Итак, этот несмышленыш выступил вперед и, показав цезарю кинжал, объявил:

— Это тебе посылает сенат!

— Что? – спросил немного озадаченный Луций.

Злоумышленник смешался и, вместо того чтобы вонзить кинжал, он, крайне удивленный вопросом цезаря, отступил назад и повторил дурацкую фразу. Так бездарно был упущен удобный момент избавить нас от Коммода, ведь когда до цезаря дошло, с каким намерением Квинтиан поджидает его в проходе, наш богоравный Геркулес задрожал от страха и впал в оцепенение. Злоумышленник и жертва несколько мгновений стояли друг против друга. Ни опешивший Квинтиан не мог тронуться с места – видно, припоминал следующую историческую фразу, какая заставит тирана до конца осознать всю мерзость своих преступлений; ни наш Геркулес не пытался спастись бегством или, по крайней мере, скрутить негодяя.

Первым пришел в себя цезарь. Он жалобно вскрикнул и, пригнувшись, бросился в толпу, пытаясь загородиться от убийцы телами тех, кто составлял его свиту. Так бывает с красавчиками! Стоит опасности обрушиться внезапно, они теряют голову.

Первым опомнился Тигидий Переннис, во время прохождения арочного прохода оттеснивший от императора громадину Вирдумария. Трибун выхватил меч, бросился на преступника и ударил его рукоятью по голове. Тот сразу лишился чувств и подоспевший Вирдумарий скрутил ему руки. В их сторону бросился Лет, а стоявший рядом Дидий Юлиан и отец жены цезаря Криспин закричали так, что у меня заложило уши. А может, уши у меня заложило от собственного крика, так как все остальное я помню урывками, какими?то наплывами и частями. В чем уверен, так это в том, что я первый выскочил на свет, бросился к стенке, отделяющей арену от трибун, и завопил во весь голос.

— Стража! Стража! На помощь!!

Стоявшие поблизости в оцеплении преторианцы тут же отозвались на мой крик и бросился в проход, где пришедший в себя Коммод с остервенением бил ногами упавшего на каменный пол злоумышленника. При этом без конца выкрикивал – негодяй, негодяй!.. Гвардейцы обнажили мечи и бросились к преступнику, пытаясь заколоть Квинтиану, Тигидий остановил их (не знаю, на счастье для преступника или на горе). Более того, префект лагерей посмел наложить руки на Коммода – он перехватил его сзади за грудь и оттащил в сторону. При этом крикнул Вирдумарию, чтобы тот сохранил жизнь покушавшемуся.

Коммод попытался вырваться из объятий Перенниса, глаза у него стали совсем бешенные. Он уже готов был выкрикнуть: «Измена»! – как Тигидий сумел опрокинуть его на пол и, склонившись над императором, выкрикнул.

— Он нужен живой. Он был не один. Я видел тень!

Я лично никого, кроме Квинтиана, в проходе не видал, но попробуй теперь возразить Переннису. Он теперь настолько силен, что нет такого дела в государстве, которое не проходило бы через его руки. Император поручил ему расследовать все обстоятельства заговора, а в ту минуту Луций внезапно разрыдался и отчаянно закивал.

— Ты прав, Тигидий! Ты прав! Он был не один! Я тоже видал тень! Отыщи его сообщников, Тигидий. Приволоки их ко мне, развяжи языки, разбей их поганые головы, но я должен знать каждого, кто посмел хотя бы в мыслях пожелать мне смерти.

В пыточной, устроенной Домицианом в подвале дома Флавиев, Квинтиан сразу развязал язык и, обливаясь слезами, признался, что на безумный поступок его подбил некий Кодрат, сожительствующий с сестрой цезаря Аннией Луциллой. Кодрат был взят немедленно.

Хлипкая молодежь пошла теперь в Риме, Бебий! Где Муций Сцевола, который ради спасения родины сжег на огне свою левую руку! Где Катон, где братья Гракхи, где Бруты и Кассии! Кодрата не успели довести до застенка как он обосрался. Это его не спасло. Тигидий лично прижег ему факелом волосы на срамном месте, и тот тотчас начал давать показания. Заговорил быстро, чередуя речь с выкриками, что его обманули, его подбили, он не знал, он не думал, он обожает цезаря. Он присутствовал в амфитеатре, когда тот ниспроверг слона.

Тигидий облил водой низ его живота, приказал помыть зад – запах действительно был гнусный – и спокойно попросил.

— Не спеши, рассказывай все по порядку, а то писака, – он указал на меня, Бебий, ибо я вел протокол допроса, – не успевает записывать.

