Дювалье усмехнулся. Слегка. Девчонка вчера — в панике, инстинктивно пыталась закрыться от всех. И невольно обрушила все системы, до которых смогла дотянуться. Камеры и замки… Хорошо хоть движки летучего дома управляются по-старинке, механиками. Колониальная техника — любая — отстает от земной лет на десять минимум. Это закон и даже Дювалье ничего не мог с ним поделать. Да еще года два-перелет. А при таком букете статей — 58–12, взлом компьютерных сетей. 58-6, Ограбление с применением спецтехники. 58-7, бандитский налет — неудивительно, что это удалось. Даже в полубезумном состоянии. Особенно в таком состоянии. Нет…

— Босс, что делать? Ребята волнуются…

— Ребята… — прервал Дювалье… — какие ребята? Абим, кто еще знает про пророчество?

— Да все… — голос был не на шутку озадачен… — кто вчера на поле был — слышали. И рассказали. Слухи пошли, босс, ничего уже с этим не сделаешь.

— Слухи, говоришь, пошли? Это хорошо. Дверь оставь в покое. Пока. Предупреди всех — девчонку не трогать, руки оторву. Сам и оторвешь, по моему приказу.

— Но босс…

— Это приказ, Абим. Мой приказ. Будешь спорить?

В трубке — молчание… тяжелое, гробовое. Дювалье буквально кожей чувствовал, видел — как вытягивается в струнку огромый, страшный как смерть гигант.

«Как смерть… Моя смерть… надо же такое придумать».

— Уйди оттуда, Абим. Мою… Мою смерть, — Дювалье не выдержал, улыбнулся, — мою смерть не пугать и не трогать тем более. Распорядись насчет белья, одежды и завтрака. И цветы не забудь…

— Какие?

— Неважно. Кончай спорить, Абим, выполняй. Или, для разнообразия, спроси что-нибудь умное…

— Слушаюсь, босс. Только — что вы задумали?

— Увидишь сам, Абим. Точнее — услышишь. Часа через три, — почти ласково ответил Жан-Клод Дювалье, еще раз окидывая глазами фигуру на экране.

Через три часа по летучему дому пошел новый слух. Пошел, полетел — от этажа к этажу, от казармы к казарме, из одних уст в другие. Прополз, обрастая подробностями на ходу. Безумный, кружащий суеверные головы землян и туземцев слух:

— Босс поимел смерть. Да, ее. Свою смерть. И ей понравилось, парни.

Дювалье был доволен собой. Каждый, поверивший в эту фигню здорово укреплял дерево шансов. Его, Жана-Клода Дювалье шансов на победу. Да и эта девчонка оказалась неплоха. Очень даже. Как там ее?

«Неважно, — подумал Дювалье, — если приживется — просто придумаю новое»

На четвертый день марша — их безумного, изматывающего марша по джунглям — Эрвин почувствовал, что совсем замотался. Машина тряслась и слегка покачивалась на мягких рессорах, солнце парило, пот заливал глаза. Подлокотник кресла больно бил под ребро. Горизонт в глазах Эрвина качался в такт — синяя, укрытая туманной дымкой полоска. Лес редел на глазах, зеленые джунгли расступались, пропуская вперед упрямо ползущую бэху. Зеленый ковер веток над головами раздался, ушел в стороны, открыв людей солнцу и небесной, выцветшей сини. Вместо подлеска появилась трава — высокая, густая трава. Порыжевшие, сухие стебли клонились, хлестали о стальные борта метелками соцветий. Иногда бэху трясло и подбрасывало на ходу, из-под колес долетал сухой, отрывистый треск, похожий на пулеметную очередь. Местный тростник, густой и упругий. Рос стенкой, колючей изгородью, невидимой за мягкой травой. Первый раз Миа ошиблась, влетела в такую заросль на полном ходу — и едва не заглушила машину. Зеленая, глухая стена оказалась на удивление цепкой. Машину подбросило, из под колес — будто мина рванула — затрещали коленчатые, упругие стволы. Острая щепка взлетела, звякнула очередью по бортам. ДаКосте оцарапало щеку. БТР перевалил полосу и заглох, беспомощно вращая в воздухе задней парой колес — упругие стебли изогнулись, спружинили и приподняли машину. За брюхо, будто портальный кран.

