– Помилуйте, мадам, какое же тут мученье?! Наоборот, Стамболийский хочет поставить их в идеальнейшие условия. Ведь раз они коммунисты – они должны быть в восторге от этой идеальнейшей коммуны. Всего предоставлено в избытке – устраивайся и процветай!

– Да ведь они горло друг другу перегрызут.

– Коммунисты-то? Эх, не знаете вы, мадам, коммунистов. Это настоящее братство на земле – как в раю жить будут!

Когда вытряхивали из ворот первую клетку с коммунистами, произошел инцидент, который можно было рассмотреть сквозь прутья клетки: один дюжий парень растолкал всех других внутри клетки, дал кому-то по шее, кого-то сбил с ног и, вскочив в ворота, закричал:

– Стоп, товарищи! Я буду председателем совета народных комиссаров!

– По какому праву? – обиделся другой коммунист.

– А вот по какому, что ты у меня еще поговори. Знаешь, что бывает за восстание против советской власти? Товарищи! Прошу у меня регистрироваться. За нарушение – общественные работы и мытье полов в казармах.

К вечеру все клетки были опорожнены. Любопытная толпа стала задумчиво расходиться.

На другой день у внешней стороны ограды прохожий поднял записку, с камнем внутри, для весу:

«Товарищ Стамболийский! Вы говорили, что дадите все, что ни в чем нужды не будет – и обманули! А где же оружие? Как же совет народных комиссаров будет поддерживать порядок?? Пришлите срочно».

Оружие послали – и ночью случайные прохожие могли слышать, что в присланном продукте действительно была большая необходимость.

Одна стена ограды сделалась совсем красной. Вторая записка, перекинутая на волю через месяц, была самого отчаянного содержания:

«Не хватает машин и продуктов! Мы трестировали промышленность и социализировали продукты сельского хозяйства – и всего оказалось мало! Считаем это обманом с вашей стороны. Пришлите еще. Большая нужда в машинах для печатания кредитных билетов (прежние износились) и в рулеточной машине. Хотим государственным способом ввести азарт в берега».

Несмотря на то что на вторую записку Стамболийский ничего не ответил, – за ней через месяц последовала третья:

«Не хватает людей! Людской материал расходуется, а притоку нет. Если можно, пришлите побольше буржуазии. Товарищи коммунисты расхватали командные должности, а над кем командовать – неизвестно! И работать некому. С буржуазией же пришлите и патронов, ввиду угрозы буржуазного саботажа. В случае отказа буржуазии явиться к нам – наловите их побольше и пришлите.

С коммунистическим приветом – совет народных комиссаров».

Четвертая и последняя записка была всего в три слова:

«Настойчиво требуем интервенции». Прошел год.

Однажды Стамболийский вдруг вспомнил об опытной коммуне и сказал:

– А как моя коммуна? Пригласите представителей общественности и прессы – любопытно съездить и посмотреть внутрь, что у них там.

Поехали.

Когда подошли к воротам – внутри была тишина…

– Откройте ворота!

Не успели открыть ворота, как оттуда выскочил человек с искаженным от ужаса лицом и помчался по полю, оглашая воздух страшными криками:

– Городовой! Городовой!..

За ним вылетел другой, держа в руке нож и крича первому:

– Стой, дурак! Куда ты? Я только кусочек. Что тебе, правой руки жалко, что ли?

Их поймали.

– Куда вы бежали? Кто этот другой?

– Это командующий вооруженными морскими и сухопутными силами. Он хотел меня съесть.

– Сумасшедший, что ли?

– Какой сумасшедший – есть нечего!

– Позвольте! А ваша промышленность?! А сельское хозяйство?! А мои продукты?!

– Пойдите, поищите. Сначала социализировали, потом национализировали, потом трестировали, так все и поели.

– А где же остальные?

– Да вот остальных только двое. Третьего дня пообедали председателем комитета по распределению продуктов – последнего доели.

– А почему из ворот такая вонь?

– Ассенизации не было! Все сделались председателями, а город чистить некому.

