Получив послание от Клеандра, Бебий не стал медлить. Предупрежденный Тертуллом, ознакомленный от верных друзей в столице с подлинной картиной событий, услышав призыв императора о помощи – вряд ли Клеандр решился связаться с ним только от своего имени, – легат–пропретор быстро принял решение. Уже через сутки, в октябрьские календы (1 октября), Лонг во главе пяти десятков мавританских конников, спешным порядком отправился в Италию.

Момент оказался на редкость удачный – в эти же дни сын Тигидия Валерий отправился в Нарону, самый дальний город провинции Далмация, где располагался лагерь самого дикого и необузданного соединения в римской армии – IV Флавиева Счастливого легиона. Подбить этих головорезов на выступление не составляло больших трудов. Оттуда, по сообщениям соглядатаев, Валерий собирался отправиться в Верхнюю и Нижнюю Мёзии.* (сноска: Провинции, расположенные по правому берегу Дуная вплоть до его устья (на территории современных Болгарии и Румынии). С востока они граничили с провинциями Далмация и Нижняя Паннония. На юге в Фракией и Македонией.

)Эту поездку Бебий однозначно квалифицировал как прямое свидетельство того, что Переннис перешел к решительным действиям, и его сынок, по приказу отца, отправился поднимать легионы.

Клеандр прав – как бы не был слеп и глух новый Геркулес, однако после подвига Феодота, никогда не любившего наследника, постоянно подвергавшего его порке, но в решительную минуту ради исполнения долга пожертвовавшего жизнью, тянуть с мятежом более не имело смысла. Никого не могли обмануть ни бурная вспышка доверия в отношении префекта претория, которую, по настоянию Клеандра, продемонстрировал император, ни врученное ему памятное копье «За боевые заслуги». Прав спальник и в том, что поднимать сейчас верные императору легионы, значит, развязать Переннису руки, дать повод обвинить в мятеже других и выступить в роли защитника законного императора. В любом случае Коммод попадет в такие тиски, из которых ему уже не вырваться. К сожалению, возможностей исправить положение у верных Коммоду граждан оставалось очень мало.

Что касается Валерия… Соглядатаи при его ставке донесли, что младший Переннис издал распоряжение следить за легатом–пропретором и докладывать ему обо всех его передвижениях. Другими словами, отправляясь в Далмацию и далее на восток, супрефект даже не попытался нейтрализовать наместника обеих Панноний с его тремя легионами и перекрыть все дороги, ведущие в Италию. Это была серьезная ошибка двадцатилетнего молокососа, не имевшего опыта в подобных делах.

Пусть следят, усмехнулся Бебий, пусть докладывают, на это, принимая в расчет размеры провинций, уйдет по меньшей мере месяц. На этот срок руки у Бебия будут развязаны. Оставалось только толково воспользоваться допущенным молокососом промахом.

Перед самым отъездом из Сирмия, уже простившись с Клавдией и детьми, он еще раз спросил себя – может, все?таки подождать? Посмотреть, как обернется дело в Риме, а потом уже примкнуть к сильнейшему? Вполне разумная в его положении тактика, однако, рассмотрев дальнейший возможный ход событий, Бебий решил – выбора у него нет. Он должен попытаться спасти новоявленного Геркулеса. Дело даже не в присяге. Счастье его семьи действительно напрямую зависело от того, кто сядет на место принцепса в Риме. Среди всех всевозможных преемников Коммода Переннис был единственным, кого ни в коем случае нельзя было допускать до власти. Если этот ублюдок дорвется до императорского жезла, его, Бебия, казнят если не в первом, то втором десятке. Обычная предосторожность, а может, зависть, заставит Тигидия расправиться с прежним дружком. Даром, что ли, Переннис отмалчивался в Виндобоне! С Коммодом, в конце концов, можно договориться, с Тигидием – никогда.

