Отлично. Я сказала больше, чем планировала. Беспокоили его мои слова или взбесили, я понятия не имела, но, черт возьми, это была правда. На лжи невозможно построить ни прочную дружбу, ни... вообще ничего. Я не упомянула свою детскую влюбленность в него потому, что… ну, это лишняя информация, которая не имела отношения к этому разговору... или любому другому.

Прошла еще минута и еще. Ничего.

Ладно, я не собиралась никого умолять быть со мной охренительно милым. Все, чего я хотела, — чтобы, оставаясь засранцем, он не преграждал мне путь на поле, если зол на то, что я сделала. Решил достать меня во время тренировок? Давай, посмотрим, кто кого.

Он все еще молчал.

Что ж, я пробовала.

Вселенная, я попробовала, и ты это знаешь. К черту это.

— Ты их размазала! — крикнула Харлоу примерно в полуметре от меня, когда подбежала и схватила меня за лицо, сжав щеки вместе, имея в виду гол, который я забила в последнюю минуту. — Да, черт возьми, Салли!

Мое лицо немного болело. Но мне удалось изобразить кривую улыбку, пока я была в руках самого злобного защитника Юго-Запада.

— Ты сделала всю работу.

— Ты чертовски права, сделала. Мы не могли проиграть этим трехлеткам, — усмехнулась эта тридцати трех летняя бестия. Харлоу играла в футбол в колледже всего два года и рано была завербована в Европейскую женскую лигу. Она уехала играть за границу, где превратилась в сумасшедшую задницу, какой мы знали ее в Первой Женской Лиге сейчас.

Следующее, что произошло — она ущипнула меня за щеки и, повернувшись, закричала:

— Дженни! — а затем шлепнула ее по заднице, поздравив с отличной блокировкой.

Мы выиграли со счетом 7:1, и я забила два гола в первом тайме и третий на последней минуте второго. Могли бы мы сыграть немного лучше? Да. Могла бы я сыграть немного лучше? Да. Но дело было сделано, и я могла подумать об этом позже, когда буду в постели. Все, чего я хотела — прийти домой и положить лед на лодыжку.

По пути к микроавтобусам, направлявшимся обратно в штаб-квартиру, я была совершенно рассеяна, когда мой телефон начал звонить.

— Привет, папа.

На другом конце провода раздалось странное пыхтение.

— Папа?

— Сал, — выдохнул он.

— Да? Ты в порядке? — нерешительно спросила я.

— Сал, — снова выдохнул он. — Ты никогда не поверишь, что пришло по почте.

Он хрипит? Я не была уверена.

— Что? — медленно спросила я, ожидая худшего.

Он определенно хрипел.

— Я не знаю, что ты сказала или сделала, но… — Погодите, он плакал? — Я пришел сегодня с работы домой, и на крыльце стояло две коробки…

— Так…

— В одной из коробок была записка, в которой написано: «Мои глубочайшие извинения за то, что вел себя как настоящий придурок». Еще там джерси, выпущенная ограниченным тиражом, слишком большого размера, но ME VALE! (исп. мне плевать) — воскликнул он. — И оно подписано, Сал. Сал! Он подписал ее!

Я перестала идти.

— Еще в другой коробке плакат времен, когда Култи играл с «ФК Берлин»! — продолжил он.

Небольшой комок образовался у меня в горле от чистой радости, которая слышалась в голосе отца. Неожиданный поступок. С момента инцидента прошло несколько дней, и я не ожидала, что Култи вспомнит или захочет извиниться за то, что был засранцем. Тот факт, что он не стал делать из этого большого события...

Я сглотнула и почувствовала, как немного покалывает в носу.

— Это здорово, — сказала я, все еще стоя на месте.

— Si, verdad? Это великолепно. Я собираюсь показать это Мануэлю, он будет так завидовать… — Затем он сказал что-то, что я едва уловила. — Скажи ему спасибо, и что я не сержусь. Здесь нет обратного адреса. Сал?

— Я сделаю.

— О-о-о! Это великолепно! Я хочу рассмотреть все еще раз, но мне мешает телефон в руке. Позвони мне позже.

— Ладно.

