На правой — волосы были коротки и белы, руки сведены, а глаза сверкали сурово и весело. У ног — рыба, под сапогом — странный, тысячеглазый зверь. («О» — протяжно вывела Миа, коснувшись иконы пальцем) Меж ладоней, в руках парили полосатые, хищные осы.

Эрвин, сморгнув, отступил еще на шаг. Ирина склонила голову, розовый цветок упал, запутавшись в ее волосах.

— Заметили теперь, — усмехнулся Станислав, — Свою ночную богиню туземцы и до нас рисовали двуликой. Правая рука насылает ос и кошмары, левая — вереск, мечтания и сладкие сны. А сын художника крестился, разрезал картину отца пополам и дорисовал. Получилось… ну, во всяком случае, люди старались, и искренне. Хотя Папе лучше об этом не знать — явление Святого Кондратия конклаву в Риме нам тут не нужно.

— Дикость какая… — прошептал Эрвин и умолк, проглотив кусок фразы. У носа зависла, загудела оса — предупреждающе, грозно.

— Уж какие есть. Во всяком случае, старый Яго лоб разбивает вполне искренне, в отличие от… — Станислав махнул рукой, не закончив фразы. Эрвин не дослушал, шагнул вперед. Суровая торжественность места давила на мозг, заставляла шагать осторожно. Взгляды скрестились на нем — будто обе нарисованные девы синхронно смерили его глазами. Правая — насмешливо, левая будто бы ободряюще улыбнулась. Защекотало в носу. Запах цветов — тонкий, медовый, с привкусом терпкой горечи запах. Коротко лязгнул металл — старый Яго встал с колен, осторожно водрузил к ногам спасителя дар — винтовочный стандартный патрон. Остроносый, мерцающий тусклой латунью. Еще один в длинный ряд — Эрвин вначале принял их за свечи. Миа поклонилась, Эви зажгла фонарь. Теплый маслянный свет пробежал по зеленым стенам, разогнал по углам тени и полумрак. Помещение сразу стало каким-то уютным, жилым. Воины вставали на ноги, переговаривались — негромко, звенящими в тишине голосами. Сквозь травяную стену потянуло дымком, раздалось звяканье — ДаКоста с Лиианой варили обед. Ужин, точнее — ночь уже шла, сквозь полог над головой сверкнули в глаза яркие белые звезды. Сквозь полог ветвей, сквозь щели в досках — казалось, это глаза дев на картинах играют, лучатся колдовским звездным светом. На полу — крестик, выложенная гладким камнем отметка. Эрвин ступил, не подумав — и семь звезд Ориона сложились, вспыхнули короной у спасителя над головой.

— Ничего себе… сумели же люди, — потер он лоб, удивляясь чужому искусству. Всего-то навсего ветки раздвинуть, где надо.

— А если дождь? размоет же, — подумал он было, потом пожал плечами и решил, что люди, сумевшие сделать такое из листьев, железной балки и дырки в ветвях сумеют и о козырьке позаботиться. Комманданте махнул ему рукой, подзывая к себе. Старый Яго стоял у черепа-алтаря, перебирая стоящие у ног статуи патроны. Много, в несколько рядов, остроносые хищные, тонкие — Эрвин сначала обманулся теплым латунным блеском. Пальцы комманданте аккуратно ровняли их ряд.

— Зачем? — спросил Эрвин, кивнув. Больше, чтобы развеять неловкость. Комманданте усмехнулся — слегка, котенок на скуле чуть дернул хвостиком.

— Патроны? Господу сил? Я думаю, незачем. Он может призвать двенадцать легионов ангелов, да и наш дракон до хрустального неба не долетит. Но нам-то надо что-то оставить, мы в гости зашли. В городе поставил бы свечку — там темно и стены каменные, а здесь без надобности, — по щеке Яго мягко скользнул в глаза звездный свет, — а вот тем, кто будет, как мы, здесь ночевать после нас — оно, возможно, и пригодится.

Пальцы старого Яго аккуратно скользнули по белой кости постамента. Чуть задержались на провале глазницы. Ниже — аккуратная, круглая дыра в венце тонких трещин.

— 7,62, бронебойный, снизу, почти в упор. Хороший выстрел, — сказал Эрвин.

Судя по сколам на кости, стрелок бил практически из-под лап гигантского чудовища. И попал точно, в самую тонкую кость. Сантиметром выше — и все, тяжелую надбровную дугу не взяла бы никакая пуля. «Интересно, нервы у местных вообще имеются?» — подумал Эрвин, а вслух повторил:

— Хороший выстрел.

