Раньше больная лечилась психотропными препаратами? — До 1985 г. больная получала небольшие дозы френолона и отмечала улучшение. Затем до 1998 г. психотропных средств не принимала.

• Вы выясняли ее сексуальную ориентацию? — К гомосексуализму больная относится с отвращением. Употребляет слово «трахаться» и говорит, что ей это не нужно. — Она девица? — Половой жизнью начала жить очень поздно, и это был короткий период.

• Какие приступы были у больной в детстве? — Больная отмечает, что в 3 года у нее были приступы с потерей сознания, но затрудняется их описать. К врачу не обращались.

• Больная уже много лет работает в одном театре. Сотрудники заметили, что она изменилась? — Я беседовал с сотрудниками театра. Они этого не отмечают.

БЕСЕДА С БОЛЬНОЙ

— Здравствуйте, мы Вас пригласили на расширенный консилиум. Вы не возражаете? — Нет. — Меня зовут Александр Юрьевич. Мы в курсе Ваших проблем, но хотели бы уточнить некоторые детали. — Пожалуйста. — Как Вы себя чувствуете в последнее время? — Последнее время очень плохо. — Хуже, чем было раньше? — Хуже. На почве переживаний я задыхалась последнее время, потом как кол встал в груди и после этого кола, буквально вчера, как поясницу ломит, так у меня ломило грудную клетку и отдавало в лопатки. И в области сердца у меня колики. Последние дни я себя солпадеином откачивала. — Именно колики? — Да. — А Вы еще говорили, что было ощущение, что сердце щекотало? — Да, это бывает. Иногда оно не болит, а чешется и щекочет. — Чешется внутри? — Да, внутри. Я чесала по коже. — И оно успокаивалось? — Оно успокаивалось само по себе, а не потому, что я его чесала. — А руки как работают? — Руки сейчас не болят. А так, ломота. Да. Руки пока, слава Богу, руки у меня только ночью, когда я сплю, в основном немеют. — А ноги? — Ноги, да. Вот как правая нога стукнула, так у меня до сих пор ломота дикая. — Ломота или онемение? — Нет, ломота. — Что ломит, мышцы или кости? — Начиная с бедра и кончая пальцами полностью. — А когда ходите, проходит ломота? — Когда расхожусь, стараюсь не чувствовать, потому что все, все время «ой» да «ой». У каждого свои болячки и жаловаться на это я не привыкла, сами понимаете. — Значит, ноги ломит только когда Вы сидите или лежите? — Да, а в данный момент даже и спать не могла. Я и так крутилась, и этак, небывалый случай: за 4 дня приняла 6 таблеток солпадеина. — Помогает? — В данный момент помогло. В тот раз мне с двух таблеток помогало, сейчас — 6 таблеток. — Вы что, сразу все их пьете? — Нет, что Вы. Беру таблеточку и на полстакана воды. — А когда вторую? — Только на следующий день. 6 таблеток — это за 4 дня. — Живот как? — Живот? Вы уж извините меня, господа. Вот до того, как позвонил доктор, я чувствовала себя хорошо. А после того, как он позвонил, на следующий день у меня открылись дикие кровотечения. Все было нормально, климакс я переношу нормально. 4 месяца я чувствовала себя прекрасно, и вдруг сейчас по сей день у меня кровотечение. — Вам сколько лет? — Сорок девятый. — А когда климакс начался? — Вот 31 декабря. Все было нормально. Месячные три дня, отошли как обычно. И четыре месяца перерыв. — А раньше все было регулярно? — Нормально, регулярно, через 25 дней. — И в молодости? — Нет, в молодости я очень мучилась, боли были дикие. Где-то до 25 лет я мучилась, с 17. Боли были жуткие, я каталась. — А с мужчинами жили? — До 32 лет не жила. Был мужчина от 32 до 35 лет, пока не помер. — Скажите, боли закончились задолго до начала половой жизни? — Да, я чувствовала себя великолепно. И все эти четыре месяца