По-лебединому изогнулась покрытая сапфировой чешуёй шея, качнулись длинные усы-вибриссы, украшенные крошечными жемчужными каплями; приоткрылась пасть, тонкая струйка огня с лёгким шипением коснулась сложенной поленницы дров и костёр немедленно вспыхнул.

Рыцарь Конрад низко склонился перед сине-голубоватым драконом, словно перед самим маркграфом или даже императором.

— Ну, разве она не прекрасна, сударь Фесс? — прошептал он.

Некромант был с ним совершенно согласен.

Драконица застыла на месте, настороженно озираясь, словно ощутила опасность и не торопилась возвращаться в человеческий облик.

Кэр тоже подобрался. Уж чему-чему, а чутью драконов он доверять научился. Глефа — тут. Посох — тоже, вонзён в землю рядом с ним. Лес вокруг — не страшный, не «гнилой», не «ведьмино поместье», как называли порой непролазную чащу местные — стоял себе спокойно, и всё-таки Кейден была права.

Что-то неуловимое, почти что неощутимое подползало к ним, приближалось со всех сторон, замкнув кольцо.

Да, если б не драконица, он бы почувствовал это гораздо позже.

— Конрад, твои реликвии!..

Рыцарь не задавал лишних вопросов. Едва завидев схватившегося за глефу некроманта и развернувшего крылья дракона, мгновенно обнажил меч, свободной рукой схватившись за ладанку на груди.

— Я готов!..

Кейден глухо рычала, сквозь неплотно сжатые зубы пробивались струйки дыма.

— Что это? — не выдержал Конрад.

— Не знаю, — сквозь зубы процедил некромант. — Но не удивлюсь, что это явился пожелать нам счастливого пути та самая тварь, что мы потревожили под холмом!.. Хотя, когда я был тут в прошлый раз, ничего подобного не случалось.

Вечер уже вступил в свои права, но солнце ещё не успело коснуться горизонта; света хватало. Всяким бестиям лучше было бы дождаться ночи, но, видать, они слишком торопились.

Фесс ожидал взмывающих фонтанов земли, раскрывающихся подземных ходов, сонма хищных зубастых созданий, или же мертвяков; однако всё оставалось спокойно, даже слишком.

Стих ветерок, перестали качаться вершины; костёр, хоть и разожжённый драконьим пламенем, вдруг приугас, огненные языки опали, угли сердито зашипели по-змеиному; между деревьев сгустилась серая мгла, и из неё выступили двое.

Две туманных фигуры, смахивающие на человеческие, но словно бы скрытые призрачной хмарью. Выступили — и остановились на самом краю опушки.

— Господь всемогущий, да будет воля твоя, да протянется длань твоя, да защитит она меня от всякого зла… — прошептал рядом Конрад.

Кейден развернулась к возникшим фигурам, выгнула шею; в глотке драконицы что-то заклокотало.

Но туманные сущности не сдвинулись с места. Лишь стояли да пялились пустыми провалами глазниц.

— Призраки… — простонал Конрад. — Пожиратели душ…

Некромант только поморщился. Громкое название, хотя на самом деле, конечно же, никаких душ «пожрать» эти аппарации не могли.

— Стой и не двигайся! — сквозь зубы прошипел Кэр.

Рыцарь повиновался.

Некромант ощутил ментальное усилие Кейден; драконица вкладывала силу в отпорные чары, те, что не против врагов из плоти и крови.

Призраки были достаточно часты на неупокоенных погостах; порой лишь бледные бессильные тени, порой — весьма опасные и голодные манифестации. Эти же, однако, не были ни тем, ни другим.

Острие глефы дрогнуло, описывая начальный круг отбивающей руны, поскольку чары Кейден совершенно точно не сработали — две серых фигуры не исчезли и не расточились.

И разом два голоса зазвучали в сознании некроманта, тихие, вкрадчивые, бесплотные, лишённые чувства и эмоции. Впрочем, лишены они были также и именно «словесного» смысла — они описывали всё тот же лиловый ужас под бессолнечным небом, исполинские живые холмы, сонмы живых — или полуживых, или вовсе неживых созданий, с муравьиным упорством трудящихся на ступенях бесчисленных пирамид.

