Долгое и протяжное «а-а-а!», а после и недовольный вскрик Жозефины вывели меня из размышлений. Шокированная моим поступком Кая, засмотревшись на нас, залила из своего чайника весь стол, а также униформу своей хозяйки.

— Как романтично… — произнесла она, платком вытирая Кэтингем и стол.

«Действительно…» — видя, как озлобленно поднимаются аристократы со своих мест, и так же, как и Бьянка, исчезают за дверьми аудитории, подумал я.

Последующий учебный день прошёл в штатном режиме. Занятия по письменности помогли нам с Бьянкой закрепить её успехи с прописями, а физкультурка дала возможность моему формирующемуся организму слегка окрепнуть. Сегодня наставница, всё так же делая вид, что приглядывает за Брунхильдой, всеми силами напрягала именно нашу компанию, словно собачью стаю, гоняя по всей арене. Парных поединков не было, как и спаррингов. Только физические нагрузки и её пристальный взгляд, следивший за каждым моим движением. Кажется, она, как и Брун, почувствовала во мне пробудившуюся магию.

По окончанию учебного дня, распрощавшись с семейством Кэтингем, я, предложив ведьме прогуляться и сходить куда-нибудь, услышал в ответ печальное и расстроенное «нет». Сегодня она намеревалась как можно скорее отвезти меня домой и помочь матери в решении каких-то очень важных семейных вопросов. А мой вопрос о том, связано ли это с уличной убийцей, о которой говорили наши матери, лишь подтвердил догадки. Не сумев спокойно усидеть, та, пусть и не сразу, но поддалась, выдав мне частичку сведений.

Так, к примеру, я не узнал о посещении охотниц дома Бэтфортов, но узнал, что матери Бьянки каким-то чудесным образом удалось выйти на девочку и спасти её из цепких лап злодеев. Бьянка с каждым днём училась врать всё лучше и лучше, но до такого мастера, как я, ей ещё как до луны.

С ужасом припомнив той, как её мать обошлась с ребёнком в первый раз, с настоящим облегчением вздохнул. «Эта информация государственной важности, Глауд», — заявила ведьма, взяв с меня слово никому не говорить о том, что её семья взялась защищать одного из самых важных свидетелей. Я был рад такому, пусть и временному, отношению Бэтфортов к Хоме.

Шум за окном и чьи-то истошные крики отвлекли нас с Брун от обсуждений вчерашнего чудо вечера. На эшафоте, разместившемся прямо посередине торгового острова, все в крови на коленях стояли шестеро пленников, пять рабынь и одна женщина. Последнюю я хорошо знал. Это была пекарша, жившая вниз по нашей улице. Хорошая и трудолюбивая женщина, у которой моя семья вот уже семь лет подряд покупала свежий хлеб.

— Что здесь происходит, Бьянка? — Уже зная ответ, велев остановить экипаж, я выскочил из кареты, присоединившись к молчаливой толпе. Если исходить из исторических фильмов и прочей белиберды из моего мира, казни в основе своей сопровождались криками и осуждением деяний приговорённых, а тут… Лишь редкие возгласы со стороны знатных жителей города с укором ложились на окровавленные спины подсудимых. Их били плетью. Долго, сильно. Так, что в некоторых местах на их измученных спинах можно было отчётливо различить белизну рёбер.

— Все вы знаете, что этой ночью группа рабов, ожидавших отправки на рудники, сбежала из города, надругавшись и раздев наших храбрых стражниц, денно и нощно блюдущих закон на ваших грязных, заплывших мочой и дерьмом улицах!

«Блюдут они, как же. А вот с улицами и правда требовалось решить вопрос: дождь прекратился, и их смрад вновь напомнил о себе».

— Эти грязные, недостойные сострадания куски мяса опозорили доблестные имена наших защитников, спасителей, хранителей города. Бургомистр Тэтэнкофа не может стоять в стороне, когда на его улицах хозяйствуют варвары при поддержке «сострадальцев, не понимающих истинную опасность, исходящую от тех, кого они с жалостью называют своими слугами». Эта женщина не раз была замечена в обществе рабов. По ночам множество раз та подкармливала их. Вместо того чтобы раздать хлеб нуждающимся семьям Тэтэнкофа, она кормила рабов, тех, кто веками в бесконечных налётах убивает наших братьев и сестёр на Востоке!

«Она подкармливала всех, кого только могла». Несмотря на воодушевляющие речи глашатой, мнение толпы разделилось.

