— Как вы с ним познакомились?

— Собственно говоря, мы с ним так никогда и не знакомились, — пошутил он.

Она продолжала смотреть на него, ожидая дальнейших разъяснений, и он вынужден был рассказать.

— Я впервые увидел Арика восемь лет назад в гуще сражения, бушевавшего больше недели. Он пытался отразить нападение шестерых атакующих, которые выбрали его единственной своей жертвой и осыпали ударами мечей и стрелами. Я пришел на помощь, и вместе нам удалось уложить нападавших. Когда схватка закончилась, я был ранен, но Арик даже поблагодарить меня не соизволил за все мои старания. Просто глянул и ускакал, снова бросившись в пекло боя.

— И все? — допытывалась Дженни, когда Ройс умолк.

— Не совсем. На следующий день, ближе к вечеру, меня снова ранили и на сей раз заодно выбили из седла. Наклонившись, чтобы поднять щит, я посмотрел вверх — на меня летел всадник, нацелив копье в самое сердце. В тот же миг он был обезглавлен, а на его месте свешивался с седла Арик, подхватывая свой окровавленный топор. Потом вновь ускакал. И опять без единого слова.

Из-за ранений я оставался практически беспомощным, и в ту ночь Арик являлся еще дважды откуда ни возьмись и разгонял противников, превосходивших меня числом. На другой день мы, обратив врага в бегство, пустились в погоню. Я оглянулся и увидал Арика, скакавшего рядом со мной. С тех пор он всегда на этом месте.

— Стало быть, вы завоевали его вечную преданность, потому что спасли от шестерых нападавших? — подытожила Дженни.

Ройс покачал головой:

— Подозреваю, что я завоевал его вечную преданность через неделю после этого, когда убил большую змею, пытавшуюся незаметно для Арика забраться к нему под одеяло.

— Не хотите же вы сказать, — хихикнула Дженни, — что этот гигант боится змей?

Ройс осадил ее притворно-возмущенным взглядом.

— Только женщины боятся змей, — непререкаемым тоном провозгласил он. — Мужчины же их ненавидят. — И испортил произведенный эффект мальчишеской ухмылкой. — Впрочем, это одно и то же.

Заглядывая в смеющиеся синие глаза, Ройс ощутил страстное желание поцеловать ее, а Дженни, увлеченная его нежно-заботливым, смешливым, общительным настроением, неожиданно задала вопрос, который ее неотступно преследовал:

— Вы действительно собирались позволить ему нынче убить ребенка?

Он чуть напрягся и спокойно проговорил:

— Я думаю, нам пора подняться наверх.

— Зачем?

— Затем, что вам хочется поговорить, — спокойно растолковал он, — а мне хочется уложить вас в постель. В любом случае для обеих целей мои покои подходят больше, чем этот зал, Дженни не захотела закатывать сцену, которая только унизила бы ее, и знала, что у нее нет выбора, как только последовать за ним. Ее поразила одна мысль, и она обратила на него умоляющий взгляд.

— Они ведь не собираются провожать нас… — жалобно пробормотала она. — Я хочу сказать, не будет ведь никаких свадебных ритуалов?

— Даже если б и были, тут нет ничего страшного, — терпеливо отвечал он. — Это древний обычай. Поговорить мы можем и потом, — многозначительно добавил он.

— Пожалуйста… — попросила Дженни. — Из этого выйдет фарс, ведь весь мир знает, что мы уже… уже делали это, а после проводов в постель только пойдут пересуды.

Он не ответил, но, проходя мимо Арика с тетушкой Элинор, остановился поговорить с Ариком.

Заминка удалявшихся новобрачных была почти сразу замечена, и к тому времени, как они миновали стол на помосте, лицо Дженни побагровело от непристойных советов и пожеланий, которые выкрикивали Ройсу. Поднимаясь по лестнице, она бросила через плечо боязливый взгляд и с облегчением увидела, что Арик расположился на нижних ступенях, скрестил на груди руки, заняв пост — явно по приказу Ройса, — и преградил путь пирующим, которые пожелали бы сопровождать их.

