— Что видите, — равнодушно пожал плечами капитан, — жены господина Дювалье изволят развлекаться.

Щелкнул динамик. Хрипло запел певец — сладким, искусственным голосом. Туземки начали подпевать, резко, как по команде. Без смысла, не попадая в такт. Каменные лица, слова — пустая, дежурная пошлость. Дрожащие, испуганные глаза. Ольга внезапно шагнула вперед. Зачем — Арсен вначале не понял. Поймала одну из танцовщиц за руку, дернула — резко, та вскрикнула в голос. И кивнула Арсену — смотри, мол.

На предплечьи танцовщицы красовался выжженный крест — четырехконечный, латинский. Вполне узнаваемый.

— Христиане… — хрипло выговорил Арсен. Непонятно было — вопрос это или нет. Но туземка кивнула вдруг, и начала говорить. Быстро, захлебываясь в словах.

— Наш капеллан должен узнать об этом, — проговорила Ольга. Арсен, соглашаясь, кивнул. Он еще не успел поднять головы, как понял, что только что совершил ошибку.

Большую. Смертельную.

Воздух вскипел над виском, обжег кожу, оставив боль и огненную дугу в глазах. В нос ударил щекочущий, острый запах озона. Беззвучно упала Ольга — как стояла, с места завалилась назад. На виске задымилась дыра сгоревшей, обугленной плотью.

«Лазерный луч, прямое попадание», — отметил краем сознания Арсен, поворачиваясь — мгновенно, как большая дикая кошка. Истошно закричал задетый вскользь капитан.

Забытый Арсеном на миг за спиной татуированный дикарь-помошник выстрелил еще раз. Лазерный луч прошел капитана насквозь, разом оборвав дикий крик. И впустую сгинул, разбился о наплечник брони. Еще один выстрел. В Ольгу, добивающим. Ненужным уже. На голове у Арсена глухим стуком захлопнулся шлем — вытянутый, шипастый шлем брони высшей защиты.

Лязгнул, покидая ножны на поясе, десантный штык-нож — однолезвийный широкий клинок с шипами на обухе. В предплечье ударила винтовочная пуля. Прозвенела, чиркнула, выбив искры из полированной стали и рикошетом ушла в сторону, разнеся вдребезги музыкальный центр. Звук в динамиках захрипел и умолк. Девчонки, взвизгнув, прижались к стенам, попадали на пол, открывая Арсену противника.

Врагов было десять — суровых, плосколицых дикарей с перечеркнутой молнией на лицах. Хорошо вооруженных — воздух вскипел, в броню Арсена ударили еще две пули и пять лазерных лучей. Вспыхнула, зазмеилась по полу ослепительная зеленая молния — нейроплеть. И умерла. Тут же — Арсен одним коротким рывком ушел из-под удара, развернулся и перерубил клинком огненную змею. Лазерный луч разбился о шлем. Новый прыжок, лязг стали и короткий хруст — оператор нейроплети упал с разрубленным горлом. Новый залп.

«Квакхо конке», — звенел в ушах гортанный боевой клич. Дикари дрались с холодной, расчетливой яростью. И бесполезной — лучи лазеров не брали десантную броню, пули звенели впустую, рикошетя от кирасы и шлема. Дважды Арсена сбивали с ног, дважды он поднимался — огромный, страшный, неимоверно-быстрый для своей тяжелой брони. Прямой десантный клинок взлетал и падал в руках, рвал воздух, метался алой от крови рыбкой. Девять взмахов — коротких, быстрых и четко рассчитанных. На десятом Арсен с немым изумлением заметил, что вокруг тишь. Стрельба улеглась, бой умер, вместе с последним из противников.

— Вот тебе и оказали содействие, — ошалело прошептал он, тряся головой. Десантный нож нырнул вниз, лязгнув на прощание о медную оковку ножен. Зашипел сжатым воздухом шлем, откидываясь назад с головы. Из другого конца зала — причитание и мелодичный, тоскливый звук. Убитая Ольга Богомол так и лежала смятым кулем, там где упала в начале боя. Уцелевшие туземки поднимались, собрались вокруг нее в кружок, причитая тоскливыми голосами. Чужая речь звенела, сплетаясь в протяжный, страннный мотив. Арсен решил было — в плач, потом подумал, что в песню. Тоскливую погребальную песнь на чужом языке.

