— Ирина, птицы. — окрикнул ее Эрвин еще раз. Глухо лязгнуло железо — подкова на флотском сапоге — о ребристую сталь пулеметной турели. Ирина кивнула — аккуратно и тихо. Лесная поляна все не шла с головы. Поляна, плакат, мертвые тела под ним — аккуратно разложенные в шахматном порядке тела. Кровь и желтые, толстые мухи… Потресла головой — тихо, в надежде, что все это окажется сном. Дурным сном, навеянным духотой и утренним промозглым туманом. Сейчас…

— Ирина, мне разведка нужна, — рявкнул Эрвин в третий раз, теряя терпенье. Ирина встряхнулась — и… поняла вдруг, чего от нее хотят. Дудка, короткий, тихий посвист. На него ответили — гамом, свистом и хлопаньем крыл в вышине… Закружила над головой круговерть — алые, желтые и пестрые перья.

— Где мы? — спросила Ирина, тихо, подняв голову вверх, навстречу серому небу.

В ответ свистнули — дружно, разом на десять голосов.

— Левее давай, — кивнула Ирина, машинально переводя в слова птичий свист. Хлопнули крылья, с неба спланировал, упал на борт бэхи орлан. Уселся на борт, встопорщив белые, лохматые перья на голове. Бэха дала газ. Захрустели, ломаясь, ветки, кусты раздались — машина качнулась н рессорах и замерла, посреди зеленой лесной поляны. Сверкнул — в глаза, тусклым золотом — четырехконечный латинский крест.

— Так вот нас куда занесло, — вздохнул Эрвин, оглядывая поляну. Знакомое место — часовня в лесу, они ночевали тут в ночь перед вьездом в Фиделиту. Всего день назад…

Закричали птицы в вышине, орлан каркнул им в небо — задрав вверх кривой клюв, хрипло и яростно.

— Эрвин, поселок сгорел. Полностью. Нападавшие ушли. Эрвин я не понимаю…

Еще одна птица налетела, захлопала крыльями. Крик полоснул по ушам… Птичий крик, тонкий, пронзительный. Пичуга зависла в воздухе, тряхнула перед лицом Ирины крылом — белые перья по краям почернели, обуглились.

— Эрвин, ушли не все. Хуан убит. Старый Яго еще дерется.

— С кем?

— Не знаю, птицы видели лишь молнии на их лицах… Их много, человек двести. Эрвин, я не знаю — кого. И… Эрвин, там Маар и Лиианна…

— Идем назад, — бросил Эрвин и длинно, забористо выругался. Сплюнул, спрыгнул через борт, оглядел горизонт- внимательно, холодными, злыми глазами. Ветер налетел, кинул дымом в глаза, смешал на его голове короткие светлые волосы.

— Но не слепо, — проговорил он, наконец, глядя, как качается на ветру драконий клык на лобовом стекле бэхи. Медленно, в окружении бумажных лент. Диких на вид — их яркий, праздничный цвет резал глаз — сейчас, на фоне дождевого, посеревшего неба.

— Мне понадобятся твои птицы, Ирина. Скажи им — мне нужен ближний дозор. От бэхи, кругом, по секторам, где-то на километр от нас, не далее. И дальний — пусть пара летунов пролетит над дорогой. Осмотрит кусты вокруг, свежие ямы — не дай бог мину днищем поймаем. И над деревней — кто, там, где и в каком количестве. Мне разведка нужна.

— Эрвин, нельзя приказывать «договорным». - начала было Миа. Ирина собралась, выдохнула. И оборвала ее одним коротким:

— Сделаю.

Дудка запела в ее руках- протяжно, грозной, переливчатой песней. Хлестнул по щекам ветер, защекотал нос черный, прокисший дым… Орлан распушил хвост, пронзительно закричал, запрокинув ввысь белую голову. Стая сорвалась — под крики и хлопанье крыл, вихрем, во всех направлениях сразу. Лишь яркие перья, кружась на ветру, медленно падали вниз, на черную, взрытую колесами землю.

Лязгнула сталь. Один раз, другой, третий — Эрвин поднимал откидные борта, закрывая броневой скорлупой лоб бэхи вместе с Мией и местом водителя.

— Эрвин, я так ничего не вижу, — пискнула было та. Не договорила — Эрвин поставил на место последний броневой лист, запрыгнул в кузов. Поймал Мию, без лишних слов ухватил за плечо, выдернул с кресла, напялил — не слушая протестов — каску и тяжелый бронежилет. И — почему то ватник. На такой-то жаре. Миа жалобно пискнула, вмиг покрывшись тяжелым потом.

— Эрвин, жарко же.

— Не спорь. Тебе сейчас видеть ничего не надо — я сверху скажу, куда рулить. Тут есть камеры и связь. Только в бою оно все отказывает вечно…

Сказал он, кивнув, будто бы это что-нибудь объясняло. Не договорил, запрыгнул наверх, на место стрелка. Лязгнул стопор, медленно провернулись вдоль горизонта стволы. Лязгнули затворы, солнце сверкнуло — на миг, отразившись тусклым золотом на длинной патронной ленте. Ветер рванул с реки.

