Сэм весь дрожал от волнения. Конни ощутила волну нежности и, глубоко вздохнув, улыбнулась ему.

— Ты ее увидишь. Совсем скоро. Мне только сначала надо кое-что сделать.

Она положила руку ему на лоб, и Сэм опустил голову на подушку. Конни постаралась внушить ему ощущение легкости, спокойствия и сонливости, которое глубоко проникло в его сознание. Она хотела подготовить его тело к очередному приступу, который — она взглянула на часы и пожалела, что так открыто, — возможно, был на подходе.

— Не волнуйся, — прошептала она. — Все будет хорошо. Очень скоро.

Его веки отяжелели и опустились на глаза, подобно бархатному занавесу. Губы заулыбались, тело расслабилось, а руки в ремнях свободно повисли. Может быть, на этот раз он проспит приступ, с надеждой подумала Конни и почувствовала, что Сэм погрузился в глубокий сон. Глаза были плотно закрыты, грудь ровно вздымалась и опускалась. Конни медленно убрала руку.

С легким сердцем она вернулась к подоконнику, заткнула бутылку пробкой и положила ее в сумку. Свернув полотенце, тихо опустила его в мусорное ведро под раковиной.

Подойдя к кровати, девушка вытащила из кармана маленькую карточку без названия. Она лежала в одной пачке с латинским заклинанием для помидоров и ничем не примечательными кулинарными рецептами заливного и запеканки. Перечитав ее, Конни, улыбаясь, недоверчиво покачала головой.

На карточке была изображена, казалось, бессмысленная последовательность букв в форме треугольника. Конни все еще не верила в нее, но точно знала, что любому ребенку она известна. Заклинание выглядело следующим образом:

И всего одна строка внизу. «Чтобы вывести болезнь, приложи к телу», — прочитала Конни шепотом. Сложив карточку пополам, она нагнулась и, коснувшись лба Сэма губами, засунула ее в наволочку ему под голову. Он тихонько всхрапнул во сне, и у Конни просветлело лицо.

— Все будет хорошо, — сказала она себе и, наверное, всей вселенной.

Затем она на цыпочках прошла по комнате и выскользнула в коридор.

Из зловещего коридора доносились приглушенные голоса: молодая женщина говорила быстро и взволнованно, ей вторил угрюмый мужской голос. В узких грязных камерах арестанты подняли головы, прислушиваясь. Голоса затихли. Послышалось лязганье ключей, и открылась дверь в дальнем конце. К зарешеченным окошкам в дверях камер прижались перепачканные лица: тут Джордж Берроуз — бывший пастор деревни, с сильно отросшими, спутанными волосами; там Уилмот Редд — пухлая торговка рыбой из Марблхеда, ее лицо — обычно такое веселое — вытянулось и посуровело.

Мерси Дейн печально смотрела на их лица, просовывая в камеры толстые сухари. Она не знала, сколько приносить, Сара Бартлетт сказала, чем больше, тем лучше. Из окошек к скудному пайку люди тянули руки, иногда не в силах даже сказать спасибо. Раздавая еду, Мерси медленно продвигалась по коридору, пока, наконец, не остановилась перед последней камерой. Вглядевшись внутрь, она увидела во мраке две фигуры: маленькой девочки в грязной рубашке, свернувшейся калачиком в дальнем углу, и женщины, прислонившейся к каменной стене спиной ко входу. На полу кое-где лежала солома, невыносимо воняло плесенью. Из небольшого, забранного решеткой окна под потолком в камеру проникал солнечный луч, время от времени заслоняемый ногами прохожих.

— Мама? — прошептала Мерси.

Женщина не шелохнулась. Убедившись, что никто за ней не наблюдает, Мерси положила руку на дверной замок и вполголоса проговорила длинную латинскую фразу. Под ладонью, потрескивая, вспыхнуло голубое сияние и, словно отталкиваясь от кожи, выплеснулось на заржавевший замок. Когда оно рассеялось, Мерси нажала на тяжелую дубовую дверь, которая медленно подалась. Скользнув внутрь, она прикрыла ее за собой.

— Мама? — снова прошептала Мерси.

На цыпочках подойдя к сидящей на полу хрупкой женщине, она упала на колени и положила руку ей на плечо. Деливеренс медленно повернула голову, и в глазах мелькнул проблеск узнавания.

