- Велиал ей не сестра, он её не растил.

- Можешь считать меня сентиментальным, но целой ты мне нравишься больше. Кроме того, твоя вкусная плоть интересует не только ее.

Я склоняю голову набок:

- Кто сказал, что я вкусная?

- Не слышала старую поговорку? Вкусный как глупец!?

- Ты сам ее придумал.

- Ха. Должно быть, она из ангельского фольклора. Предупреждает дурачков о ночных страшилищах.

- Вообще-то, день на дворе.

- Ааа, так ты не отрицаешь, что не очень умна? – ухмыляясь, он наконец открывает глаза. Пристальный взгляд на меня и веселья как ни бывало.

- Что на тебе надето? – Он пристально изучает мой наряд.

Разомлев от комфорта, я совсем позабыла, что на мне лишь короткая майка и боксеры. Я опускаю глаза и думаю о том, должна ли сейчас смутиться. Вполне целомудренный вид, не считая живота и ног, оголенных чуть больше, чем Раффи уже видел.

- Спросил меня тот, кто вечно расхаживает без рубашки.

На самом деле, мне вроде как нравится видеть его таким: с голым торсом и всеми шестью кубиками пресса напоказ. Но об этом я умолчу.

- Проблематично подобрать рубашку, имея крылья за спиной. Да и к тому же, жалоб я не слышал.

- Как и комплиментов. Так что не обольщайся.

Мне даже хочется добавить, что на земле своих ребят хватает, которые ничем ему не уступают, но мне бы пришлось безбожно соврать.

Он продолжает тщательный осмотр.

- На тебе мужские трусы?

- Полагаю, что так. Но они мне как раз.

- Чьи они?

- Ничьи. В комоде нашла.

Раффи протягивает руку, подцепляет распущенный край белья и неспешно подворачивает ткань на моем бедре, укорачивая и без того короткие боксеры.

- И что ты будешь делать, если нам придется бежать? – голос Раффи становится хриплым, в то время как он завороженно глядит на задранную ткань.

- Схвачу свою обувь и побегу.

- В таком-то наряде? На глазах у попирающих законы необузданных мужчин? – Он переводит взгляд на мой живот.

- Печешься по поводу извращенцев, которые могут ворваться в дом? Нет никакой разницы, буду я в этой одежде или в толстовке и мешковатых джинсах. Дело в порядочности этих людей. Их действия зависят от них самих.

- Но действовать во время знакомства с моими кулаками им точно будет непросто. Неуважения не потерплю.

Я дарю ему полуулыбку:

- Ведь уважение – это твой пунктик.

Он вздыхает и выглядит недовольным самим собой.

- Похоже, в последнее время моим пунктиком стала ты.

- Это еще почему? – Хотела бы я говорить с меньшим придыханием.

- Я сижу на жестком полу у дверей твоей спальни, пока ты сладко дремлешь в уютной постели, разве не так?

Прислонившись к стене, я опускаюсь вниз. Мы почти соприкасаемся руками. И молчим.

Спустя пару минут я говорю:

- Думаю, сон пошел бы тебе на пользу. Можешь занять постель, а я подежурю немного.

- Исключено. В опасности ты, а не я.

- Да что со мной может случиться? – Повернувшись, чтобы взглянуть на Раффи, я задеваю его рукой.

- Список бесконечен.

- С каких пор в тебе проснулся маниакальный защитник?

- С тех пор, как враги уверились в том, что ты моя дочь человеческая.

Я сглатываю. В горле пересыхает.

- Уверились?

- Велиал видел нас вместе на маскараде. И Уриил, невзирая на маску, прекрасно знал, что на пляже с тобой был я.

- Так значит, - мой голос опускается до шепота, – я – твоя дочь человеческая? – Сердце бьется так гулко, что, кажется, я его слышу; а когда понимаю, что и Раффи его слышит, пульс ускоряется вдвое.

Он отворачивается.

- Некоторые вещи просто недопустимы. Но ни Ури, ни Велиал не могут это понять.

Я выдыхаю – сдержанно, не торопясь. В этот список непонимающих Раффи мог бы добавить и меня.

- Ну так и кто конкретно будет меня преследовать? – спрашиваю его.

