– Так как, хорошо вы знакомы с хозяйкой? – повторил сосед, и на сей раз Шанель заметила, что говорит он, растягивая слова, – так говорят только в Техасе.

– Мы вместе учились в Бэрлингтонской академии, – вежливо улыбнулась она.

– А, знаю, – питомник снобов.

– Точно, – развеселилась Шанель. Нельзя сказать, чтобы речь его была чрезмерно изысканна, но говорит, надо отдать должное, без обиняков. И к тому же он прав: Бэрлингтон – это действительно фабрика по производству снобов.

Потому папа туда ее и отдал, а она отдала Ферн.

– Пытаетесь угадать, как я здесь оказался?

Шанель пристально посмотрела на него Интересно, он просто поддерживает светскую беседу или хочет прямого ответа? Шанель решила не кривить душой.

– Среди этой публики вы не смотритесь.

– Моя жена тоже. – Он указал на толстушку в тесно облегающем платье, которая уплетала у стойки бутерброд с семгой. Платье от Галанос, мгновенно определила Шанель.

Только оно ей совершенно не подходит, наверняка ее просто убедили в магазине, что оно скрадывает недостатки фигуры.

Платье и без того очень дорогое, а учитывая размер – как минимум четырнадцатый, – вообще тянет на небольшое состояние.

– Ну а вы-то сами как считаете, почему вас сюда пригласили? – с любопытством спросила Шанель.

– Денег много. Я прилично заработал на нефти, и моя старушка решила, что пора ей проникнуть в высшее общество.

Боюсь только, ее ждет разочарование.

Слова эти прозвучали так неожиданно, что Шанель против воли сочувственно заулыбалась.

– Мой отец тоже сделал деньги на нефти, – неожиданно разоткровенничалась она. – Он был, как необработанный алмаз, но его принимали. – Шанель обвела зал рукой – Эти люди принимали его, потому что он был богат и еще потому, что с ним было весело. Но когда он потерял состояние, все от него отвернулись.

– Знаю, – кивнул сосед. – Его звали Тинкан О'Хара.

Первая скважина – в 1954 году. Надо бы и дальше ему нефтью заниматься. А он вместо того на биржу кинулся, ну а там ребята крепкие, они его в два счета обчистили.

Шанель резко выпрямилась:

– Смотрю, вы изучали биографию моего отца. С чего бы это, мистер… как вас там?

– До вашего старика мне нет никакого дела. А вот вы меня интересуете. Хотите знать, почему?

– Ну, – бросила она.

– Это все из-за Элси. Как я уже сказал вам, у нее появился пунктик – высшее общество. Да не в Техасе, где проблем нет, а именно в Сан-Франциско. Она считает, что раз есть деньги, то больше ничего и не надо, но я-то знаю, что это не так. Сейчас она то и дело попадает в глупые положения, просто дурочкой какой-то выглядит, потому что водится не с тем, с кем нужно. На мой-то взгляд, все это вообще бредовая затея, но все эти годы, пока я вкалывал на нефтяных вышках, она не жаловалась, на сторону не бегала Если уж ей так приспичило попасть в этот гадюшник, что ж, пускай, отговаривать не буду, наоборот, хочу помочь.

– Не такой уж это гадюшник, – возразила Шанель.

– Верно. Некоторые ребята вполне ничего, особенно те, кто принадлежит к этому обществу по рождению. Но в этот круг у Элси попасть примерно столько же шансов, сколько крылья отрастить. Она всегда будет на задворках. Иное дело, что, к счастью, разницы и не почувствует.

– Ну а ко мне-то какое это отношение имеет? Должно быть, вы знаете, что после развода все свои позиции я растеряла, так что жене вашей ничем полезна быть не смогу.

– Вы можете научить Элси одеваться как нужно, как вести себя с этими людьми, вообще как притереться к этой публике, ну, там опера, выставки и все такое прочее. А то сейчас ее музыкальные пристрастия ограничиваются Джонни Кэшем и Уилли Нельсоном.

– И все-таки не понимаю…

– Я хочу, чтобы вы взяли ее под свое крыло, научили всему тому, что нужно знать. А я буду оплачивать счета, ну и, конечно, платить вам…

Шанель вскочила столь стремительно, что вино едва не расплескала.

– Таких оскорбительных предложений я еще в жизни не выслушивала.

– Сядьте.

Шанель послушалась, и не потому, пожалуй, что не хотела устраивать сцену, хотя себя уверяла, что дело именно в этом, а потому, что такой уж у него был голос.

