В светлое Рождество, отслужили литургию Иоанна Златоуста, за ней исполнили торжественные праздничные антифоны. Красок песнопениям нынешней службы добавил поразительный бас дьяка Посольского приказа Матвея, казателя аглицкой речи.
Праздничный стол был великолепен, помимо традиционных жареных поросят, царской рыбы, пирогов, кулебяк с разнообразной начинкой, на столе стоял салат Оливье, жареная и мятая картошка, маленькие желтые помидоры, имеющие яркий вкус диких плодов. За столом, кроме жены, сидящей рядом, находились мои люди. Надо же, как их много! Казначей Ждан Тучков, военный советник и окладчик Афанасий Бакшеев, литец Федор Савельев, медик Бажен Тучков, немецкие мастера Бруно Вебер и Иоганн Зилингер, рында Григорий, архитектор Федор Конь и другие, отметившиеся в моей памяти, люди. Всем им я изменил жизнь, надеюсь к лучшему.
Сам я не очень религиозен, скорее это обязанность родича царя. Не может наследник царя не быть истинным православным.
Для Федора Коня религия была тем, что давало ему заказы на стройки. Как только отзвучали праздничные службы, где я был обязан присутствовать, он вцепился в меня, как клещ, да и во всех, кто ему был нужен и практически заставил приступить к работам над цементом. Агрегат для помола исходных материалов был сделан очень быстро. Так как засыпать в домну полученную пыль я счел не верным, так как она просто забьет трубу шахты и огонь погаснет, потребовалось сделать, что-то вроде агрегата для верчения пороховой мякоти. Так как полученная пыль не желала скатываться, в задуманные нами маленькие шарики, в состав пришлось добавить немного глины. Плавку доверили кузнецам, но градодельцы всем составом внимательно наблюдали за процессом. Конечно, ковали были несколько удивлены, что царевич желает в домне жечь камень, но так как за работу и материалы было щедро уплачено, приступили к плавке. Так же как и при получении железа, пластами уложили уголь и каменные пористые шарики. По срокам преобразования продукта, тоже никаких идей у меня не было, поэтому решили жечь доменную печь с периодической подсыпкой угля и исходных материалов весь день. Насос с приводом от паровика выступал в роли поддувала.
По завершении плавки и охлаждения печи получили еще одну проблему: если металл под своей тяжестью сам выливался в литник, то каменные кругляши спеклись, и добыть продукт получилось, только взломав стенку шахты и кайлом выбив жженые камни. По виду каменные шарики имели черный в самом низу, сероватый в средней части и практически не изменившийся белый цвет сверху. Для понимания удался ли эксперимент, взяли массу из середины и отправили на помол в барабан-мельницу. После нескольких часов получилась пыль, по виду и запаху настоящий цемент. Замешав порошок с водой, песком и щебнем оставили его на ночь в тепле. Длинный брусок серого камня, полученный в результате, крошился в первые часы, потом высох, побелел и превратился в кусок бетона, который смогли разбить только кувалдой. Прочность бетона замешанного первой промышленной партии цемента была куда выше известняка, из которого строилось большинство зданий на Руси.
Простите за каламбур, но Конь был на седьмом небе от счастья. Для меня это был также знаменательный день. Теперь мосты для моей железной дороги перестали быть проблемой.
Где-то в конце января, когда праздники уже прошли, мне нанес визит Иоганн де Гмелин, давно его не было видно.
На этот раз он был не один, а в сопровождении свиты из трех десятков человек, дворян и слуг. Через дьяка-толмача посольского приказа, приехавшего с иностранными гостями, де Гмелин попросил меня выйти на крыльцо.
Явившись с ближними людьми на рундуке, я стал свидетелем торжественной церемонии. Выстроенные в две колонны иноземные дворяне держали в руках древки со знаменами, как я понял каждый флаг, отражал претензии на владение королем Испании тех или иных земель. Яркие одежды знаменосцев и тяжелые разноцветные флаги, подчеркивали торжественность представления. Два герольда с трубой и барабаном отыграли небольшую торжественную мелодию. "Что тут происходит?" — подумал я.
