Вытерев палец о шорты, девочка принялась изучать страницы. На одном из листов было написано «Кармин». И все. Олив нахмурилась. Кармин? Это имя такое, что ли? Она просмотрела другие листы. Все были чистыми – но под ними она обнаружила обрывки других, изорванных в клочки. Кто-то разорвал кучу бумаг, а потом спрятал их, как Олив иногда делала с контрольными, которые вышли особенно неудачными. Что же это было? Рецепты?

Олив подняла взгляд на бесконечные ряды банок, каждая из которых тонкой полоской отражала свет фонаря. Потом снова посмотрела на стол. И только тут впервые заметила еще один мерцающий предмет. Куда более близкий, чем банки, маленький и очень знакомый.

Девочка замерла. Все остальное тоже замерло – дыхание, веки, поток крови, медленно струящейся в заледеневшем теле. Потому что там, на столе, наполовину скрытые большой пустой банкой, лежали очки.

Они были больше, чем очки миссис МакМартин, которые Олив нашла в ящике комода много недель назад и которые раздавила в коридоре верхнего этажа, вывалившись из картины с лесом. Они выглядели тяжелее и массивнее, словно были сделаны из более жесткого металла. Очки Аннабелль МакМартин, с их тонкой оправой и длинной, изящной цепочкой, были женскими. А это были мужские очки.

Очки Олдоса МакМартина.

Мысли Олив взметнулись огромным фейерверком, взрывной волной откинув всякое беспокойство. Восторг, волнение и свобода захлестнули ее напополам с каким-то еще более восхитительным чувством – когда услышишь стук лопаты о крышку сундука с сокровищами, которые ты сам где-то зарыл и уже отчаялся снова найти. Она потянулась к очкам.

– Олив!

Девочка резко обернулась. Какой-то рефлекторный порыв заставил ее спрятать очки за спиной.

У входа в каменную комнату стояли все три кота. В бледном свете фонаря они казались серебристыми и призрачными, и только зеленые глаза ясно мерцали во тьме. Говорил Горацио. Сзади Харви испепелял ее взглядом. Леопольд стоял поодаль, на самой границе света, опустив плечи и повесив голову. Если бы Олив не знала, что это невозможно, то могла бы поклясться, что черный кот плакал настоящими слезами.

– Я надеялся, что это неправда, – тихо произнес Горацио. Они стояли у самой черты камней, словно не хотели подходить ближе к Олив. – Но снова ошибся, понадеявшись на тебя.

Сердце Олив, где лишь минуту назад все радостно пело в предвкушении новых открытий, налилось свинцом и начало сползать в сторону правой коленной чашечки.

– Только ты избежишь одной опасности, как сразу начинаешь искать другую, а? И не только себя ставишь под угрозу, но и всех вокруг – тех, кто больше всего о тебе заботится. Но ты, кажется, с легкостью об этом забываешь. Или, возможно, тебе просто плевать.

Олив открыла рот, чтобы возразить, но Харви зашипел, словно гремучая змея, сверкая клыками в свете фонаря. Девочка невольно отступила на шаг назад.

– Тебе обязательно надо было вынюхивать дальше, – продолжал Горацио все тем же тихим голосом. – Теперь ты пытаешься управлять нами – после того как мы снова и снова рисковали собой, чтобы защитить тебя?

Леопольд издал звук, почти похожий на всхлип. Харви успокаивающе прислонился к нему и бросил на Олив огненный взгляд.

Сердце ее доползло уже до большого пальца ноги.

– Я не понимаю, зачем вам надо было защищать меня от этого, – сказала она, указывая на ряды банок и пытаясь улыбнуться. – Подумаешь, огромная кладовка – что в этом такого страшного?

Коты широко распахнули глаза и обменялись быстрыми взглядами, но не сказали ни слова.

– И вообще, – добавила Олив, постепенно загораясь возмущением, – Книга заклинаний теперь моя. Почему мне нельзя ее использовать?

– Это она тебя использует, – сказал Горацио.

Олив разинула рот.

– Неправда.

Рыжий кот моргнул:

– Ты знаешь, что такое ведьмы и ведьмаки, Олив?

Перед мысленным взглядом девочки пронеслось несколько картинок: остроконечные черные шляпы, метлы, молодая Аннабелль МакМартин, сладко улыбающаяся с портрета. Ничто из этого не подсказывало подходящего ответа.