Трехнедельный путь до столицы Бебий и его всадники преодолели за девять дней. Всю дорогу всадники кутались в длинные солдатские плащи, каждый имел запасную лошадь. Впереди отряда скакал глашатай, наряженный как сингулярий гвардейской конницы. Ему было приказано разгонять местных крестьян, устранять заторы на дорогах, требовать свежих лошадей. Бебий еще в Сирмии предупредил глашатая – если кто?то попытается разузнать поподробнее, куда и зачем спешит отряд, сразу сапогом в харю! В Рим легат–пропретор решил въехать с востока, по Валериевой дороге – так было безопаснее, причем не по главному пути, а проулками (в те годы сплошной крепостной стены вокруг столицы не было). Окрестности Тибура Бебий знал, как свои пять пальцев, здесь у него было имение, в котором он и его люди, валившиеся с ног от усталости, отдохнули в светлое время суток.

Ночью они вошли в Рим. Всегдашняя беда Города – беспросветная тьма по ночам, теперь была им на руку. Гонец, отправленный днем в дом Клеандра, сумел встретиться с декурионом спальников, сообщить – верные люди прибыли..

— Пусть сегодня после полуночи, – предупредил гонца Клеандр, – ждут на задах базилики Юлия у Римских ворот. Там есть потайная калитка со стороны дома Калигулы. Бебий знает.

* * *

Человеку, выросшему в Риме, да еще послужившему в преторианских когортах, охранявших дворцовый комплекс, тайно проникнуть на Палатинский холм было проще простого. Бебий в сопровождении императорского раба без всяких происшествий добрался до дома Тиберия. Здесь его встретил Вирдумарий и провел закутанного в плащ легата в помещения, которые когда?то занимала прежняя императрица Фаустина. Понятно, что соглядатаи Тигидия сразу засекли чужого человека, однако по расчетам Бебия, Переннис не ранее утра узнает, кто пожаловал в гости к молодому цезарю. Этого времени должно хватить для исполнения задуманного, в противном случае всякая маскировка была бесполезна.

Вид Коммода потряс легата. Император был не похож сам на себя. Сидел сгорбившись на постели, без конца дергал себя за пальцы, проклинал лживых царедворцев, льстивых друзей, коварных вояк. Поражался, насколько ничтожна человеческая порода, называл людей мразью, дерьмом, ослиным ошметьем, земляными червями, выродками, пылью под ногами, тварями, дрянными существами, при этом постоянно прикладывался к стеклянной амфоре с фалернским. Марция, наряженная амазонкой, пыталась отнять у него сосуд, однако тот протестующе мычал и прижимал вино к себе.

Здесь же были Клеандр, Квинт Лет и Тертулл, у входа в апартаменты императрицы держал оборону Вирдумарий, не допускавший сюда никого из посторонних.

Первое, на что Бебий обратил внимание цезаря, – это огромное число преторианцев, снующих по коридорам. Он спросил, нельзя ли каким?нибудь образом удалить их из дворца?

— Бесполезно, приятель, – засмеялся император. – Я уже пробовал. Они не слушаются меня. Отошлешь какого?нибудь мерзавца, он исчезнет, глядишь, а на его месте уже топчется следующая мразь.

— Что же, во всех преторианских когортах не осталось верных тебе людей?

Ответил за Коммода Лет.

— Тех, кто с Переннисом, меньшинство, однако они и верховодят. Большинство боится, ведь никто до конца не может понять, что творится во дворце. Того и гляди, обвинят в нарушении приказа и тут же снесут голову. Такие примеры есть. На первый взгляд, все выглядит как вполне естественные меры предосторожности, однако попробуй цезарь, выйти из дворца, его тут же вернут назад. Таков, мол, приказ. В целях безопасности… В виду чрезвычайных обстоятельств… Что я тебе объясняю, сам знаешь.

— Неужели нет никакой возможности покинуть дворец? – удивился Бебий, – Тогда можно было бы отправиться к верному тебе человеку, у которого в руках сила. Там издать декрет, объявляющий Перенниса вне закона. Он и месяца не продержится против нашей объединенной мощи.

Клеандр, Тертулл, Лет странно посмотрели на Бебия. Квинт даже позволил себе презрительно хмыкнуть. Марция вздохнула – Бебий нашел ее удивительно похорошевшей, зрелой женщиной, мельком отметил, что ее глаза по–прежнему прекрасны, однако теперь ее красота ни капельки не волновала его. Удивительно, даже сердце не вздрогнуло. Воистину время лечит.