— Боже мой! — воскликнула она, не в силах сдержать волнение. — Я знаю, почему Деливеренс Дейн нет ни в одном списке!

— Почему? — спросил Сэм, поднимая голову.

Конни повернула к нему свою книгу и указала место на странице. Там, в самом низу длинного списка торопливо написанных имен, значилось Диливиренс Дейн — писарь явно был полуграмотный.

— Посмотрите на дату, — сказала Конни.

Сэм в замешательстве нахмурился. Удивленно глядя на Конни, он ждал объяснения.

1692 год.

— Сэм, — Конни схватила его за руку, — Деливеренс Дейн была ведьмой!

— Объясните мне еще раз, — попросил Сэм, пододвигая к Конни большую кружку пива.

Она облокотилась на барную стойку и, обхватив голову руками, взволнованно барабанила пальцами по макушке. Сэм устроился на высоком стуле рядом с ней и сдул пену со своего пива. Другой конец стойки оккупировала небольшая компания мужчин средних лет в оранжевых штормовках и мокасинах. Они шутили и гоготали, со звоном чокаясь бокалами с «кейп-коддером».

Сэм и Конни сидели в тускло освещенной части бара, где на стенах висели вымпелы регат и черно-белые фотографии сорокалетней давности, с которых улыбались мужчины в роговых очках.

— Это один из десяти великих морских баров мира, — сказала Конни, вспомнив одно из лирических отступлений в письме Грейс, которое она прислала вместе с ключом от дома.

Грейс вспоминала, как подростком околачивалась в этом переделанном под бар хранилище для парусов, откуда констебль за уши выволакивал и препровождал домой местных мальчишек. Конечно, бурные времена миновали, хотя, глядя на моряков на том конце стойки, в это трудно было поверить.

В Марблхед Конни и Сэм приехали на ее машине. Конни предложила выпить пива за ее счет, чтобы хоть как-то отблагодарить Сэма за помощь. Он, не ломаясь, согласился. И никаких «мне надо позвонить» или «пойду переоденусь». Сидя за барной стойкой, Конни искоса поглядывала на него. Он слизнул пивную пену с верхней губы. Какая у него шелковистая кожа… А как подчеркнуты загаром лучики морщин у глаз…

— Да уж, — сказал Сэм, почесывая щетинистый подбородок и с опаской оглядываясь на моряков. — Но все-таки что там с годом? Я напрочь забыл семнадцатый век.

— М-м-м… — вздохнула Конни, потягивая пиво. — Как же сегодня жарко. — Она положила руки перед собой и почувствовала, как постепенно спадает напряжение. Наконец-то можно расслабиться. — Вообще-то я не люблю пиво, но сейчас пью с удовольствием.

— Конни, — укоризненно проговорил Сэм, слегка подтолкнув ее костяшками пальцев под локоть.

Она помолчала, держа кружку на весу. Сэм перехватил ее взгляд и теперь смотрел приветливо и заинтересованно.

— Хорошо, — улыбаясь, сказала Конни и повернулась к Сэму. — Все началось в январе 1692 года, когда в деревне Салем заболела Бетти — дочь священника Сэмюэля Пэрриса. Ей было всего девять лет. Отец не мог понять, что с ней. Священник этот был неоднозначной личностью. Некоторые его поддерживали, а другие считали, что он берет слишком большие деньги. Он и так много чего требовал, например, бесплатных дров как дань своей должности…

— Как дань своей должности! Да как он посмел! — не без сарказма перебил Сэм, в притворном ужасе прикладывая руку к груди.

— Не то слово! Кем он себя возомнил? — рассмеялась Конни. — Так вот, к тому времени как заболела Бетти, Пэррис уже нажил парочку заклятых врагов. Деревенские жители были люди жесткие во всех отношениях. — Она сделала паузу, чтобы отхлебнуть пива. — Впрочем, как и сейчас, — задумчиво добавила она, и Сэм улыбнулся уголком губ. — В общем, преподобный Пэррис позвал доктора, но тот не смог определить, в чем дело.

— Тогда врачи мало что могли сделать, правда? — уточнил Сэм.