— Хороший, — кивнул головой Яго, соглашаясь, — стрелял мой друг. Давно. Он это место по обету строил, балки издалека возил. Из самой столицы, города-на-холме. Давно было дело. Балки — вози, со сварщиком договаривайся, водилы… Только закончили — сотрясатель. Шел мимо, чуть все не сломал. Хорошо было бы, да?

Эрвин кивнул. В словах комманданте была своя логика. Кости, статуи… впрочем, если местные считают голову дракона хорошим подарком на свадьбу — то и тут она в самый раз. Странная мысль. Эрвин тряхнул головой, оглянулся, невольно подняв взгляд выше, на постамент.

— Зачем? — кивнув на положенную к ногам статуи винтовку.

— А ты посмотри.

Эрвин и посмотрел. Протянулся, взял в ладони тяжелый приклад. Дерево ложа приятно захолодило пальцы. Вдоль ствола вилась истертая полотняная лента, по белой ткани — россыпь желтых, выцветших букв земного алфавита. На туземный манер, сверху вниз, четким уверенным почерком:

«Ее имя — Лаава Кунджало, «та, что говорит по делу». Ее глаз верен, а вылетающие из дула слова всегда коротки и ясны как божья воля. Ложе ее из лучшего дерева, на ствол ушла хорошая сталь, механизм точен. Зарубки на прикладе ее изящны и истинны, как рисунок на челе моей жены. Десять драконов убили мы с ней в горах и еще десять — в джунглях. Я стар, мои жены умерли, дети выросли, а жизнь прожита. Оставляю ее здесь, у ног Господа сил. Если миру понадобится ее слово — пусть она скажет его по воле божьей и в руках достойного человека.

Хаар, Иоанн в святом крещении, воин, стоявший при жизни на пути святого Георгия».

«Ничего себе, как о живой пишут. Как о жене» — подумал Эрвин, кладя на место «Лааву Кунджало». Обратно, к ногам статуи. Обиженно звякнул металл — чуть дернулся, стукнул о кость шарик на рукояти. Мелькнул теплый, струящийся свет пробежал змейкой по вороненой стали ствола и блестящему дереву ложа.

«Впрочем, — подумал Эрвин. Чуть позже, когда способность думать вернулась в кружащуюся голову, — наши, корабельные, тоже недалеко от туземцев ушли. Обзови кто старину «Венус» правильным средним родом, вместо пристойного звездному кораблю женского — реакторные запросто изобъют. И палубная команда присоединится. И я. Ибо так — правильно».

— Вижу, звездный, проняло тебя, — усмехнулся комманданте. Эрвин молча кивнул — к чему скрывать очевидное.

— Дело обычное. Я, когда первый раз увидел город-на-холме, машины и звездные корабли — так же удивлялся. Примерно. Рот мой, во всяком случае, был также широко раскрыт. Потом привык — и ты привыкнешь, если будет время. Осмотрись, звездный, собери мысли, потом поговорим. Есть о чем. И, заодно, посмотри сзади, за костью — не найдется ли чего для нашей машины.

— А можно? — рефлекторно спросил Эрвин, кивнув на статую и картины вокруг.

— Конечно. Для того их здесь и оставляли.

В куче всего за спиной статуи нашлась банка масла — старая, плохого качества, но сойдет. И резиновая труба для манжеты. Машина Станислава чихнула и завелась. Эрвин пару минут вслушивался в звук по-стариковски чихающего движка, пожал плечами, и, удивляясь сам себе, залез в бтр и достал из цинка патронную ленту. Винтовочных 7,62 под ногами у Господа стояло достаточно, а вот крупный калибр был в большом дефиците.

А еще Эрвина поймала Ирина. На плечах — синяя форменка, руки в бока, вид строгий, под стать фамилии.

— Чего тебе? — спросил было Эрвин, думавший сейчас категорически о другом. Посмотрел на Ирину — и понял, что мог бы и не спрашивать. На плече у Иришки пристроилась ярко-желтая, смешная маленькая птичка. Сидела, нахохлившись, зацепившись когтями за форменный шеврон. Глаза большие, голодные и укоризненные… Прямо, как у Ирины сейчас. Эрвин молча кивнул. Из-за плеча хрипло рассмеялся комманданте Яго.

— Да, звездный, тяжело иметь «Говорящую» в женах. Хоть и почетно, но иногда тяжело. Приходится, как говорят в городах, соответствовать. Хотя ты мог поступить и проще — не возиться с досками, не строить кормушек на дереве. Загородки для змей достаточно — просто кинуть колючку в ряд по земле.