— Я иду с вами, — снова вылез Фиилор, когда в комнате не осталось посторонних. — Так надо!

Жрец, оказавшийся в компании почти законченных еретиков, почти беспомощно глянул на своего подопечного и испустил тягостный вздох. Я припомнила недавний пассаж высочества про ключи, спровоцированный песней, и озадачилась:

— Эй, а принц у нас, часом, не Указующий Путь?

— Не в том смысле, как у бардов Ушедшего, — отмазал парня от дурно-еретической профессии «шериф». — В роду королей Радильяра иногда рождались подобные его высочеству. Это не наследие Ольрэна, Фиилор лишь видит нужную ему дорогу и на избранном пути способен на чудо. Он неосознанно открывает двери, способные привести его к цели. Попутные люди, вещи, артефакты видятся принцем слабо и не всегда. Такой у его высочества дар. Принц выбирает путь, которому желает следовать его сердце, и тем счастлив.

— Это все замечательно, но давайте к сути. Если мы каким-то образом сможем раздобыть несколько ключей Ольрэна, из тех, о которых говорил старик, то они смогут повернуть вспять ненужные изменения тела, так?

— Возможно, — развел руками «шериф». — Вас смущает обращение в пса или страшат перспективы иных, пока неизвестных метаморфоз?

— Всё, — честно и хором ответили Дабл-Кей.

— И особенно неуютно от туманных перспектив, — вслух принялась рассуждать я, снова ерзая на лавке. Ходила бы, да комната в трактире не была рассчитана на пятерых и свободу передвижений по совокупности. — У этого Ольрэна чувство юмора уж больно странное, как мне кажется, было и есть. С него тот ритуал, который безумный Йорд проводил, сталось бы вывернуть наизнанку. Если уж он мою душу в чужое тело сунул и чужое лицо к телу приляпал, что ему стоило смешать лошадей с кучером? Да как нечего делать! И будут у нас не телохранители-щитовики, а при новом переключении в критической ситуации — какие-нибудь кентавры. Часть от коней, часть от кучера, и не факт, что первое сзади, а второе спереди. С Ушедшего станется и наоборот начудить.

По мере того как Дабл-Кей внимали моим гаданиям на кофейной гуще, они становились все бледнее и бледнее. При общей смуглости хорошо загорелой кожи это стало очень заметно.

Потом настал черед жреца с его расспросами про превращения. Керт честно описал процесс оборота в пса и еще разок прибавил: хоть этот трюк его и выручил, но по мозгам дал неслабо. Оказывается, мужик еще полдня потом пытался определиться, пес он или человек. Ладно хоть лаять, задирать лапу и грызть косточку не полез, а то бы мы с Киртом заработали пакет незабываемых впечатлений.

Мои рассуждения и описание впечатлений жертвы метаморфизма произвели впечатление и на служителя Первоотца. От натурных экспериментов он отказался. Или решил, коль они с Фиилором в отряд вливаются, наблюдать за щитовиками, так сказать, в естественных условиях?

Собирались в путь, раз решили ехать вместе, недолго. Даже записывать откровения пьяного менестреля не стали. Зачем, если все его слова отпечатались в памяти типографским шрифтом кегля двадцатого как минимум, да еще и красным цветом?

Играла я когда-то давно в «Дьябло», там таким цветом адские порталы полыхали. Словом, забыть слова про ключи Ольрэна нам не светило. А потому и маршрут сразу определился. Городок Кретаграт на окраине Вольных Пустошей стал первой точкой путешествия, куда каждый из нас стремился за своим «надом».

