И именно по этому, он не мог больше прятаться от своей общины. Как бы старательно он не выдавал свою трусость за осторожность, прикрываясь то болезнью отца, то гарнизонной службой, в эту ночь он просто не мог не прийти сюда. Он просто обязан был в последний раз помолиться со всеми теми людьми, которые пусть и не стали для замкнутого и одинокого молодого человека второй семьей, но и не оттолкнули его, позволив идти с ними по одной дороге.
А ещё, он хотел в последний раз увидеть наставника их общины. Того самого человека, что вывел его к свету праведной истины. Ведь в том, что он видит его в последний раз, Айдек не сомневался. Уже при их первой встречи в том самом заброшенном доме, Майдо Элькэрия был седым старцем. Ну а теперь, когда ему было почти восемьдесят, кажется лишь вера и забота о своей общине держали его в этом мире. Но держали они всë слабее и слабее: тело наставника исхудало, руки тряслись, глаза покрывала мутная пелена, а кожа была в желтых пятнах. Даже идти самостоятельно он уже не мог. Его вывел незнакомый Айдеку молодой ученик, держа под руки и помогая сделать каждый шаг до стула с подлокотниками, который был поставлен на небольшой пьедестал, сколоченный из досок.
Когда наставник сел, толпа стихла. Старец обвёл её взглядом полуслепых глаз и воздев вверх руки, произнес слабеющим голосом:
— Благословение вам, о ступающие по пути праведных!
— Благословение! — отозвались сотни голосов и тут же смолкли, погрузив усыпальницу в по-настоящему мертвую тишину. Все в этом зале, от первых до последних рядов, желали услышать каждое слово, которое собирался произнести наставник.
— Всевышнему угодны мученики, ибо в страдании своем очищаются они от греха. Угодны отринутые, ибо в лишениях укрепляют они свою веру. Угодны погибшие, ибо уготована им жизнь вечная. Не тратьте слёз своих на тех, кто принял мучения и смерть, чья плоть обратилась в прах и пепел. Кратки были их страдания, но награда будет вечной, ибо в День возвращения восстанут они из объятий смерти и предстанут перед взором Создателя. И одарит он верных и праведных благами бесконечными. Плачьте о тех, кто впустил в душу погань греха. Кто осквернил свою плоть и божий огонь в себе, предавшись страстям и порокам. Плачьте о тех, кто отвращал Всевышнего от мира сего, ибо прокляты они на веки веков и уготовано им лишь забвение. Так было сказано и так будет. Ибо в том истина.
— Истина в том! — отозвалась толпа.
— В эту благую ночь мы чтим память тех, кто погиб в красных ямах, кто был забит палками и камнями, кто был растерзан толпой и казнен по приговору Великого палача Убара Ардиша, прозванного Алым Солнцем. Мы поминаем всех тех, кто принял муки, но не отрекся от веры в Единого. Всех, кто хранил свет истины, пока псы тирана кромсали их плоть и жгли её огнем. Мы чтим мучеников и память о них. Но чтим мы их не слезами и не скорбью, ибо знаем, что первыми восстанут они из смерти и первыми обретут благословение в День возвращения.
Наставник общины резко замолчал. Его голос все ещё хранил ту удивительную силу, что годами и десятилетиями увлекала сотни и сотни людей, отводя их от лжи каменных истуканов. Но в голосе этом уже чувствовалось увядание. Он чуть захрипел, закашлялся и лишь когда ученик поднес ему чашу с водой, смог продолжить свою речь.