Затем посыпались вопросы. Как и когда родился преступный замысел? Кто первый подал мысль посягнуть на жизнь цезаря? Сколько человек участвуют в заговоре? Кого намечали в принцепсы, и все в том же духе.

Теперь о главном, Бебий. Каюсь, виновен. Что поделать, в каждом из нас сидит маленький Коммод, испытывающий наслаждение при виде мучений родственных нам существ. Каждый готов ради собственного интереса смолчать, когда следует сказать правду, вписать в список обвиняемых соседа – кому в такие времена придет в голову проверять его вину! Каждый готов поторопиться с доносом, ибо философское правило – если не окажешься первым, станешь мертвым – действует безотказно и не терпит опровержений. Каждому интересно под шумок присвоить чужое, тронуть невинную душу и посмотреть, как она будет выглядеть после того, как ее потопчут ногами. Выпрямит ли крылышки или погибнет искалеченная. Поверь, мои пороки не так страшны, как пороки Тигидия. Я виноват в преступной трусости – это скверно, это чрезвычайно скверно, но, надеюсь, раскаяние поможет загладить мою вину. Если нет, просто не знаю, что делать! Тигидий приказал беспрекословно вписывать в список заговорщиков тех, кого он будет называть, при этом строго–настрого запретил болтать об этом. Затем приказал быть при особе цезаря его верным товарищем. Если все исполнишь, как надо, пообещал он, станешь сенатором. Если вякнешь что?нибудь недозволенное, сам лишишься срама – и он указал на Кодрата, которого в ту минуту один из тюремщиков вопреки всем римским установлениям превращал в женщину.

Первыми на казнь были отправлены Норбана, Норбан и Паралий с десятком сенаторов, в том числе и Витрувий Секунд, ведавший императорской перепиской – все люди из ближайшего окружения Аннии Луциллы. Саму сестру сослали на Пандатерию.* (сноска: Маленький скалистый остров в Средиземном море, который римляне часто использовали как место ссылки. Входил в состав архипелага Скопули, куда входили также Сериф, Гиар, Аморг, Церцина. Самыми страшными считались как раз Пандатерия (к западу от Кум) и Планазия (между Корсикой и побережьем Этрурии). Сосланных на острова нередко умерщвляли там по тайному приказу императоров.) Затем убили префекта претория Таррутена Патерна – оказалось, что он знал о преступном умысле и специально не выставил в проходе охрану. Откровенно говоря, во всем этом заговоре больше необдуманности, детских обид и посрамленной безумной спеси, чем трезвого расчета, римской доблести и хитроумия. Во времена Марка первыми казнями, ссылкой Аннии все и обошлось бы, ведь даже куда более серьезный и страшный для власти заговор Авидия Кассия обошелся в пять трупов – предали смерти только тех, кого нельзя было помиловать. Но теперь другие времена. Теперь у нас режут десятками, зашивают в кожаные мешки, бросают в Тибр (такая участь постигла Витразина), душат в карцере, заставляют покончить с собой, даже распинают на кресте. Сотни сосланы в рудники и отданы в цирки для боев со зверями. Теперь у нас префектом Тигидий. Этот никому не дает спуску, особенно богатым, болтливым и робким. Кто?то откупается от него четвертью состояния, кто?то – половиной. Глядя, с какой радостью он взялся за дело, возникает глупая и назойливая мысль – а не его ли рук дело этот заговор? Хотя по зрелому размышлению следует признать, что Переннис чист – он слишком мелкая сошка для Рима, слишком беден, слишком недолго властвует здесь, чтобы успеть сплести сети и дергать за ниточки».

* * *

К середине октября накал расправ усилился. В этом месяце были убиты Сальвий Юлиан, его сын Валерий, отказавшийся стать любовником императора и тем самым сохранить известную в Риме фамилию, а также многие из их родственников и клиентов. Сальвия как одного из главных заговорщиков нарядили Каком* (сноска: Мифологический герой, пытавшийся украсть у Геркулеса стадо быков, которых тот добыл у трехголового великана Гериона. Геркулес отыскал стадо и во время схватки задушил коварного Кака). Известный борец Нарцисс на глазах у плебса якобы в схватке задушил старика и сбросил его тело в Тибр. Валерия растерзали в наряде египетского царя Бусириса. Кому?то из осужденных пришлось исполнить роль Атланта, кому?то Авгия, однако после того, как чернь начала высказывать недовольство – с каких пор свободных граждан, пусть даже и виновных в государственных преступлениях, убивают не по обычаю, а с издевкой, с недопустимым надругательством над честью римлянина, – этот маскарад был прекращен. По тайному указу были подвергнуты казни и дети, а также внуки Авидия Кассия.