– Надеюсь, наша группа не распадется, пусть даже и встречаться будем пореже. Я понимаю, все вы сейчас уже не нуждаетесь ни в какой поддержке, свои проблемы решили.

Наверное, я единственная никак не привыкну к тому, что снова одна.

– Ну вот, расхныкались. Ладно, я могу чем-нибудь быть полезна? Всегда в вашем распоряжении, хотя, честно говоря, по части советов не мастак.

Стефани заколебалась. Стоит ли делиться с Глори своими печалями? Понимает ли она, что это такое – отвечать за благополучие сыновей-подростков? Посочувствует ли тому, кому трудно принимать жизнь такой, какова она есть, кто держать Удар не умеет? Как ей понять тот ужас, который охватывает Сочами и сдавливает грудь, не давая дышать, или страх, накатывающий утром, когда надо идти на работу, боязнь того, что сделаешь что-нибудь не так, потеряешь место и придется идти с протянутой рукой либо к Дэвиду, либо к родителям?

– Да нет, я просто устала, – уклончиво сказала Стефани и облегченно вздохнула, поняв, что Глори не собирается углубляться в этот предмет.

– Вино здешнее пробовали? О нем все только и болтают, мол, прелесть какая. Меня дегустатор заставил глотнуть. Говорит, если не понравится, можете выплюнуть прямо в стакан.

Ничего себе! Ну, я глотнула – кислятина страшная. Естественно, тут же и выплюнула и, наверное, от гримасы не удержалась, потому что он мне целую лекцию прочитал – и о букете, и о выдержке, и еще черт знает о чем. А когда я сказала, что предпочитаю виноградный сок, его чуть кондрашка не хватил.

Это, говорит, преступление, ну а я – подавайте в таком случае в суд, и…

– На кого это здесь собираются подавать в суд? – послышался голос Лэйрда. Держась за руки с Ариэль, он ослепительно выглядел в своем блейзере цвета морской волны и рубахе с открытым воротом. Увидев, что Ариэль вся так и раскраснелась, Стефани почувствовала укол зависти. Не из-за Лэйрда, разумеется. Он не особенно ей и нравился. Завидовала она согласию, царящему между этими двумя. Когда-то нечто подобное она испытывала с Дэвидом, или то были просто фантазии, и все она только напридумывала, потому что таково ее представление о счастливом браке?

От мысли этой сделалось зябко. Пробормотав что-то насчет бокала вина, Стефани удалилась. Но пошла не в летний домик, где разливали напитки, а на стоянку. Так и уехала, не попрощавшись ни с друзьями, ни даже с хозяйкой.

Шанель, пожалуй, и не заметит. Когда Стефани приехала, она обняла ее, представила нескольким гостям, но потом целиком отдалась хозяйским заботам. Что-то в ней сегодня было необычное. Даже Стефани, не питавшая ни малейших иллюзий насчет собственной наблюдательности, заметила это. На месте ей не стоялось, на лице время от времени возникало рассеянное выражение, словно о чем-то своем, сокровенном, думала, а когда позади внезапно вырос мистер Стетсон, Шанель так и залилась краской.

Тащилась Стефани до дома, казалось, бесконечно долго.

Во-первых, машина снова начала выкидывать фокусы. Только что она потратила кучу денег на новую трансмиссию, а теперь в двигателе что-то застучало. Стало быть, снова деньги, а их катастрофически не хватает. Стефани подумала, что банковский счет ее сокращается, как шагреневая кожа, и вспомнила совет Арнольда Уотерфорда не отказываться от дополнительных обязательств со стороны Дэвида.

– Сейчас вы хотите только одного – поскорее от него избавиться, – говорил он. – Но гордостью счета не оплатишь. Так что давайте я устрою так, чтобы все медицинские расходы, в том числе и на зубного врача, муж взял на себя.

Этот пункт надо включить в бракоразводный контракт.

– Да не стоит, как-нибудь справлюсь, – ответила тогда Стефани. – А если не будет получаться, уверена, что Дэвид сам предложит. В конце концов… – Стефани осеклась, не желая говорить Арнольду, хоть он и адвокат ее, что вина за развод лежит на Дэвиде.