— Мерси? — удивилась она. — Но как ты сюда…

Она осеклась, прижимая к груди дрожащую дочь. Мерси уткнулась лицом маме в шею и, обвив ее талию руками, вдыхала успокаивающий аромат ее кожи.

— Я их убедила, что пришла по поводу счета, который они прислали, — глухо сказала она, зарываясь в складки маминого воротничка. — А потом сделала так, что меня пропустили.

Деливеренс гладила длинные волосы Мерси и, слегка покачивая ее на руках, улыбнулась:

— Где же ты нашла монетку для такого подвига?

Мерси поняла, что мама ею гордится.

— Тетушка Бартлетт помогла. Дала денег и свою кобылу. Я принесла сухарей. — Она достала из мешка несколько штук. — Можно дать один Доркас? — Мерси беспокойно оглянулась на маленькую девочку, неподвижно лежавшую в темном углу с закрытыми глазами и пальцем во рту. — И где Сара Осборн?

— Я ее покормлю, когда ты уйдешь, — сказала Деливеренс печально и безропотно. — Боится она посторонних. А достопочтенную Осборн больше не тревожат земные скорби. Господь забрал ее к себе три недели назад.

— Как это, когда я уйду? — переспросила Мерси, глядя маме в глаза. — Но мама, все подготовлено, ты уйдешь со мной.

Деливеренс посмотрела в открытое лицо своей дочери и тихо засмеялась. Она протянула руку, погладила Мерси по пылающей щеке, и девушка вдруг ощутила глубину маминого смирения.

— Доченька, — сказала Деливеренс, улыбаясь уголками губ, — ты ведь знаешь, что я не могу уйти.

— Нет, можешь! — воскликнула Мерси, схватив мать за руки. — Надсмотрщик спит — я дала ему зелье, а еще я научилась открывать замки. Мы должны идти, мама!

— И оставить остальных? Тех, кто невиновен в преступлении, которое совершила я? — спросила Деливеренс, пристально разглядывая лицо девушки и ища понимания.

— Совершила ты? — Мерси привстала с колен.

Ну, конечно, она обезумела, — подумала она. — После стольких месяцев в тюрьме мало кто выдержит.

Деливеренс подвинулась и с тихим стоном вновь прислонилась к каменной стене.

— Так это ты убила Марту Петфорд? — с тревогой и смущением спросила Мерси.

— Нет. — Деливеренс покачала головой. — Не я. И неудивительно, что мне не верят. Она действительно была околдована. В какой-то степени. А снадобье, которое я дала, лишь подтвердило мою догадку.

— Но зачем? — сказала Мерси, сбитая с толку. — Кто бы стал желать смерти ребенку?

— Никто, кроме самых презренных и омерзительных из бесов. Но подумай, Мерси. Как ты можешь говорить про колдовство? — Она смотрела на дочь светлыми глазами, нахмурив брови. — Причина любого страдания — всегда чей-то злой умысел, а не просто случайность или божественное провидение. Злоумышленник порой может не ведать, что творит зло, и не понимать, как оно получается, поэтому не ищи умысел, а довольствуйся исцелением. — Деливеренс закрыла глаза, переводя дух. — Человеку необязательно быть колдуном, чтобы причинить страдание другому.

— Мама, — сказала Мерси, — я не понимаю. Кто же убил малышку Марту?

Деливеренс открыла глаза — потускневшие от изнеможения и недоедания.

— Питер Петфорд, кто же еще, — хрипло сказала она.

— Достопочтенный Петфорд?! — изумленно ахнула Мерси.

— Сам того не зная, — добавила Деливеренс. — Несчастный…

— Но как? — воскликнула Мерси.

— Когда меня позвали к постели бедной Марты, я думала, что у нее обычные припадки или что она притворяется — ведь в таком нежном возрасте ей пришлось взвалить на себя все хозяйство. И мамы нет. — Деливеренс потерла рукой лоб, чтобы отогнать неприятные воспоминания. — Я дала ей легкое успокаивающее снадобье и стала читать молитву. Я надеялась, что теплое общеукрепляющее питье и нежные слова ей помогут. — Она вздохнула с видимым усилием. — Я редко так ошибалась. Оказалось, что это отравление свинцом от старой посуды. Потом припадки усилились. Я сотворила сильное заклинание от отравления металлом, но было уже слишком поздно. И девочка умерла.