Шериф задумчиво промолчал. Соглашаться со мной вслух означало бы критику того, кому служишь, с другой стороны, возражать жрец тоже не спешил. Аргументы говорили не в пользу Первоотца и компании. Пожалуй, молчание было воистину не только золотом, но и лучшей дипломатической тактикой.

За постой с нас не взяли даже минимальной платы, да еще продуктов в дорогу напихали, как в голодный год. И, выглядывая из кареты, я видела, как снимал вывеску с трактира хозяин.

Вопросительно глянула на закрепляющего дверцы, чтобы не распахнулись при движении, жреца. Неужто он подсказал идею о замене? Шериф усмехнулся, и я не выдержала:

— Какая?

— Они пока сами не определились. Увлеклись, спорят, — ответил тот.

Наши спутники мгновенно заинтересовались сутью вопроса. На этот раз я уже не стеснялась и озвучила во всеуслышание проверенную на Шерифе мысль об угнетении творческой мысли на Фальмире. Заставила компанию призадуматься, удивиться и согласиться с идеей проклятия. Но ничего прямо здесь и сейчас для развеивания «эффекта тупицы» мы предпринять не могли, поэтому тему вынужденно оставили. Потом еще минут двадцать развлекались спором, какое из названий лучше.

Практичным щитовикам нравились «Ступенька и яблоко» и «Пять плащей и жрец», а Фиилор склонялся душой к волшебным названиям. Но, и это я отметила как должное, никто не предложил новый вариант названия, пусть даже совсем неудачный. Этот факт лег в копилку еще одним доказательством.

— А как мы в тюрьму попадем? — озвучил на обеденном привале наивный вопрос Фиилор, аккуратно обкусывая жареную птичью ножку.

— Подкупим охрану, — пошевелил пальцами Кирт. — Ухо в заклад положу, в кандальню частенько родственнички заключенных наезжают. Если хорошо заплатить, можно устроиться неплохо даже там. Еду, вещи, девочек заказать, разве что выйти нельзя. За этим точно следят бдительно. Стоит хоть слуху о побеге проскользнуть, охрана тепленькое место потеряет, как бы не вместе с головой. Помнишь, Кирт, у нас Лире учился? Он к дядьке-махинатору, что за фальшивую чеканку туда угодил, ездил. Проведывал. Надеялся, тот его в завещании упомянет. Несколько золотых извел, а только зря, все короне отошло. Не простил величество посягательства на свое право. Если бы дядька ее величество того-этого на кровати, может, и простил бы, а чеканку — нет.

— К кому будем проситься с визитом мы? Есть идеи? — уточнила я у Дабл-Кей как у самых больших знатоков контингента кандальни. — Или на месте определимся, когда вы за бутылкой чего-нибудь вдохновляющего с местными стражами перетрете? Тюрьма же не в чистом поле стоит? Там какая-нибудь деревенька по соседству есть?

— Есть, — хохотнул Кирт и в ответ на мой недоуменный взгляд пояснил: — Она так и называется — Прикандальная.

— Я не удивлена, — хмуро констатировала я и попросила: — Порази меня, скажи, что трактир называется не «Прикандальный»!

— Не поражу, — сожалея, цокнул языком трепач.

— А как иначе-то? — наивно вопросил обделенный искрой творчества Фиилор, не увидев ничего странного ни в одном из названий.

— Как угодно. «Не тюрьма», «Кружка для стражника», «Предпоследний приют»… — начала я выдавать пулеметной очередью версии, глядя в изумленно распахивающиеся глазищи принца. — Ай, да как угодно!

Я отмахнулась и замолчала, откинувшись на подушки. Пока не обращала внимания на здешнюю ограниченность, привычно глядя на все глазками Ким, меня ничто и не царапало. А как своими взглянула — словно пелена маскировочная упала и шаблонная узость начала бесить.

— А почему «предпоследний»? — заинтересованно подал голос с козел Шериф.

— Возможны варианты, — хмыкнула я. — «Последняя остановка перед кандальней, перед кладбищем, перед возвращением домой под око поигрывающей сковородой жены».

Щитовики дружно грохнули хохотом, оценивая последний перл. Так могут смеяться лишь свободные, не примеряющие на себя неприятную ситуацию люди. Им вообще по контракту запрещено было жениться, пока состояли в охране принцессы. Чем парни с успехом и пользовались, развешивая лапшу на ушах всех готовых к знакомству девиц.

