Илло вскрикнула и сделала один-два шага ко мне. Я схватил ее за руки. Платформа, которая казалась такой прочной и незыблемой, начала опускаться и уносила нас с собой.

Я пытался добраться до края, потащив за собой девушку. Витол тяжело шагнул, развернулся и отрезал мне путь к отступлению. И прежде чем я смог обойти его, мы были уже слишком глубоко, так что даже прыжком я не дотянулся бы до края.

Гары зашевелились. Я услышал, как тревожно фыркнул Вобру. Я говорю «услышал», потому что нас окружила тьма. Над нами по-прежнему полоска света, но уже очень высоко. Похоже, мы снижаемся очень быстро и никакой свет не проникает в глубину, куда уносит нас платформа.

Илло так стиснула мою руку, что ногти врезались в плоть, но я не пытался высвободиться. Сейчас мне необходимо было ощущать присутствие девушки, убедиться, что я не сошел с ума, что это не галлюцинации, что это происходит на самом деле.

Задрав голову, я смотрел, как исчезает квадрат неба. У меня не было никакой надежды дотянуться до него. Тьма вокруг становилась все гуще, стало гораздо темней, чем в безлунную ночь. И никаких звезд, которые могли бы успокоить своим светом.

– Барт! – Илло слегка пошевелилась. Я посмотрел вниз и увидел ее лицо. На него падал странный голубоватый свет. – Цепочка! Она светится!

Светится! Я не чувствовал никакого тепла. Цепь так плотно прилегает к горлу, что я не могу ее увидеть, но вижу свечение, которое разливается по груди и плечам.

Я высвободил руку, на время сунув станнер в кобуру, и взял в нее фонарик, который снял с пояса. Пальцами нащупал кнопку, и мгновение спустя луч обежал вокруг нас.

Мы спускались в колодец со стенами из того же сплава, который образует платформу. Платформа идеально прилегает к стенам, так что не видно ни малейшего зазора. Никаких отверстий или даже щелей: вся труба была отлита цельной. И невозможно найти опору на этой гладкой поверхности. Если только ловушка, в которую мы попали, не управляется каким-то образом, мы можем оказаться навсегда погребенными в этой установке, остающейся для нас совершенной загадкой.

Я посмотрел на гаров. Они стояли спокойно. Так они ждут, когда их по очереди впрягут в упряжь перед выходом. Почему… и что… и кто?..

Но я не произнес эти вопросы вслух. Илло знает не больше меня, а от Витола я не ждал ответа. Но продолжал освещать стены в поисках отверстия, какого-нибудь способа уйти. Однако мы продолжали ровно опускаться.

Отверстие наверху теперь меньше моей ладони. Я не могу даже определить, насколько глубоко мы опустились. В памяти всплыли обрывки сведений о предтечах, которые вычитал отец в архивах. Очевидно, среди них был вид или даже несколько видов, предпочитавших подземную жизнь, строивших странные и неведомые установки в пещерах, в туннелях, которые они прорывали. Как будто эти существа чувствовали себя дома под землей, а не на поверхности планет, которые открывали и колонизировали.

Возможно, и этот народ, прилетевший со звезд на Вур (хотя нельзя исключать, что это были исконные обитатели планеты), был из числа таких. Наш спуск должен скоро окончиться. Я начинал верить, что это не ловушка для пленников, а вход в какое-то важное помещение (во всяком случае я на это надеялся).

Конец действительно наступил. В стене появилось отверстие, платформа замедлила ход. Она продолжала спускаться, пока перед нами не открылась широкая дверь. И тут платформа остановилась.

Почему-то мне казалось, что гары пойдут вперед. Но животные не проявляли никакого беспокойства, они фыркали и переступали ногами, словно не совсем уверенные в надежности платформы, однако с места не двигались.

Ничего не оставалось, как идти самому, пройти в эту дверь, которая ведет в полную темноту. Может, там найдется средство возвращения на поверхность. Я сказал это Илло, и она согласилась.

Теперь, когда мы достигли дна колодца, к девушке как будто вернулось самообладание. Или так казалось внешне. Должен признаться, что появление отверстия подбодрило и меня. Плечом к плечу мы ступили с платформы в коридор или туннель. И снова гары пошли за нами, как и тогда, когда мы проделали проход в Чащобе.

