- Переправа в десяти километрах вниз отсюда, - вполголоса сказал следующий за ней Симон. - По этой местности это не менее трех-четырех часов пути. Лошади здесь не пройдут, поэтому до переправы, где нас будет ждать отряд, пойдем пешком.

   - А что произошло, - она сглотнула, - что произошло после того, как я упала? Как мы оказались у берега?

   - Вы потеряли сознание, а подняться наверх мы не могли - почва слишком рыхлая, нас могло похоронить заживо. Пришлось идти искать другой выход.

   - Симон, - спросила она тихо, - а лейтенант Байдек, он, он насколько серьезно ранен?

   Виталист покачал головой и ничего не ответил. Она получила ответ, когда пробирающийся вперед барон застонал сквозь зубы и рухнул. Когда они подбежали, он смотрел в небо и тяжело дышал.

   Симон наклонился, провел над ним рукой, хмуро выдохнул.

   - Что не чувствуешь?

   - Ноги, - проскрежетал он.

   - Я понесу тебя, - виталист попытался поднять друга, но рука соскользнула. - Мы не успеем, Мариан.

   - Плевать, - лейтенант словно выплевывал слова. - Бери принцессу и вали к переправе. Нужно доставить ее на заставу. Потом вернешься за мной.

   - Мы не успеем, Мар, - с нажимом произнес виталист, роясь в своей сумке.

   - Демоны тебя задери, Симон, это приказ! Вперед, без разговоров!

   - Я никуда не пойду, - выпалила Василина и закусила губу - таким взглядом смерил ее лейтенант. Он смог сесть и оперся на ствол какого-то пышного дерева.

   - Ваше Высочество решила снова показать характер? - почти прорычал Байдек. - Или нам потратить время еще и на ваши уговоры? Развернулись и пошли! Ну! Нечего на меня смотреть!

   Он почти орал, а она смотрела на него и понимала, что орет он не от злости, а от боли и отчаяния. И от своей слабости, которую не переносит. Вот такой вот момент женского прозрения, ага.

   - Симон дойдет гораздо быстрее без меня, - сказала она, наклоняясь и подбирая толстую ветку. - Он приведет помощь. А со мной ничего не случится.

   - Что вы делаете? - устало поинтересовался Мариан. Он прикрыл глаза и будто выдохся, но, судя по ходящим туда-сюда желвакам, терпел невыносимую боль.

   - Хочу развести костер, конечно, - ответила принцесса. - Симон, бегите, пожалуйста.

   Виталист посмотрел на друга, на принцессу, кивнул, снял свое ружье, сумку, и исчез в чаще.

   Она собрала побольше сухих веток, нашла в сумке Симона зажигалку, развела костер. Пусть стояла жара, но одежду надо было просушить, вскипятить воды, если найдет в чем, напоить Байдека. Тот сидел у дерева, запрокинув голову, тяжело дышал и ни на что не реагировал.

   Василина сняла с себя почти все, оставшись босиком в одной рубашке мужского кроя, развесила у костра. Затем стала рыться в сумке.

   - Что вы ищите? - глухой, хриплый голос. Лейтенант приоткрыл глаза и тяжелым взглядом смотрел на нее. Но она не станет краснеть из-за одежды, ни за что!

   - Хочу вас напоить, нужно согреть воды. При отравлениях нужно много пить горячей жидкости, тогда концентрация яда уменьшается.

   Он попытался усмехнуться, так забавляла его ее суета.

   - Или он начинает действовать быстрее. Посмотрите у меня в сумке.

   Василина действительно нашла большую складную чашку, точь-в-точь как та, из которой она пила в начале пути, сбегала к озеру, набрала воды и поставила на костер. Затем нерешительно подошла к своему спутнику.

   - Мне нужно снять с вас одежду, лейтенант. Пусть просохнет. Вы ведь не будете отбиваться?

   Он скривился, и только через несколько секунд принцесса поняла, что это такая улыбка через боль.

   - Упрямая маленькая принцесса, - он дернулся, отталкиваясь от дерева. - Снимайте, ведь все равно не переубедить вас.