К счастью, Харви не стал ждать.

– Это люди, которые занимаются колдовством, – резко произнес он. Олив никогда не предполагала, что он может звучать так зло.

– Разве ты не видишь, что происходит? – спросил Горацио. – Ты становишься одной из них.

Олив замотала головой, сначала медленно, потом все быстрее, пока комната не начала расплываться перед глазами.

– Нет, – сказала она. – Я не такая… как они.

– Неужели? – Горацио поднял длинные, похожие на усы брови. – А как это назвать, если ты пользуешься вещами МакМартинов? Собираешь их травы, творишь их заклинания? Заставляешь Леопольда повиноваться против его воли? – Леопольд снова издал тихий задушенный звук. – Заставляешь Харви добыть эту дурацкую книгу и суешь в нее свой нос, несмотря на предостережения?

– Я его не заставляла, – возразила Олив. – Он мог сказать «нет».

Харви снова глухо зашипел.

– Ты попросила, и я уже не мог отказаться, – выдохнул он. – Дом хотел его тебе отдать.

– Мы старались защитить тебя. – Рыжий кот прищурился, и глаза его превратились в яркие щели отраженного света. – Но похоже, ты уже не на нашей стороне, Олив. Если так пойдет дальше, мы выступим против тебя. Так или иначе, с этого мгновения ты – сама за себя.

Горацио отвернулся, и его пушистый хвост утонул во тьме, будто листья подводного растения. Леопольд последовал за ним, низко опустив голову. Харви ушел последним, наградив ее долгим, тяжелым взглядом, от которого девочка похолодела и еще долго не могла шевельнуться, хотя котов уже не было рядом.

И она в самом деле осталась одна.

Стиснув в руках очки и походный фонарь, Олив забралась вверх по ступеням, выкарабкалась из люка и спешно взлетела по подвальной лестнице. Коты уже исчезли.

Она оставила фонарь на полке, откуда его взяла. Родители все еще сидели запершись в библиотеке и, кажется, не услышали, как она промчалась на второй этаж в свою спальню и, дрожа, бросилась под одеяло прямо вместе с новыми очками. Схватила книгу, которая лежала на прежнем месте, и крепко прижала к груди. Сразу же стало чуточку теплее и совсем не так одиноко.

Золотое тиснение мерцало в свете прикроватной лампы. Олив прижалась к гладкой коже и упрямо сглотнула ком, который все продолжал расти в горле. Дурацкие коты, сказала она себе. Кому они вообще нужны? У нее снова есть собственные очки. Если им хочется делать вид, что они в доме главные, на здоровье. Олив-то знала, кто настоящий хозяин. Это ее дом.

Она уткнулась лицом в бархатистые страницы, крепко обхватила пальцами очки и принялась ждать сна – или утра, смотря что придет раньше.

К тому времени, как Олив проснулась, комнату уже заливал жгучий солнечный свет. Во сне она с головой залезла под одеяла. Ей снились леса и листья, гонимые ветром, и высокие, колючие живые изгороди, которые все росли и росли, как она ни пыталась пробраться сквозь них. Девочка потянулась, удивляясь, почему ей кажется, будто она вообще почти не спала. Ноги болели, спина болела, пальцы затекли и ныли оттого, что всю ночь цеплялись за очки.

Очки! Она радостно ахнула, вспомнив, сколько приключений ждет впереди, а потом застыла в изумлении от того, чего рядом с ней не оказалось.

Книга заклинаний пропала.

Олив положила очки в карман шортов и, отбросив измятые одеяла, обыскала каждый угол кровати. Она нашла розовый носок, которого не могла обнаружить несколько недель, и голубой шарик жвачки, покрытый тоненьким пушистым слоем пыли, но гримуара нигде не было. Девочка перегнулась через край матраса и заглянула под кровать. Там обнаружилось несколько комков пыли и обувных коробок, плюс одна из пропавших тапочек, но ничего больше. Потихоньку начиная паниковать, Олив соскользнула с кровати и торопливо обыскала комнату, заглядывая в ящики, под стулья, в шкаф, откуда на нее осуждающе глядели меловой круг и миска с молоком. Книги не было.