— Хорошо всё сделаю сынок. Даже не сомневайся в своём дяди.

— Да дядя и подбери для меня и тети средства для мытья и принятия ванн — улыбаюсь.

— Это я тебе подарю. Подберу самое лучшее и пришлю на корабль.

— А как там поживают знакомые твои луры? Мне бы они сейчас нужны для дела.

— Слышал я твои дела. Опять хочешь рисковать? Зачем? Ты же теперь большой начальник — обеспокоенно Аббас.

— Да нет. В этот раз надо переправить группу людей в окрестности Иерусалима. Да и оружия я немного привёз. Спрятал.

— Да прячутся они. Разграбили караван знатного английского лорда с исфаханскими коврами и дорогими тканями. Теперь англичане по всей Палестине ищут, кто это сделал. Даже с французами договорились. Ты ковры у них не бери. Ни тут, ни в Европе продать их будет не возможно. Узнают англичане, проблем не оберешься.

— Что такие ценные? — удивляюсь я.

— Ручная работа на заказ. Сам понимаешь.

Это же, сколько такой ковёр стоить может? А тут целый караван. Во дают луры.

— Надеюсь, ты у меня погостишь — оторвал меня от дум Аббас.

— Сегодня конечно, а завтра нужно бы к лурам съездить. Мои люди ждут на берегу. Надо бы только в местную одежду приодеться.

— А тут как раз рядом лавка моего друга из Турции, надеюсь, тебя это не обидит. Он ведь не виноват, что так произошло.

— Всё нормально. Ведите.

В довольно большой и узкой лавке старого турка я приобрел турецкий костюм из серого полотна. Хозяин заведения сразу во мне определил малоазийского грека и держался отчуждённо вежливо, особенно увидев под европейским пиджаком пистолет. Даже улыбки и хорошее настроение Аббаса не изменило его поведение. Я взял длинные штаны-дзагшин со шнурком с кисточками на поясе, длинную рубашку-каис с длинными широкими рукавами и удлинённую вышитую сине-желтую жилетку. Долго не мог подобрать кушак. Вот же любители красного цвета и всех его оттенков. Наконец нашёлся окованный медью старинный кожаный пояс, в приличном состоянии. Раньше такие носили воины. Сам хозяин за него еле вспомнил. На голову подобрал куфию. Обувь оставил свою.

Да… тёмных очков мне явно не хватает, прям "Джеймс Бонд" местного разлива. Надо озадачить таганрогских греков таким производством, заодно и зеркальных. Пусть занимаются. Все вещи обошлось на удивление дешево. Правда и одежду я взял всё из довольно дешёвого материала, хоть и новую. Ну и какие-то знаки Аббаса хозяину. Поэтому заплатил всего в сто французских франков, что сейчас составляло четыре доллара…

А вечером в цветущем саду, принявший ванну и массаж, я наслаждался кус-кусом с куриным мясом с овощами и мясом ягнёнка на углях. Запивая всё это "Ксарой". На бутылку этого знаменитого вина расщедрился Акель, так как пить арак я наотрез отказался.

Следующий день я ходил по арабскому рынку, это конечно что-то с чем-то, хотя и видно упадок. Половину товара я не опознал, пришлось спрашивать, что это и для чего. Наблюдал, как пекли большие лепешки — пита. Даже попробовал с апельсиновым вареньем. Почему-то такого в нашей общей памяти не осталось. Понравились.

Написал себе список экспортно-импортных товаров. Кроме угля сюда можно вести мёд, воск, растительное масло, сахар, керосиновые лампы и керосин. Можно и разные пиломатериалы, и простые изделия из древесины. Высокий и средний сегмент тут плотно занят довольно качественной местной продукцией. Но главное что меня поразило, это довольно высокая цена на ячмень. Неожиданно. Это особенно надо запомнить.

Себе прикупил два легких кресла из ливанского кедра. Несмотря на лак, пахли очень приятно. Так же прикупил шикарных махровых турецких полотенец. "Нагрузил" половину на Самира и с этим направились в лавку к Аббасу.

— Что-то дядя у тебя лавка занята на половину? — рассматриваю довольно большое помещение. Тут Аббас торгует специями, благовониями и маслами.

