— Я тут уже около часа, — сказал он в ответ на вопросительный взгляд Вильмы. — Правда, без особого успеха, она еще толком не оклемалась.

Клайд отправился на пост медсестры, чтобы принести стулья; Чарли пошла искать кофейный автомат и вернулась с четырьмя большими стаканами дымящегося напитка, который на вкус отдавал ржавым железом.

— У нее сотрясение мозга, — сказал Харпер. — И множественные шишки от ушибов. Ей на некоторое время вводили шунт — откачать лишнюю жидкость и снизить внутричерепное давление. Дыхание затруднено — думали даже, что придется делать трахеотомию, но ей стало лучше. Она легко раздражается и страдает расстройством памяти, но этого следовало ожидать. Вспомнить вчерашний день после обеда ей пока не слишком удается. А когда отдельные картинки не складываются, она начинает сердиться. Ее будят каждые два часа. — Он отхлебнул кофе. Ему явно хотелось курить.

Вильма поправила одеяло.

— Кто-нибудь видел, как произошла авария? Харпер покачал головой.

— Мы никого не нашли. И мы еще не знаем, участвовала ли в этом другая машина, или она просто съехала с дороги и врезалась в столб.

Мэйвити проснулась в начале седьмого и лежала, хмуро глядя на окружающих; она явно не очень понимала, что происходит. На фоне белых простыней и бинтов ее маленькое морщинистое личико казалось совсем крошечным. Когда Вильма заговорила с ней, Мэйвити не ответила, лишь мрачно оглядела рыжую шевелюру Чарли, затем бросила сердитый взгляд на Харпера. Но вскоре ее сознание стало проясняться. Она заерзала и протянула руку к Вильме, а потом, пытаясь изменить позу, принялась пинать одеяло худенькой белой ногой.

Вильма посмотрела на Харпера, тот кивнул. Она присела на край постели и, держа Мэйвити за руку, помогла ей устроиться поудобнее.

— Ты попала в небольшую аварию. Сейчас ты в больнице в Салинасе. Мы приехали сюда, чтобы побыть рядом с тобой. — Мэйвити снова насупилась. Вильма улыбнулась ей: — Ты помнишь, как убиралась вчера днем у мистера Джергена? — Мэйвити глядела на нее без всякого выражения. — Мэйвити!

— Если по графику был его день, то я убиралась, — резко сказала она. — С какой стати мне этого не делать? — Она удивленно огляделась. — Я готовила ужин для Грили — хот-доги с кислой капустой…

Мэйвити приподняла руку, чтобы потрогать повязку, трубка капельницы дернулась, испугав ее. Она попыталась схватить трубку, но Вильма остановила подругу.

— Лучше не трогай, это поможет тебе побыстрее выздороветь.

Мэйвити вздохнула.

— Мы поссорились, Дора с Ральфом и я, это было ужасно. А магазин? Я же только что была в хозяйственном магазине. Ни чего не понимаю. Как я попала в больницу?

— Ты ударилась головой, — сказала Вильма.

— Кто-то сказал, что я разбила машину, — пробормотала Мэйвити и сердито посмотрела на Вильму. — Никогда в жизни я ни во что не врезалась. Я бы помнила, если бы действительно попала в аварию.

— Когда ты готовила капусту для Грили?

— Не знаю, — отрезала Мэйвити, словно расспросы Вильмы были ей неприятны.

— Когда вы поссорились с Дорой и Ральфом? — не отступала Вильма.

Но Мэйвити отвернулась, натянув повыше одеяло и едва не свернув капельницу. Через несколько минут она уже спала. Друзья остались рядом ждать ее пробуждения.

Вскоре, очнувшись ото сна, она встрепенулась и попыталась сесть.

— Шпаклевка, — сказала она Вильме. — Шпаклевка для душа. Я ее купила? Перл Энн ждет.

Вильма поправила постель и разгладила одеяло.

— Перл Энн посылала тебя купить шпаклевку? Когда это было?

Но Мэйвити уже забыла, о чем начала говорить. Она снова угрюмо смотрела на Вильму, растерянная и сбитая с толку, и не находила сил вспомнить все по порядку. Возможно ли, что и чудовищная смерть Винтропа Джергена не отпечаталась в ее памяти?