– Повторяю, миссис Деверю, мне кое-что о вас известно.

Вы на мели или почти на мели, пока остаются драгоценности и другие подобные штуки. Наверное, скоро вам придется продать машину. На вырученные деньги вы оплатите аренду дома и продержитесь еще какое-то время. Два месяца назад вы рассчитали служанку и теперь сами занимаетесь домом. Вы отказались от подписки на газеты и едите суп из кубиков. Следующий шаг – ломбард, а это уж совсем беда, потому что стекляшки нужны, чтобы выходить в свет с Лэйрдом Ферментом.

Он замолчал, вытащил тонкую сигару и, к удивлению Шанель, попросил разрешения закурить.

– Так что давайте говорить начистоту, – продолжал он. – Дело ваше, прямо скажем, труба. Девчонка ходит в шикарную школу, но только потому, что ваш бывший муж оплатил обучение до конца года. По разводу вы получили так мало, что хватило только, чтобы рассчитаться с самыми срочными долгами. Это помогло сохранить банковский кредит, но вся штука в том, что муж ваш ликвидировал все кредитные карты и закрыл все счета, так что без собственного дохода вам на свое имя их не перевести.

Шанель открыла было рот, но он властным жестом остановил ее:

– Деверю отказался оплачивать содержание дочкиной лошади, и вам пришлось ее продать. Вы попытались было получить назад деньги, выплаченные за обучение Ферн, но администрация школы даже и слушать не захотела. Словом, дело ваше, повторяю, швах. Ну а поскольку вы можете быть мне полезны, я готов платить за услуги, только чтобы не было этих разговоров об оскорблении и все такое прочее. Вы крепко уважаете его величество доллар, вы поставили себе неплохую цель, но допустили одну ошибку: недооценили своего бывшего, а он вас обштопал. Ну так как же, обговорим условия?

Шанель, боясь пошевелиться, не сводила с него взгляда.

Странно, но этот человек напоминал ей отца, хотя внешне они совершенно не были похожи.

Папа был здоров, как буйвол. От него исходила какая-то незримая сила, но при этом он умел улыбаться, как ребенок. А этот деятель, похоже, вообще не улыбается. Дорогой костюм сидит на нем, как мешок, и все же, надо признать, впечатление он производит. Жаль, что не его надо воспитывать, а дурочку-жену.

– О какой сумме идет речь? – спросила Шанель.

– Вот это другое дело. Умница. Речь идет о том, что я буду оплачивать все ваши карманные расходы, необходимые, чтобы продолжать роман с этим Ферментом, ну и еще что-то вроде премии, если Элси будет довольна. Сэкономите что-нибудь на парикмахере и магазинах, где будете покупать с ней, что нужно, – все ваше. Лишь бы толк был.

Шанель почувствовала, что кровь прихлынула к ее щекам.

Никакой подковырки в его словах не слышалось, и все же унизительно было осознавать, что этому незнакомцу все известно о ее хитроумных комбинациях с Адольфо и в некоторых магазинах.

– Не понимаю, о чем это вы, – холодно сказала Шанель.

– Знаете что, выслушайте-ка меня, и выслушайте хорошенько. Если хотите иметь со мной дело, не надо финтить. Вы ловите богатого мужа, и если принять во внимание, что с детства вас приучали стремиться ко всему самому лучшему, это меня не удивляет. Я лично ни у кого из тех, кто собрался здесь, и подержанной машины не купил бы, но из этого не следует, будто мне наплевать на капризы Элси. Пусть имеет то, что хочет иметь. И еще. Если мы заключаем сделку, игра должна быть честной. Согласны?

Шанель почувствовала, что слова эти больше ее не оскорбляют. Будь у нее деньги, она действовала бы точно так же – наняла бы кого-нибудь раскопать всю подноготную тех, с кем собирается иметь дело. И к тому же разве плохо говорить откровенно и не напяливать на себя разные маски?

– Согласна. Да, деньги Лэйрда для меня важны. Да, когда разгорелся этот скандал на бирже, после которого у папы случился инфаркт и он умер, я оказалась в скверном положении. Так называемые друзья прямо-таки в грязь меня втаптывали, и поделать с этим я ничего не могла в ту пору. Так что еще раз: да, мне нужны деньги и нужна власть – та власть, что есть у вас. Она открывает все двери. У Лэйрда она тоже есть. Она досталась ему по рождению. Стоит ему хоть на пару минут появиться, и скучнейший прием чудесным образом оживает. Так что это замужество, быть может, для меня последний шанс. Я ведь уже далеко не девочка.