— Ты же посмотрел… какой бедный стал рынок. А вот раньше я помню — прикрыл глаза и покачал головой Акель Аббас. — Проклятые европейцы разрушили наш мир… и продолжают разрушать. Торговля совсем захирела. Сейчас все воюют со всеми, а раньше спокойно караваны ходили от Марокко до Китая.

Что есть, то есть. Османская империя европейцев совсем не устраивала. Мешала им обогащаться. Да и боялись они её ничуть не меньше российской. Вот и стравливали их друг с другом постоянно.

— Ну, ничего дядя. За всех не скажу, а тебе с товаром постараюсь помочь.

К вечеру съездил на пароход, проверил как там дела и забрал подарки лурам…

— Привет. А почему не с братом? — на следующее утро на краю города встречаю Хаджара.

— Погиб брат. Погиб как воин. Пусть Ангелы милости поднимут его в иллийин — склонил голову Хаджар[63].

Помолчали. Каждый помянул своё. Затем Хаджар помог охраннику закрепить груз на вьючной лошади, и мы отправились на стоянку к лурам, а охранник направился обратно в магазин к Аббасу.

В этот раз луры расположились несколько в другом месте, ближе к морю, на берегу маленького ручья. Похоже, к лету горный ручеёк пересохнет и им придется перекочевать в другое место. Встречающих нас настороженных охранников добавилось, как добавилось и самих луров.

На стоянке жизнь "кипит". На нас мимоходом смотрят, но без особого ажиотажа. Даже вездесущие дети задерживаются на несколько секунд и спешат по своим делам. Стоянка людей больше напоминает военный лагерь, чем стоянку кочевников. Прошлый раз такого не наблюдалось. Видать рыскающие вокруг французские марокканские гумьеры и англичане были хорошими учителями, раз научили осторожности и порядку. Забираю два своих мешка, в которых подарки и иду в знакомый большой шатёр к Бехрузу. Остальной груз, это заказ луров у Аббаса. "Дядя" с этим племенем поддерживает самые тесные отношения, покупая у них товары и контрабанду.

— Давно тебя не видел сынок — обнимает меня в своём шатре старик, как родственника. Мне срочно пришлось отпустить груз за собой.

Да что за ерунда. И там сынок и тут сынок. Я им, что потерянный сын всего Ливана.

— Я смотрю, дела ваши идут хорошо. Вас стало больше. А воины стали, настоящими джиннами пустыни — слегка обнимая, хвалю старика.

— Проходи дорогой. Расскажи что видел? Где был? Сейчас плов сделают, пир устроим…

— У-ух. Как вкусно. Давно так не ел. А я вот вам подарки привёз — после трёх часов неспешной беседы и еды подтягиваю к себе свой груз. Сначала достаю английские перемётные сумки, дальше три чехла для винтовок. Тут потребовалось объяснить, как их цепляют на луку седла. Всё же это европейский вариант и редко поставляемый в колонии. Потом три австрийские фляги с двумя горлышками, армейские котелки и ложки. Так же три набора разных английских иголок с золотистыми ушками. Всё это делю между Бехрузом, Шахином и Пейманом, которые были с нами.

— И самый дорогой подарок уважаемому Бехрузу — последний подарок старику, этим подтверждая его статус. Медленно разворачиваю завернутое в ткань красивое марокканское овальное медное чеканное блюдо. Церемониально дарю старшему. Всё это для луров имеет ценность намного больше, чем деньги.

— И я тебе подарок приготовил — произнёс старик, любуясь подносом и явно довольный тем, что такой подарок достался только ему.

Шахин одним слитным движение соскользнул с ковра, на котором мы сидели, и вышел из шатра. Через несколько минут вернулся с ковром под мышкой. Слитным движением рядом с нами развернул ковёр размером полтора на два с половиной метра. Лучи света подающие через специальные "окна" на крыше шатра осветили ворс и ковёр "заиграл" яркими красками. Всё застыли с немым восхищением.

В середине ковра круглый рисунок из красных цветов, символизирующий райский сад. От него на края "летели" красные с синим райские птицы, похожие на фениксов и павлинов. Весь рисунок на светло-сером фоне ковра. По краю красная кайма с красной бахромой. Красота… Опасная красота. Не принять мне тоже не возможно. Вот только что мне потом с этой красотой делать? Как красная метка в райский сад.