Я освещал фонариком стены. Похоже на колодец, который мы только что покинули. Вернее, на его двойник меньше размером и уложенный на бок. Те же гладкие, без швов стены, никаких признаков других проходов, кроме того, которым мы идем.

– Выключи фонарь на минуту, – попросила Илло.

Я не знал, что она хочет сделать, но выполнил ее просьбу. Так мы обнаружили, что теперь фонарик нам не нужен. Стены светились. Может быть, не так ярко, как цепочка, но наши глаза приспособились к тусклому освещению, и мы без труда могли идти дальше. Я с радостью убрал фонарик и снова взял в руку станнер. Не потому, что ожидал встречи с ядовитой растительностью Чащобы; просто со станнером в руке чувствовал себя уверенней, сохранялась иллюзия, что я еще способен контролировать ситуацию и что вскоре мы откроем… Что? Чуждую форму жизни?.. Какую-то механическую установку, действующую бесконечно долго после того, как исчезли ее создатели? Я не знал и не строил догадок, знал только, что чувствую себя в большей безопасности, сжимая в руке станнер.

Дорога казалась бесконечной. Настолько, что нам один раз пришлось остановиться, немного попить из скудных запасов, разделив их с гарами, и поесть. Я дал каждому гару по лепешке дорожного хлеба, и они с шумом принялись жевать. Очевидно, хлеб им понравился. В глубине сознания возникла мысль: как только припасы кончатся… Нет, об этом я подумаю, когда придет время. Мы будем тратить воду и пищу как можно экономней, но я не стану говорить о том, чем могут кончиться наши блуждания вслепую.

В конце коридора оказалась дверь. Она была закрыта, и я не видел никакой щели, когда снова включил фонарик и принялся внимательно разглядывать преграду. Слева от меня углубление, но никакой ручки или щеколды. Я вложил пальцы в углубление и нажал, но преграда оставалась неподвижной. Неужели мы заперты, как пленники?

Ничего не оставалось, как пытаться открыть дверь. Я снова собрался с силами, вцепился в нее пальцами и стал давить не внутрь, а двигать направо. Сначала мне показалось, что и на этот раз моя догадка неверна. Но потом, может быть, потому что пришлось преодолевать столетия бездействия, дверь неохотно заскользила в сторону. Мне требовалось напряжение всех сил, чтобы двигать ее. Я обнаружил, что легче это делать резкими рывками, а не постоянным усилием. Наконец панель отодвинулась, и мы увидели свет – почти такой же яркий, как наверху, во внешнем мире.

Свет, ясный и устойчивый, шел сверху, а между нами и его источником находился широкий лестничный пролет. Ступеньки очень низкие, и каждая расписана яркими красками. И нарисованы на ступеньках – лица!

Ничего нечеловеческого и чуждого, как в той статуе, что мы встретили в чащобе, в этих лицах не было. Эти люди могли бы и сегодня жить в любом владении или поселке. Они все разные, но такие реальные, что я мог подумать только одно: это изображения живых людей. И тем не менее они нарисованы на ступенях, и всякий поднимающийся по лестнице, куда бы ни поставил ногу, обязательно наступит на одно из них.

Есть что-то неприятное в том, как нарисованы эти лица, их черты слегка искажены, как будто люди эти вот-вот ухмыльнутся или подмигнут. При более внимательном рассмотрении становилось ясно, что тот, кто нарисовал эти лица, ненавидел своих натурщиков и опасался их. Наступать на беспомощные лица врага – для того, чтобы придумать такое, нужно очень сильно ненавидеть.

Илло опустилась на колени, пальцами коснулась ближайших лиц на самых нижних ступеньках. И, словно прикоснувшись к горячим угольям, отдернула пальцы.

– Там черепа, Барт… под рисунками настоящие черепа.

Наклонившись рядом с ней, я не увидел ничего, кроме рисунков на поверхности. Должно быть, прикосновение целительницы, настроенное на высочайшую чувствительность, открыло ей ужас, таящийся под рисунком.