Бывшие телохранители ее покойного высочества хотели снова быть людьми без всяких превращательных фокусов, Фиилор и жрец Первоотца личных мотивов не раскрывали, а я… Дура, наверное, — размышляла о том, а не удастся ли этими ключами Ольрэна отпереть дорогу домой. Кимея любила Фальмир, спору нет, но я, вооруженная ее памятью, ничего особо примечательного в нем не видела. Слишком много условностей, но маловато комфорта, да и от фанатиков огрести можно. Если не домой, на Землю, то в какой-нибудь другой мир, более приспособленный для жизни слабых девушек с редким даром, я не отказалась бы переместиться. Можно даже к тому зеленоглазому красавчику. Видела его сегодня во сне, и так тепло на душе было от одной мысли о нем, — сама проснулась, как наивная малолетка, с бьющимся сердечком и чуть не треснувшей напополам от улыбки физиономией. Эх, что ж вы, красивые мужики, с девками делаете! Или это не в зеленоглазом незнакомце причина, а в доставшемся мне худеньком тельце горничной? У которой, возможно, впервые за всю жизнь начали просыпаться, стимулируемые мозгом попаданки, не романтические, а плотские интересы.

Нищему собраться — только подпоясаться, лавки одежной, как уже говорила, в деревеньке не имелось, нормальной, хотя бы по местным меркам, одежды прикупить тоже было негде. Мужики еще как-то выкрутились: перетерли с трактирщиком и на смену хоть по паре рубах и штаны получили. Для фитюльки моей комплекции не нашлось ничего, не считая местного аналога сарафана с плеча дочки сердобольной подавальщицы. Вышитые по горловине и рукавам ярко-оранжевые птицы произвели столь неизгладимое впечатление, что я объявила о невозможности лишить ребенка такой красоты и от покупки отказалась.

Хвала худющему Фиилору, проведав о моих затруднениях, добрый парнишка недолго думая предоставил в мое распоряжение весь свой гардероб. Оказывается, не такой уж не от мира сего, как пытался убедить нас жрец, в Радильяре принц вырос. Странноватый, конечно, зато эта его странность нас очень выручила. Высочество не только делами духовными интересовался, но и вполне светским театром. Он даже с успехом играл в дворцовых постановках. Причем играл лиц любого пола. При бегстве, замаскированном под ознакомительную поездку к невесте, Фиилор смог утянуть из дворца не только походный гардероб, прилагающийся к каждому лицу королевских кровей, но и изрядную часть театрального. Комплекцией же мы с высочеством оказались схожи. Поэтому в приличное светло-серое платье из неколючей ткани, представлявшей как раз костюм скромной наперсницы, я переодеться смогла.

Садились мы в карету втроем: я, жрец и Фиилор — «брюнетка под вуалью». Одному из братьев предстояло сменить получившего расчет кучера. Нанятый в соседнем городке, он ничего об истинном облике принца не знал, а если и подозревал, то, довольный расчетом и премией, предпочел оставить подозрения при себе. Второй щитовик собирался составлять компанию напарнику в привычной роли охранителя.

Поэтому оба мужика остались снаружи, разместившись на скамье-облучке. И правильно! Хотя карета особенной теснотой не отличалась, но добавьте в самую просторную коробку на четырех колесах мускулистую орясину, и сразу тесноту почувствуете. Идти по пути, проторенному анекдотом о еврейской семье, ютящейся в однокомнатной квартирке, и следовать методу «продай козла», я не собиралась.

Загрузили мы и несколько объемных корзин с припасами в короб на заду кареты. Тронулись в дорогу еще до обеда вполне благополучно, невзирая на настороженные взгляды, каковыми Кирт с Кертом окидывали четверку пятнистых, будто они собрались маскироваться на местности осенью, кобыл. Скорее всего, телохранители опасались возможности превращения при контакте с животными. Но нет, ничего не произошло. Животные спокойно позволили себя запрячь и на людей смотрели совершенно равнодушно до тех пор, пока у них в руках не появились морковки. Схрупав лакомство, кобылки вернулись к прежнему безразличному состоянию. Телохранители проверку на «братство по разуму» не прошли.

Тракт, шедший вдоль деревеньки и далее к Вольным Пустошам, на асфальтированное шоссе, и тем паче на платную трассу, никоим образом не походил. Счастье, что на Фальмире уже изобретены рессоры. И с ними-то комфорт был минимален, а уж без них я бы и вовсе пешком двинула. Пересесть на лошадь верхом не смогла бы. Кимею немного учили держаться в седле в рамках общего девичьего образования, но скакать быстро она нипочем бы не сумела.

Ехали часа три, не меньше, когда мне срочно потребовалось сойти. Высунув нос из окна, я громко попросила: