Важно обратить внимание также на тезис об экстерриториальном характере новой угрозы — "международного терроризма". Бен Ладен и его сподвижники (назначенные символическими фигурами, олицетворяющими "врага") не только не имеют строгой локализации, воплощая в себе не страну, державу, государство, народ, но лишь "политизированную секту", но и сама причастность этих фигур к злодеянию в Нью-Йорке и Вашингтоне является «плавающей» презумпцией, и может случиться, что виновником окажется кто-то еще. Такой экстерриториальный враг может при необходимости обнаружиться где угодно, превращая любую территорию в зону прямого военно-стратегического вмешательства США. Таким образом, легализуется право прямой интервенции США в любой точке мира. Точно так же дело обстоит и с финансовыми сетями, которые могут прямо или косвенно сопрягаться с сообществом "международных террористов". Поэтому США, как главная жертва и главный борец с "международным терроризмом", резервирует за собой право прямого вмешательства в финансово-экономические процессы. Причем экстерриториальность «преступника» подразумевает экстерриториальные (в данном случае глобальные) полномочия того, кто его преследует.

Ультиматум Буша-мл. относительно необходимости всем странам определить свою позицию, свой лагерь, несет в себе прямую угрозу: "экстерриториальность врага", его расплывчатый статус, неопределенность его очертаний позволяют "проследить его связи" вплоть до любой страны, любого народа, которые хоть в чем-то проявят дистанцию от планетарной воли США, вступивших на тропу Третьей мировой войны. В экономическом смысле это дает США невиданные привилегии.

Может сложиться впечатление, что демократические нормы остановят Америку в осуществлении прямой доминации, удержат от злоупотребления теми инструментами, — в том числе моральными и правовыми, — которые оказались у них в руках после событий 11 сентября. Однако, следует рассматривать ситуацию реалистично: США давно тяготятся «демократическими» институтами (особенно в международной сфере, где они являются рудиментами исчезнувшего Ялтинского мира). В какой-то момент либеральная экономическая модель и сугубо американская система ценностей могут взять на вооружение определенные методики, имеющие с демократией довольно мало общего.

Если трезво взвесить исток и происхождение угроз, существовавших для США накануне терактов (особенно в экономической области), то мы увидим, что они концентрировались именно в тех странах, которые сегодня вовлечены в антитеррористическую коалицию на стороне США. Следовательно, объявляя Третью мировую войну против «терроризма» США на практике расправляется со своими реальными конкурентами. Иными словами, целью этой войны являются не те силы, которые обозначены в качестве таковой, а те, которые, напротив, выступают в роли союзников и партнеров.

Удивительно, но нечто подобное мы видим и в фигуре «врага». Этим врагом объявлены те силы, которые по происхождению, масштабу и геополитическому потенциалу не только не представляют для США серьезной угрозы (в геополитическом или экономическом смыслах), но являются довольно эффективным инструментом американской политики в региональных конфликтах — начиная с противодействия СССР в период афганской войны, и заканчивая дестабилизацией положения в Средней Азии и на Кавказе, направленной против стратегических интересов России и Ирана. Более того, избирая в качестве главного противника единственной и не имеющей сегодня равных гипердержавы периферийное и довольно маргинальное явление, в свое время оснащенное и выпестованное в недрах самих американских и английских спецслужб, США невероятно поднимают статус этой силы, дают ей геополитический вес, который она сама по себе не приобрела бы ни при каких обстоятельствах.

Возводя фиктивный, с геополитической и экономической точек зрения, полюс в разряд реального и наиболее опасного, США могут отныне под вполне благовидным предлогом требовать от своих реальных конкурентов (оказавшихся в роли невольных союзников) уступок в тех сферах, которые наиболее чувствительны для сохранения и укрепления американской гегемонии. Такого рода требования руководители большинства крупных мировых держав или блоков государств получили сразу после 11 сентября. В каждом конкретном случае эти требования были сформулированы по-разному.