- Помимо очевидных подозреваемых? Я отнял у Велиала крылья на глазах у целой толпы воинов, а ты была рядом. Они думают, ты напарница «демона» в маске, отрезающего «ангелам» крылья. И этого достаточно, чтобы открыть на тебя охоту, в надежде поймать и меня. Кроме того, тебе, как ангелоубийце, уже подписан смертный приговор. Ты довольно популярная девчонка.

С минуту я перевариваю услышанное. Могу ли я хоть как-то повлиять на сложившуюся ситуацию?

- Мы же все для них на одно лицо? Как они нас различают? Ангелы для меня как близнецы. Гребанные совершенства с олимпийскими телами, идеальными чертами и шевелюрами. Не знай я тебя, решила бы, что вы взаимозаменяемые клоны.

- Хочешь сказать, я совершеннее прочих?

- Нет. Но ты очень скромный.

- Скромность просто зашкаливает.

- И чистый эготизм1, как я вижу.

- Настоящие воины не выносят психотрёпа.

- С рациональным мышлением у воинов тоже проблемы.

Раффи бросает взгляд на мои голые ноги.

- Да, признаю, этого нам не хватает. - Он встает на ноги и предлагает мне руку. – Давай, поспи еще немного.

- Только в обмен на твой сон. - Я принимаю руку, и он поднимает меня с пола.

- Если это тебя уймет, я согласен.

Мы проходим в комнату и, забравшись на кровать, я устраиваюсь поверх покрывала, полагая, что Раффи просто хочет убедиться, что я действительно лягу спать. Но вместо того чтобы уйти, он ложится рядом со мной.

- И как это называть? – спрашиваю я.

Он опускает голову на соседнюю подушку и с долей облегчения смежает веки.

- Сиестой.

- Не собираешься спуститься вниз?

- Не-а.

- А как же софа?

- Слишком неудобная.

- Ты же сам сказал, что ночевал на камнях под снегом.

- Ночевал. Потому и сплю на мягких постелях так часто, как только могу.

ГЛАВА 5

Мне казалось, он будет напряжен до предела, как я. Но дыхание Раффи быстро становится размеренным и глубоким.

Должно быть, он катастрофически измотан. Помимо недосыпа и постоянного пребывания в крайней степени боеготовности, он все еще восстанавливается после ампутации крыльев и последующего хирургического вмешательства. Страшно представить, через что он проходит.

А я просто лежу и пытаюсь уснуть рядом с ним.

Теплый бриз, залетающий в окно, приносит с собой аромат розмарина. Жужжание пчел, кружащих внизу над растениями, кажется далеким и умиротворяющим. Мягкий солнечный свет проникает сквозь закрытые веки.

Я отворачиваюсь от раздражающей яркости окна и, оказавшись лицом к Раффи, не могу не открыть глаза, чтобы полюбоваться. Полумесяцы черных ресниц лежат на его щеках. Длинные, словно подкрученные щипцами, они могли бы стать предметом зависти любой девчонки. Четкий контур прямого носа. Мягкие и чувственные губы.

Чувственные? Трудно не захихикать. Что за слово взбрело мне в голову? Не припомню, чтобы хоть что-то в своей жизни называла чувственным.

Мускулистая грудь вздымается и опадает в гипнотическом ритме. Руку сводит от желания прикоснуться.

Я сглатываю и переворачиваюсь на бок.

Теперь, когда он за моей спиной, я могу сделать глубокий вдох и медленно выдохнуть, воспользовавшись тактикой расслабления перед боем.

Раффи приглушенно стонет и начинает ворочаться. Должно быть, мои движения потревожили его сон.

Я чувствую теплое дыхание на своей шее. Видимо, он повернулся на бок лицом ко мне. Мы вот-вот соприкоснемся, его близость отзывается электрическим покалыванием вдоль спины.

Слишком близко.

Он дышит глубоко, в размеренном ритме. Его сон крепок, в то время как я – клубок оголенных нервов, и причиной тому он, спящий в моей постели. Что за черт? Все же должно быть наоборот.

Я пытаюсь запихнуть всю эту эмоциональную сумятицу в пресловутый чулан в своей голове. Но либо чулан полон, либо ворох эмоций слишком объемен, тяжел и даже колюч.

Тем временем мое тело медленно, но верно прогибается назад до тех пор, пока не встречается с телом Раффи.

Наши бедра соприкасаются, и в ту же секунду я слышу негромкий стон, Раффи смещается и забрасывает на меня руку, притягивая ближе к своему сильному телу.