– Если вы хотели сказать, что мальчики – это в конце концов и его дети, то вынужден вам напомнить: у некоторых мужчин короткая память. Поначалу они неукоснительно выполняют свои обязательства, но потом, особенно если снова женятся, начинают о них постепенно забывать, ищут всякие предлоги, чтобы переложить бремя расходов на своих бывших жен. Сейчас еще не поздно, миссис Корнуолл, оговорить все что можно.

Но разумеется, Стефани хотела как можно быстрее оставить позади всю эту гадость. А мистер Уотерфорд оказался прав. Едва бракоразводные документы были подписаны, Дэвид перестал переводить деньги на ее счет, а о медицинских расходах на мальчиков даже не заикнулся. Новая ошибка в череде многих. И через что же еще придется пройти, пока сыновья не вырастут?

Словно отвечая на ее вопрос, двигатель чихнул в последний раз, и машина остановилась прямо посреди дороги.

К тому времени, как Стефани добралась до дому – после продолжительного ожидания в круглосуточно работающей мастерской в Сан-Рафаэле, где механик осмотрел машину и оценил объем работ, – она чувствовала себя совершенно вымотанной. Ремонт съест большую часть имеющейся у нее наличности, но что поделаешь?

Впрочем, хуже другое. В мастерской не смогли точно сказать, сколько времени займет работа, а это значит, что в ближайшие дни Стефани придется постоянно туда таскаться.

В одном только повезло – у механика, который живет в Милл-Вэлли, кончалась смена, и он подбросил Стефани до самого дома. Единственная удача за целый день.

Когда механик, веселый молодой человек, успевший рассказать ей по дороге всю свою жизнь, подъехал к дому, в гостиной еще горел свет.

Вытащив ключ из двери, Стефани секунду помедлила и изобразила улыбку на лице, но на бодрое «Привет, а вот и я!» не последовало никакого ответа. Обычное дело. Мальчики, надо полагать, наверху, все еще дуются на нее. Утром за завтраком они вели себя так шумно, что мать в конце концов вышла из себя и запретила им выходить из дома до ее возвращения. Но, не успев отъехать и на квартал, она уже пожалела об этом. Ничего страшного, в конце концов, не произошло, и наказание явно не соответствовало преступлению. Что-то с ней в последнее время творится неладное. Других можно уверять, что все в порядке, но себя не обманешь: живет на нервах, постоянно думая о новых неприятностях, новых расходах. Где же эта хваленая душевная сила, которую должна по идее давать обретенная независимость, опора на себя и только на себя? Настроение, которое Глори называет «хныканьем», не покидало Стефани с того самого момента, когда она наконец порвала с Клеем, сказала, что не хочет больше его видеть. И с каждым днем становилось все хуже. Надо держать себя в руках, а то недолго вовсе оттолкнуть мальчиков. Что, если им с ней совсем станет невмоготу и они уйдут к отцу? Зачем тогда жить?

Тишина в доме сделалась совсем гнетущей. Так рано мальчики обычно еще не ложатся, но телевизора не слышно, оглушительных звуков магнитофона тоже, вообще ничего. Может, они все же отправились спать?

Направляясь на кухню, Стефани заглянула в гостиную и увидела Дэвида. Он сидел в большом кожаном кресле и явно поджидал ее.

На мгновение Стефани вспомнилось недавнее прошлое, и она даже не подумала, что Дэвид не должен быть здесь.

В прежние времена, в тех редких случаях, когда Стефани ходила с какой-нибудь приятельницей на концерт или в оперу, он всегда ждал ее, говоря, что все равно не заснет, пока не убедится, что она дома и с ней все в порядке.

За рюмочкой она делилась с ним впечатлениями о концерте, и Дэвид охотно слушал, хотя музыкой совершенно не интересовался. Однажды, когда она заговорила об этом, Дэвид ответил, что музыка ему, может, и неинтересна, но ему нравится смотреть, как она вся так и загорается, говоря о ней, и добавил, что это только справедливо, ведь и она с готовностью выслушивает его рассказы, хотя юриспруденцией не интересуется.

Ваш на баш – так он называл это, вкладывая в свои слова какой-то намек Вспоминая все это, Стефани невольно улыбнулась, но при виде напряженного лица Дэвида улыбка исчезла.