— Она предала Империю, предала вас, поставив интересы чужеземок выше интересов горожан и собственных соседей. — Поднимая с колен женщин одну за одной, глашатая лично накидывала и затягивала на шеях ни в чём не повинных петли.

— Прошу, у меня же дети… Прошу, разве Бог не говорил быть милостивым к своим врагам? Я ведь просто не дала им умереть с голоду… — Пред ликом смерти никто не останется равнодушным. Глауд, как и большинство собравшихся здесь, никогда не видел и слезинки на этом уставшем, вечно закопченном лице. А сейчас…

— Расскажешь это своему Богу, — выбив колодку из-под ног женщины, едва слышно произнесла палач. Верёвка, пружинясь, подбросила тело. Шея женщины выдержала, обрекая ту на мучительные конвульсии и неспешную смерть от асфиксии.

— Не смотри, Глауд. — Попыталась закрыть мне глаза руками Бьянка, но я, тотчас вырвавшись из её рук, рассказал, кем на самом деле являлась та женщина. Вслух озвучил свои мысли, чувствуя поддержку в сердцах окружавших нас малоимущих людей. Смерть невинных никогда и никому не сходила с рук. Глядя, как рабыни прощаются с жизнями, для себя я уже решил, кто станет моей следующей жертвой.

Утро следующего дня. Академия Тэтэнкоф.

Зевая и едва удерживая голову от падения в миску с местной баландой, так любезно выдаваемой простолюдинам, в компании Жозефины внимательно, насколько позволяло моё измотанное тело, слушал местные сплетни и новости, коими студенты делились за всеми столами.

Так, к примеру, одна из дочерей стражниц, состоящих на службе у рода Бэтфортов, не стесняясь во всю разглагольствовала о жестоком убийстве, произошедшем возле северных врат, выходящих прямиком к Хищному лесу. «Кто-то отравил ту, а после, ещё живой подвесив за ноги на столбе, снял со спины кожу и выпотрошил. Ведьмы нашли в крови глашатая какой-то «парозатор», из-за которого женщина в момент этих адских мучений находилась ещё в сознании, видела как с неё срезают кожу. Видела и ничего сделать не могла».

«Парализатор, девочка, он так называется», — хмыкнув, макнул кусок хлеба в похлёбку, тяжело вздохнул и вновь принялся жевать эту мерзость. К моему счастью, именно ядовитых трав и их смесей, которым местные алхимики так и не нашли применения, в доме травников я раздобыл в достатке. А после, намешав всего по мелочи, добиваясь нужного эффекта, чуть дубу не дал в собственной комнате. Несмотря на всю мою осторожность, ядрёность местных трав, а также исходившие от них благовония оказались крайне опасной и эффективной штукой. Именно благодаря ей мне удалось забраться на стену, отключить стражу, стащить пару вещиц и передать кое-какие данные рабыне под стеной, а после, договорившись о новом месте встречи, вновь раствориться в ночи. Мои проделки много времени не заняли, так, например, я успел на обратном пути заглянуть во всё ту же лавку травников, кое-что подправить в их успевших немного протухнуть телах.

— А ещё, только между нами, — вновь подала голос, только более тихо, будущая стражница, — всю семью травницы с Нищего берега кто-то перерезал.

— Значит, они всё-таки мертвы… — сказала другая из обедавших. — Моя мать не обрадуется смерти старой подруги. Как это произошло: хищный лес, заказ из гильдии или, быть может, эта местная убийца, кошмарящая знать? — перечислив варианты, поинтересовалась она.

— В том-то и дело, прирезали её, скорей всего, свои. То есть люди из Тэтэнкофа. Между рёбер убитого мужа обнаружили сломанный кусок лезвия, саму рукоять нашли местные мальчики и тотчас вернули страже. Представляешь, насколько город напуган? Даже нищие боятся подобрать чужое с земли.

— Да уж, подруга… — простонала дочка или подмастерье хозяйки алхимического магазина, у которой, по-видимому, я и покупал зелья усиления. — Сначала нас душили непомерными налогами, запрещая открывать своё дело. После, дав свободу, забрали инструменты и рабов, принявшись запугивать и вешать лучших. И за что? За кусок хлеба, переданный рабу… Местная знать совсем страх потеряла. Помнишь случай на рынке, произошедший несколько дней назад? Они пятерых наших на тот свет отправили и никого кроме торговки не наказали. А в трактире на Солнечной*? Одна ведьма из перстней в пьяном угаре испугалась тени в углу и пол трактира с постояльцами в труху перемолола. Семь трупов и ничего!