Ехать от Лэйрда до дому было всего пятнадцать минут, но этого времени Ферн хватило, чтобы выработать план мести.

Что прежний ее замысел не сработал – ясно, просто она сильно недооценила Лэйрда. Он насквозь ее видел, и где это Ферн допустила ошибку? А ведь такой хороший был план. Все должно было получиться. Ну да ладно, отольются кошке мышкины слезы. Никому не позволено безнаказанно смеяться над ней.

А заодно и с Шанель посчитаемся.

Шанель лежала, свернувшись на диване со свежим номером «Профиля» в руках, когда в гостиную влетела Ферн. Она вся так и дрожала от ярости и на сей раз притворяться плачущей не приходилось.

– Что это с тобой, во имя всего святого?

– Это все твой женишок, настоящее животное, – резко выкрикнула Ферн и сбросила на пол пальто, чтобы Шанель могла полюбоваться ее порванной блузкой. – Смотри – его работа.

– Что это ты несешь? Уж не хочешь ли сказать, что он…

– Вот именно! Я ушла с уроков, чтобы купить новое платье к твоей помолвке. Мне хотелось, чтобы ты могла гордиться мной. – Ферн снова заплакала. Теперь она сама почти верила в придуманную историю. – Ну вот, зашла в «Марк Хопкинс», а выходя, столкнулась с Лэйрдом, и он пригласил меня поужинать. Надо, говорит, поближе познакомиться. Я согласилась, откуда мне было знать, что все так обернется? Мы зашли в один уютный ресторанчик, а после он пригласил меня к себе, показать, где скоро буду жить. Ну, вина выпили, потом коньяку немного. Я-то едва притронулась, а он накачался изрядно.

И тут как вдруг бросится на меня, едва увернуться удалось.

Ферн показалось, что сейчас самое время еще немного поплакать, и она закрыла лицо ладонями.

– Говорит, все будет хорошо, мне понравится, а, как вы поженитесь, он уж проследит, чтобы я никогда не нуждалась в деньгах. Пусть, мол, это будет нашей маленькой тайной.

Ферн опять разрыдалась, и прошло некоторое время, пока она не заметила, что Шанель не проронила ни слова. Посмотрев на нее незаметно сквозь пальцы, Ферн увидела, что мать, похоже, пребывает во власти самых противоречивых чувств.

Ферн тяжело вздохнула и бессильно опустила руки на колени.

– А хуже всего то, что он сунул мне деньги и сказал, что потом даст еще больше, – прорыдала она. – Ненавижу! Ради Бога, не выходи за него, не надо! Мне будет страшно жить в одном доме с таким человеком.

Шанель присела рядом с Ферн и взяла ее за руку. На нее это было так не похоже, что девушка едва не подпрыгнула от изумления.

– Послушай-ка, Ферн. Не знаю, зачем ты все это придумала, но знаю, что все – сплошная ложь. Ведь в твоей истории полно дыр. Одного понять не могу, почему ты рубишь сук, на котором сидишь. Ведь оттого, что я выйду за Лэйрда, тебе же лучше. У него повсюду связи, и на будущий год тебя наверняка пригласят на Большой котильон, а в колледж сможешь поступить, в какой захочешь, сколько бы это ни стоило. Встречаться будешь со сверстниками из лучших семей, и замуж сможешь хорошо выйти, и жизнь устроить так, что только мечтать можно. Но смотри, если нечто подобное повторится еще хоть раз, не видать тебе всего этого как своих ушей. Ясно? Так что кончай с этими глупостями. Либо веди себя как подобает, либо убирайся прочь. Я из-за твоих капризов жизнь себе портить не буду.

Ферн встретилась с матерью взглядом. Какие у Шанель холодные и какие пронзительные глаза. Словно видит все, что у нее в голове происходит. Ферн проиграла, это ясно, к внезапно на нее накатило неудержимое желание сделать матери больно, так больно, как ей самой много раз делали в жизни.

Она вырвала руку и вскочила на ноги.

– Ты ненавидишь меня, – выкрикнула она. – И всегда ненавидела. Думаешь, так приятно знать, что собственная мать хотела сделать аборт и только дед не позволил ей? Не говорю уж о том, что все эти годы ты меня держала на расстоянии.