Смотри, без слов говорили они. Смотри как следует — скоро, очень скоро это станет твоей тюрьмой, твоим вечным заточением. Два мира сольются в один, и день, подготавливаемый бессчётные тысячелетия, наконец наступит — а потом всё остановится, ибо исчезнет само понятие дней с ночами; исчезнет само время. Что бы ты ни сделал, некромаг, лишь приблизит наше конечное торжество.

Рядом вскрикнул Конрад, падая на одно колено; Кейден же с яростным рыком изрыгнула поток пламени, мгновенно воспламенив старые стволы и подлесок меж ними.

Две серые фигуры, однако, отнюдь не исчезли в вихре драконьего пламени; стояли всё там же, недвижно, и пустые буркалы их, казалось, устремлены были на рыцаря Конрада, на него одного.

Фесс проклял себе самыми последними словами.

Молодой рыцарь. Слабое звено. И жизненная сила, убегающая, словно вода из продырявленного меха.

Руна отражения. Руна рассеивания. Руна соединения зримого и незримого — его собственная.

Призраки поднялись над пожаром. Взгляды пустых глазниц упирались в Конрада; рыцарь зашатался, и, за миг до того, как ожили сотворённых некромантом руны, он рванул заветную ладанку.

— Именем Господа и всей славой Его!..

Вспышка тот же самого блистающе-белого пламени. Некроманта отшвырнуло, и даже Кейден едва удержалась, ей пришлось развернуть крылья и вцепиться всеми четырьмя лапами в землю; волна чистой силы, так непохожей на горькую силу этого мира нахлынула на явившихся призраков, бросилась, словно штормовое море на скалистый берег, но, точно так же, как и морская волна, отхлынула, не причинив никакого вреда.

Не обычные призраки. Не обычные аппарации, знакомые по кладбищам и катакомбам. Нет — посланцы того самого мира, нагло и пренебрежительно объявившего некроманту о своём существовании.

Все три наброшенных им руны ожили разом. Незримая стена воздвиглась меж Конрадом и голодными привидениями, останавливая поток ускользающей жизни рыцаря; череп на вершине посоха издал злобное шипени, и знакомое пламя потекло из его глазниц; поток силы некроманта ударил в серые фигуры словно стенобитный таран и аппарации дрогнули, заколыхались, отступая дальше в полыхающий лес.

Они теряли вещественность, контуры размывались, очертания таяли, но они не были уничтожены.

Мы вернёмся, не преминули уверить призраки за миг до того, как исчезнуть окончательно.

Остаток ночи они провели, борясь с лесным пожаром и стараясь поставить на ноги Конрада. И справиться с бушующим пламенем оказалось самой лёгкой из этих задач.

Рыцарь не получил ни единой царапины, и тем не менее двигаться не мог. Руки его тряслись, ноги подкашивались, а в глазах застыл тот самый ужас, который поэты называют «невыразимым» или «неописуемым».

Кейден преобразилась, покончив с огнём; склонилась над Конрадом.

— Бедный юноша. — Сейчас она звучала и впрямь как прожившая не один век. — Попался на крючок. Хорошо, что ты успел вовремя, некромант.

Фесс только хмыкнул.

— Успел, только не до конца.

— Избавься от него, — безо всяких околичностей заявила драконица. — Я буду с тобой. А этот бедняга просто останется без головы, странствуя с тобой. Ноша не по нему. Зачем он тебе, некромант Фесс?

Кэр отвернулся. Конечно, в словах Кейден смысл имелся. Но, с другой стороны…

— Не отказывай тем, кто от чистого сердца хочет стать твоим спутником.

— Даже если это грозит им, гм, безвременной кончиной? — она подняла идеальную бровь.

— Это их выбор.

— А бывалый некромант готов взять их с собой на неупокоенный погост, где они станут не помощью, но помехой? — продолжала настаивать она.

— На погост не возьму. Хотя тот же Конрад не спасовал, когда мы бились с мертвяками и даже с тем же личем.

Драконица покосилась на беспокойно бормочущего что-то во сне рыцаря.

— Что это за мир, некромант Фесс? И зачем я понадобились какому-то варлоку? И как он до меня дотянулся?

— На твои вопросы у меня нет ответов, достойная Кейден. Кроме очевидного. Мир… обычный мир. Солнце сверху, земля под ногами. Воздух, которым можно дышать. Вода, которую можно пить. Сила, которую можно преобразовать чарами. Горькая сила.