Деревенька Прикандальная медленно вырастала слева от дороги, справа восставала она — Исперская кандальня, больше похожая на волшебный замок, чем на тюрьму, — с необычайно белыми толстыми стенами, сложенными из крупных блоков. И верно, зачем рубить мелкие кирпичи, если недалеко горы, а в них когда-то был каменный карьер. Белый камень, не мрамор и не ракушечник, наверное, а что-то наподобие известняка. Хотя я не припомню, чтобы на Земле мне он встречался в настолько белом виде, скорее в серый или желтый отливал. С другой стороны, много ли я повидать успела?

Трактирная вывеска с очередным обезличенным названием вызвала у Дабл-Кей очередной приступ веселья. Местная прислуга озадаченно косилась на радостно похрюкивающие коричневые плащи и понять не могла, над чем таким угорают паркующиеся паломники. Но, наверное, слуги решили, что веселье как-то связано с благородным путем к Первоотцу, и с комментариями не полезли.

Очень любезный трактирщик обрадовал нас наличием свободных комнат и едва не довел до греха смертоубийства кучей уточняющих вопросов о дополнительных услугах. Интересно, когда его убьют за настойчивость? Я даже специально пригляделась, но черных пятен — меток смерти — не заметила. А жаль! Сейчас бы промолчала и даже совестью не мучилась. Всегда терпеть не могла навязчивый сервис!

В зале двухэтажного трактира, тоже, кстати, сложенного из белого камня, как и почти все домики аккуратной деревушки, было темновато. Окна имелись, но нарочно задергивались какими-то тяжелыми занавесками. И зачем? В темноте не так заметны мухи в подливке и мошкара в пиве? Или стражникам с клиентами кандальни в такой атмосфере встречаться удобнее? Темнота — не только друг молодежи, но и посредник между жаждущими свидания клиентами и стражей?

А что, вполне может быть. В левом углу, как раз там, где темнее всего, двое мужчин в серо-коричневой форме цедили пиво и с аппетитом употребляли что-то сочащееся жиром и мясное. Длинное, как сосиски, и толстое, как сардельки. А-а-а, не угадала, это оказалась чесночная колбаса! Ударивший в нос запах успешно подтвердил версию.

— Я на переговоры с этим ароматным однозначно не пойду. Филю тоже пускать нельзя, его же сразу стошнит, и все наши договоренности пойдут прахом, — прошипела я из-под капюшона, усаживаясь за свободный стол рядом с Кертом. Шериф, Филя и Кирт сели с другой стороны стола.

Еда появилась на столе едва ли не быстрее, чем мы заняли места.

— Не торопись, найдем как договориться, — прочавкал Кирт, легко сходившийся с людьми. — Поставим ребятам кружку-другую-третью, порасспросим, о каких грешниках Первоотцу помолиться особенно следует, может, попросим на этих самых грешников глянуть, чтоб, значит, точно знать, о ком перед Первоотцом словечко замолвить.

Или я ничего не понимаю, или наш щитовик только что на коленке соорудил весьма подходящий план. Повисшее за столом после его слов молчание подсказало, что я не брежу и остальные тоже поражены дельным предложением.

— Говоришь, мы творить и выдумывать разучились? — подколол меня Керт, озвучивая свежепереданную версию.

— Говорю. Оттого и удивляюсь. Или нашего друга так на приступ вдохновения пробило, потому что рядом с Филей сидит, а оба ключа неотлучно при нашем добывайке болтаются?

Шериф задумчиво огладил бородку и кивнул, признавая за версией шанс на существование.

— А я-то думал, чего мне в бок упирается? — озадаченно пробормотал Кирт.

— План хорош, — одобрил жрец. — Стоит заняться им сразу после ужина.

— Ага, пока те мужики еще способны языком ворочать, — ухмыльнулся словоохотливый щитовик.

Щитовики поели быстро и отправили нас с Филей, как пол слабый и в литрболе сражаться не способный, по комнатам. Ходить, пусть не бегать, даже не сильно прихрамывая, принц уже мог. Отек с ноги спал еще утром, вправленный вывих заживал, и если ногу не нагружать, то потихоньку передвигаться наш самострельщик мог и сам. Но осторожничал, за стеночку держался, за перила лестницы. Из-за широченного плаща подпрыгивающая манера его передвижения не бросалась сильно в глаза.