я чувствовала себя великолепно. Никаких головных болей, ни в жар, ни в холод, все было нормально. И вдруг 20-го началось кровотечение, и сегодня 22-е, и до сих пор. Я думаю, как же мне ехать. Хоть простынь бери. Ну что хошь, то и делай. — А желудок, кишечник, печень работают нормально? — Слава Богу, Бог миловал. Опять начало трещать что-то внутри. Как лопается что-то. — Покажите, где. — По всей части (показывает на голову), здесь, здесь, виски натягивает так, что ой-ой-ой. — Как трещит? — Как будто там что-то рвется или лопается. — В голове? — Внутри головы натягивается и лопается. — На глаза давит? — Давит. Вот до сих пор у меня резь такая. — Вы читать в это время можете? Или работать? — Я в любом состоянии могу работать. — А уши? — У меня шум в ушах постоянно. — Звон или шум? — Звон. — В одном ухе или в двух? — В двух. — А где больше. Слева или справа? — Одинаково. Усиливается, если у меня головные боли и давление. У меня давление 100 на 60, гипотоником сейчас стала. — А когда головные боли сильнее, утром или вечером? — Трудно сказать, потому что я порой ночами не сплю, а сплю в основном днем. Днем, когда шум, они притупляются, а вот ночью, когда тишина, этот звон усиливается. Но я к нему уже привыкла и отношусь так, как будто это и должно быть. — Язык, зубы не беспокоят? — С зубами у меня нормально, сухость во рту сейчас. Может быть, от температуры? — У Вас сейчас температура? — Может быть, есть, может быть, нет. Не могу сказать. Возможно, застудилась. — Нет, температуры у Вас нет. А глотание нормальное? — Слава Богу, нормально. Солпадеин и «звездочкой» вьетнамской натерлась. А когда острые головные боли, ну, небо с овчинку, и в глазах звезды. Спасаюсь только «Тройным» одеколоном, просто в дупла вставляю. Слава Богу, у меня там в задних зубах большие дупла. Вставляю ватку с одеколоном, не пью, конечно. И виски натираю. — Почему «Тройной» одеколон? — Потому, что ничего больше не спасает. У меня отец, покойник, пил. Он пил «Тройной» одеколон, и я заталкиваю в дупла. И начинаю натирать, особенно вот это место (показывает), потому что в свое время застудила какой-то тройничный нерв. — Про голоса Вы помните? — Помню. — Вы хорошо их помните? — Вы знаете, чем больше я рассказываю сейчас о них — обычно я никому не рассказывала — тем больше притупляется. — А сейчас голоса бывают? — Бывают. — Вы можете их вызывать? — Можно. — Давайте попробуем. — … Слышу: «Галочка». Что-то спускается на меня сверху, потеплела голова, мне легче. А говорить отказываются. — Только «Галочка» сказали? — Да, и вот я вся была какая-то холодная, и вдруг потепление, как аура какая-то. Я не могу этого сейчас объяснить, но говорить они отказываются. — Они об этом сказали? — Нет, просто молчат, не хотят играть. — «Галочка» сказал мужской или женский голос? — Скорее мужской. — Тихий? — Тихий. — Ласковый? — Ласковый. — А бывает он грозный? — Нет, никогда. — Скажите, а кто же это? — Я не думаю, что это нечисть. Уж нечисть-то я видела. — Кто же тогда? Подумайте. — До Бога высоко. Бог никому недоступен. Но то, что это и не нечисть… — Тогда кто же? Это люди, или это нечто…? — Да, это одухотворенное. — Дух? — Да. — Вы религиозный человек? — Религиозный? Конечно, но богохульством не занимаюсь, молитвами не занимаюсь. Но, как говорят, Бога всуе не упоминаю… — Вы какой религии придерживаетесь? — Православной. Верю в Иисуса Христа. — Ходите в церковь? — Редко. — Знаете молитвы какие-нибудь? — Знаю. — Много молитв знаете? — Много-немного, но необходимые, потому что Бог не любит… — Читаете молитвы? — Читаю. — Каждый день? — Нет, по силе возможности. — Просите что-нибудь в молитвах? — Прошу. — Что просите? — В основном терпения. — Получается? — Получается. — Значит, Вы верите в Бога, Троицу. Но, кроме того, есть еще что-то такое непознанное? — Знаете, я пока еще в этом сама не разобралась. Я не хочу удаляться в это. — Если это не Бог, как Вы говорите, то что это такое? — Не разобралась. — Вы рассказывали, что в 27 лет был эпизод, когда у Вас был яркий сон, где присутствовала святая. И в 36 лет состояние, где были голоса и присутствовал космос. Что это было за состояние? Опишите его. — Сейчас я Вам расскажу. Хотите верьте, а хотите нет, но с трехлетнего возраста меня преследовала нечисть. Жили мы в одной комнате, в сарае нас мама родила. Мама только просила меня никогда об этом не говорить, а я только просила ее: «Мама. Научи меня молитвам». Потому что было так: как только она уходила на дежурство, в комнате все ходуном начинало ходить. — Мебель ходуном ходила? — Ну, какая мебель? Кровать, на которой я спала, — из-под кровати начинало стучать. Стуки в окна, стуки в двери, начинало все действительно прыгать и гоготать. Это я помню с 3-летнего возраста. Вам в это трудно поверить, я понимаю, но это факт. Душили просто невидимыми руками. Мохнатые руки. И начиналось это знаете когда? С полдвенадцатого до половины четвертого. Когда первые петухи. Я почему-то ждала этого момента. Прекращалось все в половине четвертого утра. Я вся в поту холодном. Мама приходила утром. Она мне косичку заплетала, а я ей все это рассказывала. Я ей: «Мам, я боюсь», а она мне: «Галь, да скажи „Господи, благослови“ и все». — А к священнику Вас не носили? — Ходили мы в церковь, но видать этого мало было. — Был у Вас эпизод, когда на Вас сошло какое-то необычное состояние. Озарение? Вы, наверное, себя в этот момент необычным человеком считали? Что это было? — В этот момент я подумала, что я свихнулась. — Только? А может, Вас избрали для какой-то миссии? — Потому что одновременно началось так… Это у меня с работой было связано, постоянно меня вышибали, и что-то у меня одно на другое налегло. Вдруг я почувствовала, что вот я падаю и подняться не могу. Потом поднимаюсь, и у меня все серое перед глазами. И вдруг натягивается острая струна по всему телу… И я поняла все! — Что поняли? — Все у меня как будто лопнуло, как выдернули из меня эту струну. В мозгах все затрещало, и вдруг такая боль, что вы не пикните, от боли не пикните. — Потом? — Когда у меня все это лопнуло, вдруг у меня из носа, ото всех мест, откуда только могло, пошла кровь. — Только ощущение было или действительно пошла кровь? — Истинно, было так! — Все залило кровью? — Нет, не залило. Ну, как? Пошло тихо. Я думаю: сейчас я пойду в туалет, помочусь и выпью, чтобы мне… Смотрю кровь. Что ж пить-то мне? — Потом что было? Голоса пошли? — Потом — да. — Что говорили? — Я Вам сейчас подробно расскажу. Когда я пошла домой — это было после 12 ночи. Я освободилась — выхожу, а меня не выпускают. «Галь, ты в таком состоянии, мы тебя не отпустим. Возвращайся. Возвращайся, иначе что с тобой по дороге случится, мы себе не простим». Мне пришлось вернуться. И вот тут я как была в куртке, так на диван и рухнула. И вдруг слышу, как наушники мне в уши вставили невидимые. Что-то, думаю, мне мешает, на ушах какая-то тяжесть. И на глаза — как очки какие невидимые. И слышу, сразу у меня звон прекратился в ушах, небывалый случай. Мне стало легко-легко. Слышу: «Космос», опять «Космос». Я испугалась. А мне: «Не бойся, Галочка, с тобой будет говорить