— Как и сегодня, пять десятилетий назад грех и порок правили миром, но тьма, опустившаяся тогда, была особенно густой. Великий грешник владел страной и в жажде уподобиться Богу, не знал ни меры, ни препятствия. Он повелел чтить себя наместником выдуманного им же божка, коему возводил храмы по всей земле, творя в них греховные оргии и кровавые беззакония. И всякого, кто не желал поклоняться мерзости его, обрекали на смерть безумные жрецы его культа. Долгие годы в Тайларе лилась кровь. И кровь язычников и кровь праведных, но именно на отринувших ложь каменных истуканов был обращен самый яростный гнев кровавого тирана. И в канун языческого беснования, которое камнемольцы зовут летними мистериями, он повелел своим слугам поймать всех праведных в Кадифе и его округе и привести их на площадь Белого мрамора, куда, как на праздник, зазывались толпы зевак. И встретил Душитель пять тысяч праведных и показал им ямы, полные горящих углей и потребовал, чтобы поклонились ему и признали воплощением солнцебога. Но не убоялись праведные и отвергли порочного владыку. Распевая молитвы, приняли они страшную смерть. Живьем их вязали и бросали в полные углей ямы, и запах смрада и гари наполнил улицы города, впитываясь в одежды, кожу и волосы всех тех, кто стоял и смотрел, как гибли сотни и сотни невиновных. И я был среди тех, кто молчанием и невмешательством своим, позволяли твориться злу и торжеству греха. Кто был соучастникам, но утешал себя, что неучастием своим не прикасается к скверне. Я смотрел, как тысячи праведников разделили страшную смерть в красных ямах. Смотрел, как умирали мужчины и женщины, как шли в огонь дети и старики, не желая отрекаться и предавать веру во Всевышнего и поклоняться идолу. И тогда я понял, что камнемольцы и солнцепоклонники идут по пути лжи и порока. Что нет в них истины. Что жрецы их распутники и воры, а в храмах творится лишь беззаконие. А ещё, понял я, что недостаточно самому не быть палачам. Что непротивление скверне греха суть потакание ей, что молчащий о зле, не лучше того, кто сам творит зло. Так я узрел истину, а вместе с ней познал, что есть лишь один путь ее познания — путь праведных, ибо избран он самим создателем. И на пути этом лежит великая жертва, ибо праведный должен принести жизнь свою текущую в угоду жизни вечной.
Старец вновь замолчал. Лишь его бледные губы продолжили беззвучно шевелиться, словно повторяя так и не сказанные мысли. Его голова опустилась вниз, а мутные глаза прикрыли дряблые веки. Вся толпа напряглась, сжалась и поддалась вперед, словно море во время прибоя, сохраняя молчание, нарушаемое лишь потрескиванием сотен огоньков свечей.
— Сейчас нас не травят как диких зверей и не забивают камнями на площадях, — продолжил Элькерия. — С идолопоклонников пока довольно нашего молчания. Но злоба и грех свили надежные гнезда в сердцах камнемольцев, а посему каждый из нас должен готовить себя к испытаниям веры, помня что эта жизнь, лишь прелюдия к вечности. Что она ценна лишь как испытание, что ниспослал нам Всевышний, дабы проверить нашу стойкость и праведность. Не бойтесь и не страшитесь угроз и гонений. Радуйтесь им, ибо в горниле выплавляется железо, а в муках дух праведный. Чтите память павших. И не слезами горя, но слезами радости, ибо всех нас ожидает бессмертие. Искореняйте скверну в себе. Держите себя в чистоте праведной и принимайте муки за веру с радостью. Ибо уготована стойким вечность! Истина в том!
Старик воздел руки вверх в благословляющем жесте и по толпе пронеслись слова благословений, а следом и молитвы. Но не все они звучали восторженно. Часть голосов, и часть немалая, была тиха и сдержана, явно давая понять, что речь наставника оставила в их сердцах горечь.
Огоньки свечей выхватывали из тьмы усыпальницы лица людей. Одни смотрели на старика с надеждой и почтением, другие, хмурые и напряжённые, выражали разочарование. Все эти люди ждали в эту ночь совсем других слов. Да и сам фалаг надеялся получить от Майдо Элькерии напутствие, с которым ему будет не так страшно ломать привычную и знакомую жизнь, меняя Хайладскую крепость на службу в диких необжитых землях. Идя сюда, он жаждал услышать голос полный веры в лучшее. Тот самый голос, что многие годы увлекал и поддерживал сотни и сотни людей, пропитывая их сердца и души надеждой. И теперь Айдек чувствовал себя обманутым.
До начала этой речи, он собирался переговорить с наставником лично. Поделиться с ним всем тем грузом, что лежал на его сердце тяжелым камнем. Но теперь Айдек Исавия точно знал, что когда окончатся молитвы, он покинет эти катакомбы со всеми прочими праведными. Элькерия больше не мог дать ему ничего, кроме сомнений.
Когда молитвы закончились, заменившая праведным обитель древняя усыпальница пустела медленно. Люди покидали её небольшими группками или поодиночке, уходя с перерывами и соблюдая тишину. Пусть времена гонений и были позади, многолетняя привычка скрываться никуда не исчезла и алавелины старались лишний раз не привлекать внимания прохожих. В конце концов, кому есть дело до того, что пять-шесть человек выйдет после заката из грота? Мало ли какие дела требовали скрытности и отсутствия посторонних глаз. Подземные туннели влекли многих — юношей с девушками из низших слоев, которым не находилось другого места для свиданий, контрабандистов, которые, как говорили, знали тайные тропы связывающие катакомбы с пещерами далеко за городом, да и бандиты иногда подселяли без спроса новых жильцов в чужие усыпальницы. Поэтому на входивших и выходивших из гротов людей горожане давно перестали обращать внимание. Чем и пользовались алавелины.