Одна из них поднялась вдруг, заговорила, обращаясь к Арсену. Слов он не понял, знакомыми был только «Патер», «Мария» и еще несколько. А потом перекрестилась в конце. Слева-направо, на латинский манер, торжественным, узнаваемым жестом.

— Все будет хорошо, сестра, — так же торжественно, на полном серьезе ответил Арсен, гадая, как теперь этого добиться.

План в его голове сложился через пару часов, когда все, что могло ходить убралось с проклятого корабля. Домой, на десантный челнок, зависнувший рядом. Освобожденных спрятали в пассажирский отсек, тела убитых вынесли тоже. Ольгу надо было похоронить, капитана и прочих, татуированных — изучить, может найдется зацепка. Живых — разместить благо трюмы челнока позволяли, и успокоить. Экипаж челнока был, по отпускному времени, урезан, работы хватило всем. А потом отработали маневровые, челнок отошел от пустого, брошенного в пространстве, корабля и у Арсена появилось время развалиться за пультом управления челнока и подумать.

Думалось, почему-то, о странных вещах. Вроде «почему я полез в драку с ножом, если уставное «Добро» болталось на поясе?» Арсен на полном серьезе думал об этом минут эдак пять, потом вспомнил чудовищный танец, кресты на руках, дрожащие, испуганные глаза. Махнул рукой и решил, что так было правильно. «Добро», в конце концов, у Арсена казенное а вот ножик — свой. Отцовский, фамильный, с гравировкой на лезвии. Большеглазая, кривая морда с вытянутыми глазами. Надпись — Призрак — по обуху славянской причудливой вязью. Четыре цифры.

«2014».

Как раз по профилю ножу такая работа. Потом Арсен долго ковырял броню, пытаясь понять, что свихнулось в ее электронных мозгах, и почему тестировщик сообщает о пробитиях, которых быть не могло. Глюка не нашел, плюнул, отключил надоевший сигнал и подумал, наконец, о важном:

«что со всей этой хренью делать?»

Арсен примерно представлял, что делать нельзя. Нельзя делать то, что требовал устав — то есть посылать рапорт по стандартным каналам. Так он уйдет капитану корабля, флотским — а эти пьют с рук гражданских властей и поют с голоса господина комиссионера. Приказ о содействии, высший уровень, суровая печать — гражданские власти заставят Арсена девчонок вернуть и еще извиниться перед неведомым господином Дювалье.

«Муж тысячи жен», — вспомнил Арсен вдруг, усмехнулся и решил — нафиг. Пусть алименты заплатит сперва. Но тогда… впрочем, перед смертью Ольга сказала правильно — корабельный капеллан должен узнать об этом. Отец Игнатий был крут, и руки у него — едва ли не длиннее, чем у гражданских. И еще непосредственное начальство десантной бригады — генерал Музыченко, комбриг семь. Стружку он, конечно, с Арсена снимет, мало не покажется, но и не сдаст. Раньше никогда не сдавал, мужик серьезный.

А официальный рапорт подождет, пока челнок на малой скорости доползет до базы — авось к тому времени большому начальству будет не до господина Дювалье. Арсен присвистнул, приняв решение, и набрал на клавиатуре первое сообщение — генералу. Зашифровал, развернул челнок антеннами к базе и отправил. Со вторым пришлось подумать, выходов на церковные власти флот абы кому не давал. Впрочем — кроме официальных каналов всегда есть и неофициальные, небыстрые но надежные. Второе сообщение ушло через полчаса когда в зону видимости челнока влетел подломанный саперами «на всякий случай» гражданский ретранслятор. Короткое сообщение открытым текстом — на поверхность, старому товарищу.

Оставалось последнее дело. Арсен развернулся, тронул пульт. Замер на миг, глядя в экран. Брошенный парусник парил в космосе — изящная, острокрылая птица. Красивая, переливающаяся огнями в отраженном свете звезды. А носу бился и трепетал белый сигнал. Бортовой компьютер беспокоился, звал, предупреждая мертвый уже экипаж о пропущенном маневре. Корабль был красив — даже сейчас, со свернутыми парусами.

— Не повезло тебе с экипажем, кораблик. Извини, — прошептал Арсен, вдавливая гашетку. На экранах — короткий огненный росчерк, из трюмов чуть слышный лязг. И слепящий плазменный взрыв размазал по пространству ставший вдруг вещественным доказательством парусник.