Стамболийский закрыл нос надушенным платком, который ему дала сердобольная дама, покачал головой и задумчиво сказал:

– Такая была простая идея – устроить «опытную коммуну», и только одному мне она пришла в голову. Закройте ворота. Оттуда тифом несет.

От автора:

– Надеюсь, мой дорогой читатель согласится, что детали проекта Стамболийского разработаны мною совершенно точно.

Если бы одна из мировых конференций происходила не в роскошном палаццо, украшенном бронзой, мрамором и коврами, а происходила бы она на берегу честной русской реки, то вот бы как протекали ее заседания по русскому вопросу.

Пустынный, неприветливый, унылый берег реки…

В реке тонет человек.

Его судорожно сжатая рука то показывается на поверхности воды, то снова скрывается, а когда из воды на несколько секунд показывается голова – тихий воздух оглашается страдальческим воплем.

На берегу кучка людей.

Расселись на камушках, смотрят.

Кто посасывает коротенькую трубочку, кто жует табак, кто затягивается сигарой.

Смотрят.

– Сэр! Никак там человек в воде?

– Да, мусью, он, кажется, тонет.

– Да, и мне тоже кажется. Для простого купанья это слишком судорожно.

– Я думаю, он просто в водоворот попал. Как вы думаете, какой он национальности?

– Безусловно, русский!

– Н-да… Нет ли огонька, сэр? Проклятая сигара второй раз тухнет.

– Сделайте ваше такое одолжение. Гм… да! А ведь, знаете, может потонуть человек!

– И очень просто.

– А хорошо бы спасти его, а?

– Замечательно бы.

– Взять бы да вытащить!

– Да на сухое бы место!

– Да суконкой бы его хорошенько растереть!

– Да коньяку бы ему влить в рот!

– Пожалуй, я бы суконку дал!

– А я бы коньяку полбутылочки пожертвовал!

– Ну?..

– Что ну?..

– Вся остановка за тем, что вытащить его надо.

– Еще бы не надо. И как еще надо!

– Взять бы за волосы…

– Ну что вы. Как же можно такой некультурный способ! Да позволь я себе сделать такую грубость – рабочая партия в нашей Палате такой бы запросище двинула!

– Тогда, может быть, сделаем так: бросим ему в воду и суконку и коньяк – пусть сам разотрется и выпьет.

Бросили.

– Не долетело. Видите, потонуло.

– Н-да! Если бы у меня не новый френч, да не холодная бы вода, я бы…

– Знаете что? Мысль! Давайте бросим ему спасательный круг?

– А где он?

– Он в сторожке у старого сторожа.

– А сторож где?.. Дома?

– Нет, он в гостях у знакомых.

– Не пошел ли он в таверну «Рыбий глаз» в Нижнем Городе, а если его и там нет, надо искать у его сестры. А может, и у зятя. Можно сначала послать к его знакомым, нет его там – пошлем в таверну, нет в таверне – к сестре, нет у сестры – к зятю.

– Значит, сторожка заперта?

– Заперта. А нельзя ли взломать дверь? А то того и гляди этот потонет!

– Что вы, как же можно ломать чужую дверь? Давайте пошлем за ключом к сторожевым знакомым!

– А если он уже оттуда ушел?

– Значит, в таверне.

– А кого мы пошлем?

– А вот мальчишка бежит. Эй, мальчик, алло! Старого сторожа из сторожки, в которой спасательный круг – знаешь? Возьми у него ключ от спасательного круга. Для этого пойди сначала к знакомым, потом в «Рыбий глаз», нет его там – пойди к зятю, потом к сестре…

– Сейчас не могу: для мамы в аптеку бегу.

– Вот осел-то! Ну сбегай в аптеку, отнеси лекарство, а потом и иди за сторожем!

Когда мальчик скрылся с глаз, кучка людей успокоилась и снова вернулась к безмятежному куренью, жеванью и посасыванью.

– Сэр!

– Мусью?..

– Я думаю, что мы сделали все, что могли.

– О, yes! [39]

– Мы не вытащили его за волосы!

– Потому что это было бы насилием!

– Мы не взломали двери сторожки!