Меж тем действие продолжалось. Де Гмелин, одетый по испанской моде: в колет, короткие штаны буфами, шоссы, в коротком плаще, в берете с пером, прошел через строй своих людей, сопровождаемый парой дворян, и слугами, которые по двое тащили тяжелые сундуки и ларцы. Не дойдя до крыльца нескольких шагов, он, сорвав с головы берет, виртуозно поклонился и, передав головной убор слуге, достал из ларца, поднесённого дворянином, свиток с тяжелой золотой печатью на витом шнуре. Развернув его, он принялся торжественно зачитывать послание на испанском языке. Несмотря на десятиградусный мороз, все люди посла, одетые пижонски, и совсем не по погоде, держали марку и стояли не шелохнувшись. Видом, выказывая интерес к речи де Гмелина и ничего не понимая, я подозвал пожилого дьяка Посольского приказа.
— Эй, толмач, яз не понимаю ничего. Можешь в общих чертах пересказать, об чем толкует посол?
— Как повелишь, царевич. Он от лица короля Гишпании Филиппа II и множества других царств, земель, и титулов благодарит тебя за спасение чести гишпанской короны, призывает в послухи Господа Бога, або не запамятует оказанной священному королевству услуги, радуется, бо ты поддерживаешь его права на владычество над законными его землями европейскими и создание всемирной монархии под его короной. Сказывает, Господь послал кровного родича царя Московии, дабы спас он христианнейшего из королей. Ноне ругает аглицкую самозванку. Сызнова благодарит тебя за спасение города Кадиса, жалует многими дарами, и желает тебе здоровья и долгих лет и хочет дальше с тобою кровным родичем царя Московии купно бысть, супротив самозванки аглицкой.
Посол продолжил свою речь по-русски:
— За спасение Вашим Высочеством города Кадисса, флота Его Величества и воинской чести, понесшей ущерб после Гравелинского поражения флота его Величества от подлых пиратов нечестивой английской самозванки Елизаветы восемь лет назад, имею честь передать Вашему Высочеству дары от моего государя Филиппа II Благоразумного, милостью Божией короля Испании, Англии, Франции, Португалии, Неаполя, Чили, Иерусалима и Ирландии, защитника веры, императора обеих Индий, князя Кастилии, Арагона, Валенсии, Леона, Гранады и Сицилии, эрцгерцога Австрии, герцога Милана, Бургундии и Брабанта, графа Габсбургского, Фландрского, Тирольского. — С этими словами вложив свиток снова в ларец и поклонившись, он поднялся по лестнице и вручил его мне.
— Прошу принять от моего государя орден Золотого Руна. Это высшая награда во всем христианском мире. — Он взял из красивого черного ларца тяжелую золотую цепь, состоящую из прямоугольных звеньев, имеющих вырезы в виде буквы Х, и других с шариками и отходящими от них лучами. Также вложил мне в руку, отделанный большими изумрудами золотой знак, размером с ладонь, с красной лентой, а на плечи накинул длинный плащ из тонкого красного сукна, отороченного мехом, и украшенного золотой вышивкой. Затем жестом дал команду, и слуги принялись в очередь подносить ларцы.
— Примите, Ваше Высочество: книга в восьми томах известного испанского кабальеро и священника Педро де Сьесса де Леона с названием "Parte Primera de la Crónica del Perú" "История Перу". Описание и история страны за великим океаном лежащей, где ныне правит мой король. Яз присоветовал, моему монарху сей дар, зная вашу приверженность печатному слову. — Тут он призвал следующую пару слуг.
Те поднесли сундук, в котором лежал полный латный доспех, покрытый черным лаком. Все детали стальной брони были отделаны обильной насечкой, инкрустированной золотом. Края ворота, подола и рукавов поддоспешной кольчуги были с золотыми звеньями или позолоченные. Шлем комплекта имел вычурную форму со сдвижной личиной, в виде коронованной усатой морды.
— Мой наихристианнейший король просит Ваше Высочество, коли случится выйти на бранное поле, непременно надеть сей доспех. Это творение лучших миланских мастеров. — Так пояснил сей дар, испанский посол.