Когда Ройс отворял дверь своей спальни, Дженни уже пребывала в состоянии панического ужаса и беспомощности. В застывшем молчании она наблюдала, как он закрывает дверь, а изумленный взор ее с любопытством отметил чрезвычайные размеры и пышность покоев, где стояла гигантская четырехспальная кровать под балдахином с прекрасными бархатными занавесями, пара массивных кресел с резными ручками перед большим камином с навесом, три сундука у стены, большие, украшенные богатой резьбой, — один для одежд, не глядя догадалась Дженни, в остальных, видно, хранились деньги и прочие ценности, судя по величине тяжелых замков. Пара высоких серебряных канделябров с горящими свечами была установлена по обеим сторонам кровати, другая — по бокам возле камина. На стенах висели гобелены, и даже на натертом деревянном полу лежал коврик. Но самым поразительным в комнате оказалось окно — огромное окно — « фонарь» со стеклами в свинцовых переплетах, выходившее во двор замка; днем в покои через него должен был литься солнечный свет и свежий воздух.

Приоткрытая дверь слева вела на балкон; дверь справа, видимо, открывалась в комнату, которую заняла Дженни. Тщательно избегая смотреть на кровать, она уставилась на две другие двери, и как только Ройс шевельнулся, вздрогнула и выпалила первое, что пришло в голову:

— К-куда ведут эти две двери?

— Одна в туалетную, другая в чулан, — отвечал он, заметив, как она отворачивается от постели. — Не возражаете ли, если я попрошу объяснить, почему, как мне кажется, вы находите перспективу лечь со мной в постель более устрашающей теперь, когда мы женаты, чем прежде, когда вам было что терять?

— Прежде у меня не было выбора, — нервно огрызнулась она, поворачиваясь к нему лицом.

— У вас и теперь его нет, — резонно указал он. У Дженни пересохло во рту. Она обхватила себя руками за талию, словно сильно замерзла, и глаза ее наполнились отчаянием и смятением.

— Я вас не понимаю, — попыталась она объясниться. — Никогда не знаю, чего от вас ждать. Иногда вы мне кажетесь почти добрым и вполне разумным. Но стоит мне только подумать, что вы в самом деле очень милы… я хочу сказать, нормальны, — поправилась она, — вы совершаете безумные поступки и высказываете сумасшедшие обвинения. — Она протянула руки, словно упрашивая его понять. — Я не могу легко чувствовать себя с непредсказуемым незнакомцем!

Он сделал вперед шаг, потом другой. Дженни пятилась назад, пока не наткнулась на кровать, да так и застыла в смятенном молчании.

— Не смейте прикасаться ко мне! Мне ненавистны ваши прикосновения! — дрожащим голосом предупредила она.

Он нахмурил темные брови, дотянулся, подцепил кончиком пальца ворот платья и, глядя прямо в глаза, погрузил палец в вырез, глубоко в ямку между грудями. Этот палец заерзал там вверх и вниз, лаская груди, пока крошечные пламенные искорки не забегали по всему телу Дженни, и она задышала неглубоко и часто.

— Ну расскажите-ка, до чего вам ненавистны мои прикосновения! — мягко пригласил он, играя пальцами с отвердевшим соском.

Дженни чувствовала, как при каждом вдохе грудь заполняет его ладонь, отвернулась, неотрывно глядя на огонь в топке камина, и ее захлестнул стыд оттого, что она не в силах справиться со своим предательским телом.

Он резко выдернул руку.

— Я начинаю думать, что вам нравится искушать меня, ибо у вас это выходит лучше, чем у кого-либо другого.

Сердясь и досадуя на себя, Ройс провел рукой по волосам, пошел к стоящему возле камина графину и налил немного подогретого вина с пряностями в чашу. Повернулся и принялся молча ее изучать. А через минуту сказал спокойным, почти извиняющимся тоном, который так изумил Дженни, что она глянула на него.

— Я сам виноват, Дело вовсе не в том, что вы меня искушаете. Вы лишь предоставили мне возможность сделать то, чего я жаждал с той самой минуты, когда впервые увидел вас в этом наряде.

Она молчала, следя за ним с настороженной подозрительностью, и он раздраженно вздохнул;

— Дженнифер, этот брак совершен не по нашему выбору, но дело сделано, и нам надо найти способ жить в согласии. Мы причинили друг другу зло, и ничто этого не изменит. Я надеялся похоронить прошлое, но, может быть, лучше позволить вам поговорить о нем, на что вы явно настроены. Хорошо, — заключил он, словно приняв решение, — давайте выкладывайте свои претензии. Что вы хотите узнать?