— Это так, — согласилась Конни. — Одна из отличительных черт этого периода то, что до научно-технической революции еще было далеко. Люди не знали, что такое научный метод, не знали разницы между причинно-следственной связью и случайностью. Существование мира представлялось им длинной и непостижимой цепью случайных событий и Божьего промысла.

— Стоит подумать об антибиотиках, и тоска по давно ушедшим эпохам проходит, — вставил Сэм. — Продолжайте.

Конни улыбнулась.

— Доктор — по фамилии Григгс — просто пустил девочке кровь, от чего ей наверняка стало еще хуже. Как раз в это время врачебное ремесло стало считаться уважаемой профессией, потому что врачи получали официальное образование. Вполне возможно, Григгс хотел снять с себя ответственность, спасая репутацию. Кто знает? Как бы то ни было, он говорит преподобному, что Бетти не больна, ее заколдовали. И тогда священник начинает в своих проповедях утверждать, что в Салем пришло зло. Он считает, что его дочь наказана за грехи его города и что зло должно быть изгнано. Может быть, Пэррис сам лукавил. Некоторые историки полагают, что священник, почувствовав, что становится непопулярным, нагнетал обстановку, чтобы отвлечь от себя внимание. В любом случае вскоре все заговорили о колдовстве, а еще у нескольких девушек случились припадки, как у Бетти. Самая известная из них Абигайль Уильямс, племянница священника, жившая у него в доме в качестве служанки. Артур Миллер вывел ее в «Суровом испытании».

— И тогда началась Салемская паника, — закончил за нее Сэм. — Проклятие!

Он сцепил пальцы и хрустнул суставами.

— Именно, — сказала Конни. — А что было дальше — мы все знаем. Рабыню преподобного Пэрриса, Титубу, обвиняют в том, что она околдовала девочек. Историки спорят, была ли она негритянкой или местной индианкой. Самое интересное то, что она признается! Она говорит, что к ней приходил дьявол в длинном черном плаще и пообещал ей, что она сможет улететь к себе домой на Барбадос, если согласится ему служить. — Конни отпила из кружки и улыбнулась. — Несколько историков отмечают, как похож описанный Титубой дьявол на самого преподобного Пэрриса. Неудивительно. У нее не было другой возможности сказать все, что она о нем думает.

Сэм улыбнулся.

— И тогда, — продолжала Конни, — священник говорит Титубе, что она может заслужить прощение Господа, если укажет ему тех, кто кроме нее подвизался на службе у дьявола. Она называет нескольких женщин, местных попрошаек, которые, конечно, все отрицают. Но все заболевшие девушки подтверждают показания Титубы. Скоро ситуация выходит из-под контроля. В следующие месяцы сотни людей по всему округу Эссекс обвинены, а двадцать повешены. Одного человека, Джайлса Кори, даже раздавили насмерть камнями — таким способом суд призывал его к покаянию.

Конни передернуло.

— Да… — проговорил Сэм, — ужасная смерть.

— По легенде его последним словом было «Еще…» — задумчиво произнесла Конни. Она отхлебнула пива, глядя в никуда, потом продолжила: — Это страшно… Говорили, что когда он умер, ему палкой запихали в рот вывалившийся язык…

Она помолчала, отгоняя неприятный образ.

— Помимо всего прочего, существует множество объяснений, почему паника распространилась именно в это время. По всей Новой Англии на протяжении семнадцатого века возникали случаи колдовства, но этот имел наиболее грандиозные последствия. Никто до сих пор не понимает, почему события вышли из-под контроля. Может быть, девочки захотели взять власть над старшими, образованными людьми, что совершенно недопустимо в пуританском обществе. Может быть, повлияло что-то еще. Но самое важное то, что перед тем как казнить ведьм, их отлучали от Церкви. — Она сделана еще глоток. — Так что все, кто записан в этой хронике как отлученные, наверняка были замешаны в процессах. Возможно, через неделю их повесили.

— Но зачем их отлучать от Церкви? — спросил Сэм.

— Потому что ведьмовство — это ересь, — пожала плечами Конни.

— Правда? А я думал, это скорее альтернативная, отдельная религия.

В этот момент один из моряков на том конце громко рассказал сальный анекдот про блондинку, рыбу и бармена. Его приятели загоготали, а хозяйка бара — сама блондинка — закатила глаза и стала протирать следующую кружку.