Мы быстро попрощались друг с другом, и я просто продолжала стоять. В носу щипало, а горло покалывало от облегчения. Я секунду облизывала губы, а затем решила повзрослеть. Следующее, что я делала, повернулась и пошла туда, откуда пришла, чтобы найти его.

Конечно, я могла подождать и увидеть, поедет ли он рядом со мной в микроавтобусе, но я не поставила бы на это.

Когда заметила его, я вытерла нос плечом и подошла ближе.

На этот раз он, должно быть, заметил меня боковым зрением, потому что, когда увидел меня, стал наблюдать, как я приближаюсь. Он рылся в своей сумке, поставив ее на колено.

Я остановилась перед ним, облизнула губы и глубоко вздохнула. Он был настолько выше меня, что мне пришлось запрокинуть голову, чтобы взглянуть в его лицо. Моя сумка свисала с моей руки. Его янтарного цвета глаза были ясными и сосредоточенными, и я внезапно понадеялась, что он не ожидал от меня худшего.

— Спасибо за то, что вы сделали для моего отца, — сказала я голосом, который был намного мягче и теплее, чем обычно. Был ли мой голос таким смущенным из-за того, что я сказала раньше? Возможно. Но он сделал кое-что неожиданно приятное, что порадовало моего отца, прежде чем я обратилась к нему с просьбой о перемирии. — Хотела сказать вам, насколько сильно я ценю это. Так что спасибо. Вы сделали его месяц, и я очень благодарна. — Я сглотнула. — И он просил передать вам, что ни один из нас не помнит обид.

Был ли он идеален? Точно нет. Думала ли я, что он хороший человек? Спорно, но он сделал нечто хорошее, и это может заставить меня забыть, что он вел себя как придурок. Но что я знала? Может, у него была причина так себя вести, а может, он действительно был придурком. Не важно.

Прежде чем даже поняла, что делаю, я протянула ему руку.

Тишина, возникшая между нами и этими пятьюдесятью сантиметрами физического пространства, казалась нескончаемой, практически вечной. Прошло две секунды с того момента, как я протянула руку, и его рука, теплая, с длинными пальцами и широкой ладонью, соединилась с моей.

Я смотрела на его челюсть, пока мы пожимали руки… что бы это ни было, мы их пожимали.

Казалось, что все в порядке, или, по крайней мере, будет.

Но я знала, что всё всегда кажется прекрасным, пока внезапно не происходит обратное.

Мой телефон зазвонил в тот момент, когда я вышла из микроавтобуса, как только мы вернулись в офис команды. На экране промелькнул номер, который я не узнала, но все равно ответила на звонок:

— Алло?

— Мисс Касильяс?

— Да?

— Я звоню из офиса мистера Кордеро. — Женщина представилась. Ее звали миссис Брокавски. — Сможете ли вы подойти в офис в течение часа?

Не нужно быть гением, чтобы понимать, что встреча с генеральным директором — это нехорошо. Особенно, когда у вас с этим генеральным директором не самые лучшие отношения в мире. Но что я могла ответить? Нет, спасибо?

— Я могу прийти примерно через десять минут, — согласилась я, скривившись.

— Отлично, скоро увидимся.

— Отлично, — сказала я, чуть не ударив себя телефоном по лицу, когда закончила вызов. Если и был один человек, с которым я ненавидела разговаривать, так это мистер Карлос Кордеро, генеральный директор «Пайперс» и огромный засранец.

Фантастика.

— Он ждет вас, — сказала миссис Брокавски, провожая меня в кабинет, в котором за эти годы я бывала всего три раза. Я улыбнулась ей больше из вежливости, чем по желанию — она не была самым дружелюбным человеком в мире — и вошла в кабинет площадью, как минимум, сто двадцать квадратных метров, с мебелью, которая стоит больше, чем я заработала за год. За массивным столом из красного дерева сидел аргентинец пятидесяти с лишним лет, который своей стрижкой в стиле молодого Элвиса и сшитым на заказ костюмом напоминал мне босса мафии 50-х годов.

Мне он казался похожим на хорька. Он был хорьком, который мог сделать с моей карьерой все, что угодно.

— Добрый день, мистер Кордеро, — сказала я, после того как его помощник закрыла дверь, и я встала рядом со стулом.