Господь». Я думаю: Я на том свете или на этом? Я это или не я? Значит, я сошла с ума. Я внутренне с ними разговариваю. — А они отвечали Вам на вопросы? — Отвечали. — Что они говорили? — «Не бойся, не ходи ни к каким врачам, не обращайся, иначе тебя на тот свет отправят. Потом, после нас, ты можешь обращаться. Единственные, кто тебе могут помочь, это психиатры, не невропатологи, не хирурги, никто. Сейчас мы тебя вылечим». Это длилось долго, я с ними год разговаривала. — Год? И Вы продолжали ходить на работу, в магазин, варить себе еду? — Это я не готовила. — А как же? — Да-да, представьте себе, когда я очнулась и смогла что-то сообразить, я спросила: «Какое сегодня число, второе?». У меня это началось 1 или 2 февраля. Тогда мне сказали: «Галя, да что ты? Сегодня 10 февраля». Так что же получается, что я 9 дней не ела, не пила, не курила… — А на работе Вы были в это время? — Да, я с работы уже не уходила, я боялась, как бы мне что-то не пропустить. Я в этом состоянии и стирала, и гладила, и шила. Все делала и нагрузка была еще больше. — А голоса все это время говорили и говорили? — Да-да. — А когда телевизор смотрели? — Телевизор я не смотрела, они мне не давали. — А кроме голосов Вы чувствовали еще какое-то воздействие. На органы, на тело? — У меня все болело! — Болело? Ведь прошел звон в ушах, голова стала ясная? И все-таки болело? — Болело все. — Это длилось целый год, и Вы стали лучше себя чувствовать. Я правильно Вас понял? — Правильно. — Вы чувствовали себя здоровой? — Нет, нездоровой. — А как? — У меня смех и слезы были одновременно. У меня даже когда малейшее переодевание, меня почему-то тянет не в слезы, а в смех. И до этого тоже, но как-то скрывала это. А тут скрыть я не могла. Думаю, что же это такое, как бы мне с ума не сойти. — Как Вы думаете, все, что Вы нам сейчас рассказали, происходило с доброй целью или злой? — Вы знаете, добро и зло рядом всегда. Но я думаю, что все равно добра больше. — За этим кто-то есть? — Разумеется, обязательно. — Кто это? — Я думаю, это Бог и святые люди. — Значит, пришли к мнению, что это Бог, а не какой-то неизвестный дух? — Нет, это не неизвестный дух, это святой дух, которого спустил на меня Бог. — Так Вы избранница? — Нет, я не считаю, что я избранница. — Может, Вам испытания посылают? — Наверное. — А зачем?… Святой Вас сделать? — Вы знаете, я об этом не думала. Я человек греховный. Как-то не задумывалась. Каждый человек стремится к светлому и чистому, но нет… — А Вы смогли бы людям помогать? — Как Вам сказать? — Вы чувствуете в себе силы помогать людям? — Конечно, в пределах доступного, не переступая границы. Надо помогать людям, но не переступая границы, грани закона. Я переступила все-таки. — В чем? — Да понимаете, как Вам сказать? Пригрей змею на свою шею… — Это Вы мужа имеете в виду? — Да. — А причем здесь преступление закона? Вышли замуж… Вы по любви выходили замуж? — Ну, как вам сказать? Был порыв какой-то, ну было. — Он Вас «охмурил»? — Да, охмурил по-черному. То есть он получил свое, выжал. Как лимон. А теперь я ему не нужна. — Вы с ним в постели вместе спали? — Да, нет. — Это что, был фиктивный брак? — Фиктив — не фиктив. Фиктив, так хотя бы деньги поимела, какой-то навар, что ли. А тут сыграла роль, скорее, жалость. — Ну, Вы жили вместе в одной комнате? — Нет. — Что, просто зарегистрировались? — Да, просто зарегистрировались, а жил он отдельно, снимал квартиру. — А как же так могло быть, что Вы 5 лет как зарегистрировались, а не жили вместе? — Да, 5 лет расписаны. — Свадьба была? — Нет, не