Шанель глубоко вздохнула и на какой-то момент сделалась на вид куда старше своих тридцати четырех лет.

– О Господи, Ферн, ну сама подумай: с чего мне тебя ненавидеть? Ладно, пусть твой отец оказался лжецом – никакой не шейх, а просто сын мусорщика, но ты-то все равно моя дочь. И внучка Тинкана О'Хары, чем можно только гордиться.

Я делала и делаю для тебя все, что могу, но дорогу себе перебегать не позволю. Так что отдохни. Иди к себе в комнату, сними этот маскарадный костюм, ложись да выспись как следует. Не знаю, что уж там у тебя случилось, да и не хочу знать.

Короче: отныне ты ведешь себя как полагается, иначе, прости меня Господи, окажешься на улице.

Никогда еще Ферн не ненавидела мать так сильно, как сейчас, но странным образом к этому чувству примешивалось и что-то еще. Подобно Лэйрду, Шанель видела ее, как на ладони, и такая проницательность невольно вызывала уважение.

– Ну ладно, – сказала она, собрав последние остатки достоинства, – твоя взяла. На сей раз.

Ферн замолчала, надеясь, что мать что-нибудь скажет, но та и рта не раскрыла. Тогда она повернулась и вышла из гостиной, бросив от двери прощальный взгляд на Шанель. Если бы это не было совершенно немыслимо, она бы поклясться была готова, что у матери в глазах стоят слезы.

Глори двигалась в такт музыке. Это был, как обычно на ее занятиях по аэробике, софт-рок. Стоявшие перед ней дамы разных возрастов и разной степени тучности старательно копировали ее движения.

Несмотря на включенный на полную катушку кондиционер, в зале было душно, и при виде этих тяжело дышащих, обливающихся потом и все равно сохраняющих хорошее настроение мучениц Глори с благодарностью улыбалась. Благодарность была адресована не кому-то в отдельности, но всей группе в целом. Они были ее «королевами», любимым ее детищем или, попросту говоря, классом, сформированным исключительно из женщин, чей вес превышает все разумные пределы. Это она сама придумала, это была ее собственная затея.

Мысль эта пришла Глори в голову пару недель назад, когда она только начинала работать в клубе. Кто-то позвонил. Девушка-оператор пошла обедать и попросила Глори подменить ее на коммутаторе. Звонила некая миссис Роберт Моррисон, ее интересовал размер членских взносов. Глори уловила в ее голосе какую-то подавленность и, задав пару тактичных вопросов, выяснила, что миссис Моррисон, сама себя назвавшая «настоящим дирижаблем», хотела бы позаниматься аэробикой, но ее страшит перспектива оказаться рядом с элегантными, изящными женщинами, которых она видела в клубе, когда зашла туда как-то с приятельницей.

Глори записала телефон миссис Моррисон и пообещала связаться с ней: как раз сейчас в клубе разрабатывается новая программа. Дело в том, что по ходу беседы ей вспомнилось, что в группе у Клер были очень крупные женщины, которые уходили после двух-трех занятий, хотя внесенные заранее деньги здесь не возвращались. Тогда она подумала, что им просто стало скучно или, вероятнее всего, «очаровательные» манеры инструктора не понравились, но теперь пришло в голову, что дело, может, не в этом: просто рыхлым дамам не по себе рядом с теми, кто уже находится в приличной форме.

В тот же день она зашла в кабинет к Стиву Голдену.

– По-моему, мы теряем потенциальных клиентов, – заявила она с порога. Глори с самого начала выработала вполне деловую манеру общения со Стивом. Объяснялось это тем, что, с ее точки зрения, всегда лучше придерживаться в отношениях с боссом сугубо формальных рамок. Впрочем, это только часть правды. Дело было еще и в том, что Глори опасалась, как бы у них и впрямь не завязалась интрижка, а спортсмен всегда спортсмен, даже если сейчас он не занимается спортом, а руководит клубом.

Словом, высказывалась она кратко и деловито:

– Вокруг полно женщин, которые в любую минуту запишутся к нам в клуб, если им не придется заниматься упражнениями в обществе худых.

– Стройных, – с ухмылкой поправил ее Стив. – Мы никогда не называем наших клиентов худыми, мисс Брауни.