Если бы не тридцатилетний опыт работы Вильмы в полиции, Макс Харпер вряд ли оставил бы Мэйвити на ее попечении. Через два дня после поступления в клинику Салинаса врачи отпустили Мэйвити, предоставив ее заботам Вильмы. Она отвезла Мэйвити к себе домой, уложила в свою постель, а для себя поставила рядом раскладушку. Это официально возложенное на нее поручение было отличным предлогом выселить Бернину из комнаты для гостей, чтобы предоставить помещение для круглосуточной охраны, которую распорядился выделить Макс Харпер. Окружной прокурор согласился, что забота близкой подруги поможет успокоить пострадавшую и даст ей возможность вспомнить обстоятельства смерти Винтропа Джергена. Это дело быстро разрасталось по мере того, как полиции удалось установить связь между Джергеном-Каммингом, Троем Хоуком и несколькими нераскрытыми преступлениями в Теннесси и Алабаме.

Никто не знал, насколько память Мэйвити пострадала из-за сотрясения мозга, а насколько — в результате шока от той сцены, свидетельницей которой она стала. С помощью осторожных расспросов Вильмы она постепенно вспоминала детали, которые позволили собирать воедино разрозненные элементы картины.

Однако тот факт, что Трои Хоук и Перл Энн — одно и то же лицо, о чем Дульси пыталась сообщить Харперу по телефону, до сих пор, насколько это было известно Джо и Дульси, никто в расчет не принял. Капитан был уверен, что Хоук приехал в Молена-Пойнт, чтобы найти Уоррена Камминга; об этом он говорил Клайду. Но почему он упорно игнорировал столь важную и с таким трудом добытую информацию, что Перл Энн и есть Трои Хоук, кошки понять не могли.

Мэйвити вспомнила, как вернулась из хозяйственного магазина со шпаклевкой для Перл Энн. Она вспомнила, как, проходя через дворик, услышала рассерженные возгласы из квартиры Джергена.

— Двое мужчин кричали друг на друга, а еще слышались глухие удары, — рассказывала она Вильме. — А потом, кажется, я остановилась на верхней площадке у открытой двери. — Однако на этом она каждый раз умолкала. — Больше ничего не помню, — говорила она. — Не могу вспомнить.

— Ты видела другого человека? — спрашивала Вильма. — Ты его знаешь?

— Не помню. Когда я думаю об этом, я чувствую страх, и меня начинает мутить.

Вильма выглянула в гостиную, где сидел полицейский, читая газету.

— Итак, ты стояла у отрытой двери, — мягко напомнила она. — И двое мужчин кричали. А затем?

— Красный неоновый свет, вот что я помню потом. Красный свет мне в лицо. Это было ночью. Я слышала, как проезжали машины и разговаривали люди.

— А между этим — ничего?

— Ничего.

— Красный неоновый свет… Ты куда-то шла?

— Я была в своей машине. Эти огни… они причиняли боль. Мне пришлось закрыть глаза.

— В твоей собственной машине?

— Сзади, где лежат швабры, всякие щетки и ведра, — Мэйвити недоуменно уставилась на нее. Короткие кудряшки на ее голове растрепались, а на лице пролегли озабоченные морщинки. — А с какой стати я оказалась на заднем сиденье своей машины? Я лежала лицом на туфлях — у меня там есть запасная пара обуви для работы. Мне было больно смотреть на огни. Затем кто-то выволок меня оттуда и потащил. Было темно. А потом — действительно яркий свет и медсестра. Я на больничной кровати, и у меня ужасно болит голова. Я ничего не слышала, потому что в голове у меня все время что-то бухало, словно молот.

Вильма старалась говорить осторожно, чтобы не слишком будоражить Мэйвити. Она хотела, чтобы та вспомнила улицу, где ее нашла полиция Салинаса, вспомнила, как попала в аварию, — однако избегала подталкивать Мэйвити чересчур прямыми высказываниями.

— Грили… — сказала Мэйвити. — Мне нужно попасть домой, Грили ждет. Дора и Ральф… Они будут волноваться. Они же не знают, где я. И я оставила в раковине мясо размораживаться, а этот кот…

— С мясом все в порядке, его убрали. А беспокоиться они не будут, они знают, где ты, — солгала Вильма. Впрочем, возможно, Дора и Ральф действительно об этом знали — там, за последней чертой. Кто она такая, чтобы судить об этом?

Мэйвити снова задремала, обмякла ее рука, покоившаяся на холке у Дульси, которая свернулась на одеяле у нее под боком. Внезапно рука снова напряглась, и Мэйвити испуганно открыла глаза.