было. Пришлось расписаться и прописать его, чтобы соседи не были против, кто чего. На работу его не брали. Представился, прикинулся бедной овечкой, казанской сиротой, что жить негде. Спать негде, мать умерла — понимаете? — Вы его пожалели? — Пожалела чисто по-человечески. Но где-то он мне нравился. Ну, говорю, извини, Саш, все-таки возраст, пятый десяток. А он на 15 лет моложе меня оказался, но скрыл от меня. Мне, говорит, тоже уже 35. — Вы помните, как в ЗАГС пошли? Поздравляли Вас? Цветы? — Да кто нас поздравлял? Все смеялись надо мной. — Где смеялись? — В театре. — Но ведь Вы объявили: «Я выхожу замуж»? — Нет, я скрывала и молчала. Просто пошли и расписались. — Но Вы помните, как ходили подавать заявление? Как расписались, как вернулись домой? — Вернулись мы сразу в театр. Я на работу пошла сразу. — Значит, Вы просто после работы пошли в ЗАГС? — Даже не после работы, а в перерыве. В перерыве побежали, расписались, захватив свидетелей. Я Марину свою взяла. А он тоже какого-то гомосексуалиста, по-моему, взял. — Он что, «голубой»? — Да, конечно! Ведь если бы я знала, Господи. Позорище-то какое! Ведь насквозь их видно. — Когда же Вы об этом узнали? — А он не стал после этого скрывать. Первый год он скрывал. А говорю: «Где ты все время?». А он: «Ой, Галя, мне некогда», пятое-десятое. Нет, я его спросила, так как у нас клуб гомосексуалистов разогнали, у нас на этаже. Там хоть красный фонарь вешай. Я его спросила: «Саш, ты не гомик случайно?» Вы меня извините, но мы по-свойски. «Да нет, Галь, нет». «Саш, а то будут все смеяться надо мной — вышла за гомика». Знаете как: моя милка для контрасту. Ну, вот я теперь и оказалась в этом посмешище. — Да, теперь нам эта история понятна. — Да, теперь смейтесь, я сама смеюсь. Это вообще от смеху помрешь. — Скажите, у Вас есть враги в театре? — Полно. — А что, они объединились? — Когда выгодно, каждый на свою сторону тянет. — Нет объединения? Каждый вредит по-своему? — Каждый вредит по-своему. — А друзья есть? — Немного, но есть. — А бывает, что Вы идете по улице или едете в транспорте и вдруг слышите, как о Вас говорят? — Нет, в основном я с людьми разговариваю. — Бывает, что Вы замечаете, что на Вас как-то неодобрительно глядят? — В общем-то, да. — Ловите на себе неодобрительные взгляды незнакомых людей? — Да что Вы. Тут на днях так одного махнула, ну, уж беспредел начался, Вы уж извините. — А что такое? — На Самотеке иду, несу целую сумку грязных рубашек с работы, одета я паршиво была. Правда, было уже двенадцать ночи, после этого я сказала: «Все, как десять вечера, я с работы ухожу, больше задерживаться не буду». — Так что было? — Иду, и двое черных наскочили, с ними девка была. Похабень начали нести. — (Да, здесь идей отношения, я думаю, мы не найдем). — Да я махнула сумкой, говорю: «Не на каждую бабу можно наскакивать». В общем, я его понесла, беспредел начался. — Скажите, у Вас депрессии бывают? — Да, я стала жутко раздражительной, что меня мама сейчас не узнает. По малейшему поводу я жутко раздражаюсь, внутри все кипит. — Что хочется сделать при этом? — Ой, это ужас какой-то. Я уединяюсь в свою комнату в это время. Думаю, что же такое-то, кулаком о стену или головой что ли удариться. — Что Вас так из себя выводит? — Подковырки, насмешки в основном. — Есть насмешки? — Ой, полно. — Со стороны кого? — Со стороны злопыхателей в основном. — Например? — Сейчас скажу, например: «Ой, Галь, что-то ты как плохо стала выглядеть». Я говорю: «Замужем побывала, чего и вам желаю». На работе в основном. — Ну, сказала и сказала, а