Евросоюзу и американским стратегическим партнерам США в Тихоокеанском регионе (Япония и т. д.) предлагалось затормозить выход из долларовой зоны или диверсификацию валютных вкладов, а также оплатить военные расходы коалиции. Вместе с тем, недвусмысленно предлагалось забыть о повышении политической или геополитической самостоятельности, об альтернативной модели глобализации, о многополярном мире.

России пригрозили экономическим давлением и зачислением в разряд стран-париев, потребовав ослабить стратегическое присутствие в странах СНГ (особенно, в Средней Азии), и в кратчайшие сроки ликвидировать военные базы времен "холодной войны" за пределами собственно российской территории.

Руководство Китая было проинформировано относительно назревающих проблем в Синьцзянь-уйгурском округе и т. д.

Отдельно ультимативные поручения получили страны СНГ, где описывался баланс новых отношений с США как главным субъектом мировой политики, отвечающим — в том числе стратегически и экономически — за своих "партнеров по коалиции" (особенно из числа слабых).

Все вместе страны "многополярного клуба" получили настойчивое и мягкое пожелание распуститься как можно скорее.

Выбор Афганистана как плацдарма для ответа также прекрасно вписывается в американскую логику. Это страна в центре Евразии, ее окружение — Россия, Китай, Иран, Пакистан, Индия, среднеазиатские государства СНГ — составляет остов потенциального евразийского блока, который более всего заинтересован в многополярном мироустройстве и более всего выигрывал бы в случае ослабления США и ухода их с позиции единоличной мировой доминации.

Афганистан — удобная площадка для того, чтобы ввести главные державы потенциального "Евразийского блока" в чрезвычайный режим, в зону повышенной нестабильности, в перспективе распространяя на них очаги нестабильности, зоны войн малой и средней интенсивности.

На этот вопрос очень непросто ответить. Теоретически могли. Но это означало бы переход в стадию прямой конфронтации с США. Причем российское руководство должно было в кратчайшие сроки — молниеносно — усвоить и тотально признать как свою единственную и безальтернативную политическую и геополитическую платформу Евразийскую Идею. Процесс освоения этой идеи шел и так достаточно интенсивно, тем более, что сама логика событий накануне 11 сентября 2001 года подталкивала российскую власть к такому выбору. Однако неверно считать, что это выбор уже был сделан, все ключевые решения приняты, а стратегические планы приведены в строгое соответствие с тем, чтобы в критический момент начать действовать по строго евразийской модели. Для того, чтобы хотя бы немного дистанциироваться от США в столь критической ситуации, необходимо было быть законченными и последовательными евразийцами.

Столь же не готовыми к прямой и жесткой конфронтации с США, спасающими свою планетарную позицию, оказались и остальные геополитические игроки. Соответственно, и консолидированной позиции между этими «недозревшими» до радикального евразийства субъектами в кратчайшие сроки и под жестким американским прессингом выработано быть не могло.

Для того, чтобы в экстремальной ситуации Россия могла реагировать иным образом, должна была бы существовать совершено иная структура власти. В спокойном эволюционном режиме Президент Путин двигался в этом направлении; к этому вели объективно и процессы в Европе, Иране, Китае, Индии, Японии, арабских странах. Однако события произошли с опережением. И именно это оказалось фатальным.

Когда сегодня говорят о Третьей мировой войне, это в целом правильно. После терактов 11 сентября 2001 года Америка объявила миру войну. Войну не просто «холодную», а с «горячими» элементами. Участники в этой войне не выбираются, не определяются свободно. Все крупные геополитические силы получили настоятельное предложение соучаствовать в в афганской операции вслед за США. Но поскольку именно те страны, которым предлагается "двигаться вслед", и являются настоящими геополитическими, геоэкономическими и геостратегическими конкурентами (потенциальными противниками) Соединенных Штатов, то это равнозначно предложению о полной и безоговорочной капитуляции.