— Эрвин, каску одень, — окликнула его снизу Ирина.

Эрвин и одел. На Ирину, прежде чем она успела что-то сказать. Щелкнул пряжкой, дернул под подбородком ремень — крепко, у той аж слезы из глаз брызнули. Ухватил за плечо, втиснул на пассажирское кресло, обложил ящиками со всех сторон и велел не высовываться. Страшно, Ирина смогла в ответ лишь кивнуть. Хрипло закричал орлан с высоты.

— До надолбов путь чист, — перевела Ирина.

Эрвин кивнул. В руках у Мии лязгнул рычаг, глухо зарычал мотор разбуженной бэхи. Рука замерла на руле — подрагивая, в ожидании команды «на старт».

— Девчонки, минуту еще, — сказал Эрвин, спрыгнув вдруг обратно на землю. Ирина обернулась за ним — посмотреть. Ласково мигнул в глаза золотом крест над дверями лесной часовни.

Плеснул в глаза полумрак. И теплый свет — он здесь, внутри часовни, не тек, просачивался по капле сквозь листья. Ложился мерцающим ореолом, короной, на статуи у алтаря.

Взгляд с иконы — тяжел и прям. Эрвин поежился вдруг. Пожал плечами, сказал вдруг ни с того ни с сего, глядя в темные глаза Спасителя на иконе:

— Господи, прости. Стремно на бабах в драку ехать…

Взгляд с центральной иконы — будто корабельный капеллан, изрекающий любимую присказку:

«С чем дали, юноша, с тем и работайте».

У ног статуи, на алтаре мелькнула вороненая сталь. И темное, блестящее полировкой дерево. Туземная винтовка, увитая покрывалом торжественных, исписанных рунами лент. «Имя ей, — Эрвин вспомнил давний разговор, — имя ей Лаав Куанджало, та что говорит по делу. Возьми ее, пусть скажет то, что может сказать. На благое дело».

Вспомнились утро, Ирина и ее недавние слова — страшные, пахнущие бедой и непонятные. «Эрвин, беда…. Они ясень сломали». Лесную поляну, кровь на траве, дерево и мятый серый плакат. Иринино недоуменное: «как так?». И на глазах — слезы. По ложу винтовки — четкие, черно белые буквы. Надпись. «Так хочет бог».

Эрвин молча кивнул и подхватил с алтаря винтовку. Прошелестели, опадая, ленты, иконы и статуи словно кивнули ему. Ворчливо лязгнула сталь под ладонью — клац-клац. Затвор открылся легко. Все полном порядке — на вид, несмотря на время. Впрочем, время с трудом берет оружейную сталь, а смазывать Лааву Куанджало здесь явно не забывали. Эрвин закинул ствол за спину, не глядя, сгреб россыпь патронов в карман и шагнул прочь. В затылок мигнул теплый свет. Обе иконы улыбнулись ему на прощанье — так жена машет рукой, провожая мужа на работу утром.

Заурчал, разогреваясь, мотор. Ирина кивнула, Миа помахала ему. Замерла на миг, увидев винтовку. Губы ее дрогнули, расширились — удивленно — глаза. Потом она оторвалась от руля, сложила руки, кивнула еще раз. Даже не кивнула — поклонилась и низко. Винтовке в его руках.

— Рояне, — проговорила она, осторожно касаясь пальцем вороненой стали…

«Титул, как у живой. На местном языке: мудрая женщина, — сообразил Эрвин, даже не удивившись, — здесь, в языке просто нет среднего рода».

Запрыгнул рывком в БТР. И кивнул Мие, аккуратно уложив ствол — под рукой, поперек сидения:

— Имя ей Лаав Куанджало.

Миа кивнула, протянула руку — аккуратно, коснувшись ладонью наплечного ремня. Будто поздоровалась. «Путь чист» — прокричали птицы из вышины. Эрвин махнул — «вперед». Беха взревела и пошла, раздвигая кусты — под лязг стали и птичий, пронзительный свист. Клубы черного дыма все плыли по небесам. С востока, от Фиделиты.

Их пытались остановить. Дважды, оба раза без толку. В первый — в глухом зеленом лесу, у второго ряда надолбов. Все произошло очень быстро. Птичий свист с неба, сзади — Иринин отчаянный крик. Сапог сорвался с подножки, прежде чем успела сообразить голова. Мие — прямо в затылок. Сквозь каску и ватник — не больно, а девочка — молодец — смогла быстро сообразить, рывком переключив рычаг передач с переднего хода на задний. Беха заскрипела, рявкнула и — как живая — скакнула назад. Вспыхнули и бессильно разбились о волнорез яркие вспышки. Грохот в ушах.