внутри все закипает? — Да, да еще в какой форме скажут: «Галь, ну разве так можно, ну ты чего, ты только для прописки нужна была, ну он же лишится прописки, а ты на что надеялась-то, ты посмотри на себя». — Вы что, на протяжении всех этих пяти лет обсуждаете в коллективе свои проблемы? — Нет. — А откуда это все известно? — Так все это происходило на глазах. — И что, все эти пять лет об этом говорят? — Представьте себе, языки без костей чешут и чешут. — Все пять лет? — Да. — Вы, наверное, там тоже не молчите? — Естественно, я отвечаю. — Но Вы говорите, что и дома у Вас возникают состояния «бешенства»? — Да, в основном дома. — Вы можете в этом состоянии ударить кого-то? — Вы знаете, только в случае самозащиты, только в том случае, если на меня уже напали и я вижу силу сильнее себя. — Кто это может быть? — Ну, вот я Вам объясняю, что произошел на днях такой случай, что напали два мужика. — Нет, а в обычной жизни? — Нет, стараюсь отходить от всего. — Тоска бывает на душе? — Бывает. — Как Вы ее ощущаете? — Знаете, я, наверное, как те люди, которые не видят смысла жизни здесь. Я не вижу. — Смысла жизни где? — Здесь, на Земле. И этого смысла я не вижу давно. Как только я, как говорится, научилась соображать кое-чего, научилась ходить. Где-то с 7–8 лет я перестала видеть смысл жизни. — Уже тогда задумывались о смысле жизни? — Да, конечно, трудно, наверное, в это поверить, но это так. Настолько меня доставала эта нечисть. И продолжалась она, наверное, до 23–27 лет. В 27 лет я увидела женщину, которая со слезами на глазах вошла, в виде сна, во сне. Конечно, я сейчас начинаю с Вами говорить, и уже идет свыше, идет как будто такое помутнение, как будто оглоушивание: «не говори дальше». — Я заметил, что как только Вы начинаете говорить на эту тему или начинаете настраиваться на это, то Вы начинаете сразу что-то ощущать? — Да. — Почему Вы тогда не используете это в своей обычной жизни? Допустим, Вам плохо, Вы устали или Вы раздражены, у Вас звон в ушах, а почему бы Вам не использовать эту свою особенность вызвать ощущение расслабления, успокоиться. — Наверное, это не всегда возможно. — А Вы пробовали? — Пробовала, не получается. Конечно, это не вот же все время, а когда начинаешь уже себя лечить, уже день и ночь не спишь, а начинаешь что-то предпринимать. И, естественно, рано или поздно либо ты теряешь сознание, либо это проходит. Все время не может быть так. Потом через какое-то время или что-то психану, или переживу, и опять у меня это усиливается. — Вы говорили о страхах, Вы имели в виду только нечистую силу? Скажем, людей боялись — «убить хотят»? — Вообще-то было такое. — Действительно убить хотели? — Конечно. — А кто? — Ощущаешь, конечно, ведь есть какое-то предчувствие. Вот как человеку погибнуть, он же чувствует. — То есть у Вас было предчувствие, что с Вами хотят что-то сделать? — Да. — Вы боялись выйти на улицу? — Я предохранялась как-то. — Оружие носили с собой? — Нет, какое оружие, за оружие посадили бы. — А как предохранялись? — Молитвами. Или вот, допустим, надо идти этим путем, а я вдруг выхожу и, не отдавая себе отчета, почему-то иду другим путем. Я сейчас домой разными путями возвращаюсь. Причем, как кто-то мне подсказывает, не потому, что я специально так еду, а так получается. То трамвай не подошел, я в метро еду, то в метро меня не пустили… — То есть Вами кто-то руководит? — Ну, конечно. — Подсказывают Вам правильные пути? — Да. И все равно натыкаешься на непредвиденные обстоятельства. — Значит, не только одна нечистая сила? — Конечно, это естественно.