7
Нервы у меня вообще не в порядке, а за последние дни вовсе расшатались, поэтому я даже во сне почувствовал на себе чей-то взгляд и открыл глаза. Это была самая счастливая минута в моей жизни: передо мной стояла Веда. Глаза ее сияли, как стекла окон, отражающие ясное синее небо.
— Я так долго ждал тебя. Целую вечность.
— Не сердись. У меня были дела.
Она наклонилась и поцеловала меня. Сорок секунд торопливой эротики, после чего Веда сказала:
— Я очень проголодалась. Здесь недалеко есть очень уютный китайский ресторанчик. Ты ничего не имеешь против китайской кухни?
— Согласен на любую.
Я взглянул на часы: стрелки показывали четверть седьмого.
Она улыбнулась и выпорхнула из комнаты.
Ресторанный зал был просторный и аляповато раскрашенный. На одной из стен намалеван отвратительный красно-желтый дракон, из открытой пасти которого вырывался огонь и серый дым. Несмотря на раннее время, посетителей набралось порядочно. Пока я разглядывал интерьер, к нам подошел официант-китаец с дежурной улыбкой на тонких губах. Веда взяла меня под руку, пытаясь отвлечь от созерцания красот этого заведения.
— Простите, сэр. Вас двое?
Я тупо уставился на китайца, будто обнаружил в своей кровати громадного тарантула с лохматыми лапами. Его смутил мой взгляд, и он переспросил:
— Столик на двоих?
— Совершенно верно, — ответил я. — Шестерых детей и собаку мы оставили на улице.
Официант кивнул, повернулся и направился в конец зала. Мы двинулись за ним. Он подвел нас к двухместному столику у окна и отодвинул стул для Веды.
— Что бы вы желали заказать? — он довольно чисто говорил по-английски.
Я взглянул на Веду. Она улыбнулась и со знанием дела стала перечислять блюда, о которых я не имел ни малейшего представления.
— Мы очень голодны и будем обедать. Сначала принесите суп из акульих плавников, жареные креветки в тесте, рис с ветчиной и цыпленка, запеченного в глине и листьях лотоса.
— Слушаюсь, мадам.
— Но холодного шампанского в первую очередь, — добавил я.
Я осмотрелся вокруг и понял, что мы выбрали не то место, которое могло бы удовлетворить наше желание уединиться. За соседними столиками сидели откормленные молодцы средних лет, которых можно видеть по утрам в креслах управляющих крупных фирм, банков, магазинов и которые обычно страдают гастритом — следствие вспыльчивого характера и безмерного поглощения портвейна.
Когда официант принес ведерко с шампанским и разлил шипучий напиток в бокалы, я спросил Веду:
— Ты бывала здесь раньше? Твои познания в китайской кухне…
— Да, Крис. Мне приходилось здесь бывать с мужем. У меня защемило сердце.
— Ты замужем?
— Сейчас мы с тобой в тех отношениях, когда надо сказать правду. Я хочу, чтобы ты ее знал.
— Ты пугаешь меня, Веда.
Она сделала небольшой глоток и поставила бокал.
— Да, Крис, я замужем. Я не торгую бельем. Мой муж крупный кит. Его банковский счет исчисляется шестизначной цифрой.
— Прости меня, ты шутишь? Что же тогда ты делаешь в этом отвратительном дешевом отеле? Почему ты…
— Не торопись. Я все объясню тебе. Я приехала сюда одна, и он не знает об этом. Если он начнет меня искать, то, разумеется, не найдет. Ему и в голову не придет, что я могу остановиться в подобной трущобе.
— Ты сбежала от него? Он деспот?
— Вовсе нет. Я приехала для консультации со своим адвокатом. Муж ничего не должен знать. Я хочу оформить развод. Если до него это дойдет, поднимется страшный скандал. Видишь ли, в его карьере развод страшнее бомбы. Он должен быть абсолютно чист. А я не желаю больше притворяться и терпеть постоянные унижения.
— Объясни толком.
— У него есть любовница, причем она живет в нашем доме, и они не скрывают от меня своих отношений. Я перестала чувствовать себя человеком, женщиной… С меня хватит! Вот поэтому я здесь.
Все рушилось. Все мои мечты.