   Она, пыхтя как сотня паровозов, изгибаясь и упираясь ногами, стащила с него сапоги. Обувь будто прилипла к его ногам. Да и ноги были тяжеленные, как стволы, неповоротливые и негнущиеся. Снять штаны оказалось не легче, она фыркала, раскраснелась и тяжело дышала, даже подумывала срезать их, но Байдек, тяжело вздохнув, приподнялся на руках, и она быстренько стянула с него неуступчивую часть одежды, стараясь не краснеть и не смотреть на него. Куртку он снял сам. И она быстренько развесила его одежду поближе к костру.

   - И каков смысл ваших действий? - поинтересовался он, снова откинувшись назад.

   - Растирать вас буду, - ответила она, помахав бутыльком со спиртом.

   Барон снова закрыл глаза, словно поражаясь ее бестолковости.

   - Василина, это не поможет. Это не растительный яд, а модификация трупного. Поможет только хороший виталист, но таковой есть только на заставе.

   - Спирт вас разогреет, - упрямо сказала она, - а Симон сказал, что он разрушается при высокой температуре тела.

   - Аааа, - протянул он, - вот зачем костер.

   - За этим, - кивнула она, передавая ему кружку с дымящимся кипятком. - Пейте воду и не дергайтесь, пожалуйста. От ожогов у нас ничего нет.

   Вот теперь она была в своей стихии. Сколько раз она растирала больные ноги и спины стариков в больнице, не сосчитать. И, признаться честно, эта суетливая деятельность отвлекала ее от слез и отчаяния. Она, налив в ладошку спирта, присела перед ним на колени и стала растирать ему ноги. Кожа была холодной, а мышцы были так напряжены, словно сведены судорогой. И она терла изо всех сил, стараясь разогнать кровь, хоть немного согреть его, и стараясь не думать о том, насколько она близко сейчас к его телу. Снова запыхалась, пот струился ей в глаза, и она несколько раз фыркала, сдувая прилипающие к лицу пряди.

   - Теперь руки, - и барон, как-то странно глядя на нее, протянул ей руку. - Вы пейте, пейте. Не отвлекайтесь.

   Руки у него были мощные, жилистые, покрытые волосами, и она, пряча смущение, растерла и их, затем, немного помедлив, потянулась к животу. Но он перехватил ее руку, расплескав драгоценный спирт.

   - Лучше спину, - сказал он хрипло, кашлянул и добавил, глядя в ее недоуменные глаза, - спина начала затекать.

   Она охнула, забежала за него, и, стараясь не смотреть на уродливую почерневшую рану, стала мять и тереть огромные плечи, спину, на которой бугрились мышцы.

   - Вы определенно погорячели, - радостно сообщила она.

   - Д-да, - отозвался он сипло, - определенно. Вы просто мастер.

   Она еще несколько раз, насколько хватило спирта, разминала его, кипятила воду, расспрашивала о его службе, чтобы не упустить момент, если потеряет сознание. И даже начала немного надеяться на счастливое окончание истории, когда он вдруг захрипел, выгнулся и забился в корчах. Она кинулась на него, прижала к земле, но это было все равно, что прижимать к земле медведя.

   Он наконец успокоился, лежал и тяжело дышал, а она вдруг заплакала крупными слезами, лежа прямо на нем и некрасиво шмыгая носом и всхлипывая.

   - Ну-ну, хватит, - произнес он с трудом, - не плачьте.

   - Мариан, - она заревела уже в полный голос, - простииите меняяяя пожааалуйстааа! Я таааакая дуроооочка! Не умиииирайтеее!

   - Принцесса, не плачьте, - попросил он, кривясь, - а то мне хочется погладить вас по голове, а я не могу даже двинуть рукой.

   - Ыыыыыы, - заревела она, приподнимаясь и размазывая слезы. Он еще и шутит!

   Неизвестно, в какой момент ее осенило. Бывает так, что детские воспоминания всплывают внезапно, и это воспоминание было таким, что она мгновенно перестала плакать.

   - Мариан, - позвала она, - у вас есть нож?

   - В сапоге, малышка, - ответил он, снова начиная тяжело дышать, как перед прошлым приступом, - вы что, решили добить меня, чтоб не мучился?

   Она кинулась к сушащимся сапогам, вытащила из петли внутри маленький нож, полоснула себя по ладони и дернулась. Было очень больно.