«Ладно, сам дурак», — угрюмо думал Эрвин, спускаясь и показывая Мии, как тут включить полный привод. Единственный в машине пока не увитый ленточками рычаг. Остальные уже давно напоминали рождественскую елку. Первый раз, когда такое увидел — Эрвин остановился и протер от изумления глаза. Набрал воздух в грудь для разноса. И выдохнул, аккуратно и тихо. Ругаться на Мию бесполезно, во-первых, а во-вторых — узор пестрых лент переливался, играл на броне. Это было просто красиво. Да и остальные втянулись в игру, наперебой таская довольной Мие ленты и цветные тряпки. Та улыбалась, кивала — церемонно, ну как сейчас. Глухо щелкнул рычаг, движок завыл, завращались, зацепив таки землю колеса. БТР задрожал, плюнул дымом и тяжело сполз с зеленой ловушки. Эрвин мотнул головой и — непонятно зачем — сорвал и протянул Мие свой черно-рыжий нагрудный шеврон с группой крови. И так на одной нитке висел. Зато Мие понравилось. Бэхе, судя по всему, тоже — следующие три таких преграды машина преодолела легко и почти без заминки.

«Просто Миа молодец, приноровилась. А вот ты совсем сдурел на этой планете. На местных сказках я так скоро сам в живых мертвецов верить начну. Зомби, говорящую-с-птицами, и в королеву змей», — обругал он сам себя и принялся осматривать пространство вокруг — аккуратно, шаря глазами вдоль горизонта — сектор за сектором, медленно, методично. Зеленые полосы-ловушки попадались еще не раз — если верить карте, они въехали сейчас в довольно оживленную местность. Тяжелые грузовики ходили здесь за алым цветом, взад-вперед по степи. Из Хайситт-хилл — планетарной столицы — в иезуитские города на севере, у края лесов. Старые трехосные грузовики с косами на высоких бортах и крестами на радиаторах. Их колеса взрывали дерн, выворачивая наружу пласты красной, влажной земли, бамперы мяли траву, сбивая на землю упругие, тугие метелки. Сыпались семена — дождем на сырую землю. Тростник вырастал первым, затягивая зелеными побегами колеи. Рейс, два — и на следе колес вырастала сплошная зеленая стена, дорогу приходилось бросать и торить заново. А шуршащий тростник так и рос двумя полосами в траве, на память от том, что здесь когда-то проехали люди.

Бэха пересекала такие следы поперек — и не раз и два. Эрвин гнал машину сильно в бок от прямого пути: на северо-запад, рассчитывая выйти на торную дорогу. «Великий тракт», — так звалась на карте желтая, штрихованная полоса. Тракт так тракт, дорога, наверное, что же еще. Прямо к цели, если верить карте. Хорошо бы ровная — тогда бэха сможет показать класс. А то последнее время у них шла не сколько езда, сколько ковыляние — осторожное, змейкой меж вековыми стволами. Хорошо хоть, сейчас стволы разошлись далеко, небо видно. Глубокое, синее. И рыжая трава. Красиво. Только солнце парит нещадно. Машину тряхнуло опять. Сильно, аж лязгнули зубы во рту. ДаКоста с кормы глухо выругался, Лиианна залопотала. Миа вывернула руль. За кормой — глубокая рытвина. Пятно черной, влажной земли. Звездой на пять лучей. След лапы. Сотрясатель, исполинский двулапый зверь. Он был здесь недавно, день или два назад, края следа затягивались уже, зарастали жесткой тростниковой щетиной. Вчера меж деревьев они видели раздавленный грузовик. Кузов в труху, оси вдавлены в землю. Кабина смята и разгрызена, словно орех. Эрвин глянул с места, разглядел алые протеки по осколкам стекла, услышал тонкое жужжание мух внутри и приказал не останавливаться. Но и не гнать. Гигантская тварь шла себе вперед, будто ей с Эрвином по дороге. Кому-то не повезло, и Эрвин не знал — хватит ли их пулемету огня отогнать от них такое невезение. Два ствола калибром 12,7 мм, усиленный заряд, вольфрамовый сердечник — пулеметный калибр, конечно, хорош, но… Вокруг смятой кабины валялась россыпь желтых, раздавленных гильз. Не помогло.

Эрвин протер слезящиеся на солнце глаза и дал — самому себе — команду смотреть в оба. Так и исполнял с тех пор, благо листья алого цвета надежно гоняли сон и усталось.

А бэха все шла на север, слегка покачиваясь в высокой траве. Деревья по сторонам — редкие теперь, высокие, тонкоствольные, с широкой серебряной кроной. Горизонт рос и рос вширь, закручиваясь вверх перед носом машины. Впереди он зубчатый, серебристый — горы там впереди, столовые плоские вершины, укутанные перистыми облаками. Атмосфера шутила здесь — кутала синим туманом подножья; плоский, сверкающий алмазными льдинками кряж, казалось парил в небесах.