Принесли еду, но я к ней так и не притронулся. Веда немного поковыряла в тарелке и тоже оставила ее. Мы сидели молча. Настроение было отвратительное, и мы ушли. Официант принес счет, прибавив к причитающейся с меня сумме дату: день, месяц и год. Случайно?
Через полчаса мы уже сидели в номере. Прежде чем заговорить, я проглотил солидную порцию виски.
— Веда! Что же мне делать? Теперь я уже не представляю своего существования без тебя. Хотя и понимаю: ты — дама из высших кругов, а я — уголовник…
— Что?!
— Откровенность за откровенность.
Я рассказал ей, что вышел из тюрьмы, где просидел шесть лет за грабеж, но не вдавался в подробности — где, кого и как грабил.
— И вот я встретил женщину, о какой мечтал всю жизнь, но она замужем, и замужем за миллионером.
Веда погасила свет, платье соскользнуло с ее плеч. При свете луны она напоминала совершенное мраморное изваяние. Подойдя ко мне вплотную, она обвила меня руками и шепнула:
— Не надо ни о чем думать. Все будет хорошо… Я проклинал все на свете, когда утром обнаружил короткую записку: «Милый Крис, прости, но я должна уехать. Так надо. Не жалей обо мне. Все будет хорошо! Я люблю тебя! Веда».
Какой же я кретин, болван! Зачем я сказал ей, что сидел в тюрьме? Я бросился вниз. Портье сказал, что она уехала час назад, а дежурный сообщил, что в пятьдесят четвертом номере жила некая миссис Грета Гарднер. Я вспомнил: Веда боялась, что муж может пуститься в поиски и, естественно, зарегистрировалась под чужим именем. Никто из опрошенных мною людей не помнил номера ее машины. Я метался все утро, но поиски оказались безрезультатными. Я о ней ничего не знал. Даже о ее муже, кроме того, что он богатый человек, я тоже ничего не знал. Найти ее невозможно!
После долгого и бесполезного хождения по комнате до меня начала доходить простая мысль: что я, в сущности, собой представляю, чтобы заинтересовать такую женщину, как Веда? Она же не знает, кем я стану через пару лет и что смогу предложить ей. Веда видела меня таким, каким я предстал перед ней — оборвыш без денег плюс уголовник.
В дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, в номер вошел высокий парень. Увидев меня, он расплылся в улыбке, обнажив белые мелкие зубы, похожие на зернышки апельсина. Это был Джерри Уэйн. Увлеченный Ведой, я совершенно забыл о нем и о нашей встрече, ради которой меня сюда занесло.
— Хэлло, Крис! Вот он я! Почему ты не прыгаешь от восторга?
Я подарил ему выжатую слабую улыбку.
— Я смотрю, у тебя весело, как при покойнике. Он подошел ко мне и похлопал по плечу.
— Прости, но на меня напала хандра, — выдавил я, — слишком многолюдно, а мы в камере привыкли жить тихо.
— Забудь ту жизнь навсегда. Начинается новая! Да что это с тобой?
— Все о'кей, Джерри, — я постарался казаться веселым.
Он устроился в кресле напротив, осторожно поправив свою фетровую шляпу, которая покоилась у него на затылке и явно не соответствовала сезону.
В движениях он был нетороплив. Честолюбие читалось на его твердом загорелом лице. Мне нравился этот парень с глазами цвета мокрой гранитной набережной, в нем было что-то притягательное. Не отрывая от меня взгляда, он достал сигарету и закурил. Его округлый бицепс натягивал рукав пиджака, когда он сгибал локоть. Этот спектакль стоил внимания.
— Ты, конечно же, влюбился, пока мы не виделись, — в его голосе слышались скептические нотки. — Тебя совершенно нельзя оставлять одного. Ты ведешь себя на свободе, как бык по весне…
— Займись лучше выпивкой и оставь женщин в покое. Я их терплю, пока они есть. Женщины слишком болтливы, а виски — великий немой.
Я старался казаться саркастичным. Шар попал в лузу, и Джерри слегка расслабился, после чего он нацелился на виски и доброй половиной бутылки прополоскал себе горло. Закончив эту несложную процедуру, он резко встал и деловым тоном произнес:
— Нам пора серьезно поговорить, но я голоден, как сто тигров, и посему предлагаю отправиться в один славный кабачок, он здесь неподалеку. Там мы набьем наши барабаны и обсудим все дела.