– Просто римлянин, – раздумчиво тянет тень мертвого царя. – Странно. Ты мудр, Децебал. Но и наивен. Только тот, в чьих руках золото Дакии, и правит страной. Ты упустил свое золото и власть, Децебал!
– Но я еще жив! И у меня есть воины! Вожди сарматов пришлют мне в помощь свою непобедимую конницу!
Диурпаней, не слушая, поворачивается и начинает уходить. Децебал волнуется. Он похлопывает по бляшкам Священного пояса Буребисты. Звон не может не привлечь внимание человека, самого носившего регалию высшей власти. Но Диурпаней остается равнодушным.
– Сарматы – это не даки, – говорит тень. – Понимаешь, Децебал?
Опушка леса. Огромное поле высокой травы. Бесплотные призраки-слуги подводят свергнутому царю беспрерывно меняющего очертания коня. На слугах – римские шлемы и доспехи. Тени римлян, принесенных в жертву Кабирам и Замолксису. Появляются еще несколько духов. В поводу у пришедших многочисленные своры собак. Псы лают оглушительно и злобно.
– Присоединяйся к моей охоте, Дадесид! – приглашает Диурпаней. – Это получше, чем вести безнадежную войну с Траяном. Вчера мы с твоим сыном затравили великолепного оленя! Старый План отнес рога самим Великим Кабирам.
– Мой сын? План? – ошеломленно спрашивает Децебал. Из тумана возникают знакомые лица. Но близкие люди молчат. Смотрят и молчат.
– Я еще жив, Диурпаней! – кричит Децебал.
– До встречи на просторах царства Замолксиса! – отвечает тот и свистит гончим. – Мы скоро увидимся. Я не прощаюсь!
Оглушительно лают собаки.
Децебал проснулся от прикосновения чего-то холодного к лицу. Филипп, вздыбленный, возбужденный, тыкал ему в щеку носом и призывно гавкал. Пес яростно щерил зубы.
– Что случилось? – царь, еще толком не соображая, присел на лежаке. Собака метнулась к выходу, потом опять вернулась и начала лаять прямо истерично. Почти тотчас входные войлоки раздвинулись и вбежали три сторожевых дружинника.
– Царь, римляне!
Децебал рывком вскочил с постели. Торопливо, но без суеты надел и подвязал мягкие сарматские сапоги и кривой дакийский меч.
– Где? Сколько их?
– Много! Идут отовсюду. Со стороны ручья, от скалы и снизу по тропинке, – патакензий упер ладони на древко топора. – Нас предали, Децебал.
– Пиепор... – прошептал Дадесид и сжал кулаки в бессилии. Но даже в такую тяжелую, почти безнадежную минуту самообладание не покинуло его. – Сколько нас здесь?
– Шестнадцать человек. Пятеро раненых.
– Годных к бою – одиннадцать. Со мной – двенадцать, – подытожил царь.
Набив колчаны стрелами, сколько было возможно, они бегом спустились вниз по крутой тропинке. В том месте, где ручей небольшим четырехметровым водопадом низвергался на каменистое ложе, лежали приготовленные кучи камней. Здесь Децебал оставил трех человек. Толстые корявые корневища, торчавшие тут и там из земли, сильно затрудняли движение. Девять даков притаились за последними стволами грабов и сосен перед чистым от растительности склоном.
На их глазах внушительная колонна римлян распалась на несколько отрядов. Команда. Сотни растянулись в длинные шеренги, в два ряда охватывая гору на всем зримом расстоянии.
– Вон Пиепор! – палец телохранителя указал царю нарядную фигуру рядом с десятком конных римлян.
– И Регебал, и Дакиск, и Турвид, – добавил другой.
– Стараются! – Децебал презрительно усмехнулся.
Внизу раздался собачий лай. Воины перевели взгляд и увидели то, что не заметили вначале. Гораздо ближе, чем основные силы, уже под самым обрывом, пробиралась центурия галлов с поисковыми собаками на поводках. Вот отчего так ярился Филипп. Верный пес чувствовал чужаков. Гельветские овчарки рвались вперед, чуя людей.
– Надо отвлечь псов! – жестко сказал царь. – Филипп, ко мне.
Собака пружинисто помахивала хвостом. Хозяин нарочито грубо, прощально потрепал загривок преданного друга. Никто из патакензиев рядом не догадался, что в душе Децебал шепнул волкодаву: «Прости. На полях Замолксиса я буду делиться с тобой лучшими кусками. Прости и прощай!»
– Взять их, Филипп! Взять!
Немыслимым прыжком Филипп перемахнул выступ в скале и вцепился в горло передовой собаке. Сверкнули белые клыки. Пес с разорванным горлом покатился по земле. Овчарка кинулась к следующему. Центурион-галл замахал мечом, приказывая затравить невесть откуда взявшегося дьявола. Галлы-собаководы отстегнули ошейники. Двадцать ищеек с разных сторон набросились на храбреца. Тошнотворно запахло кровью и мокрой псиной.
Децебал и патакензии засыпали озверелый собачий клубок стрелами. Скулеж и визг заполнили окрестности. Издыхающие пронзенные гельветы катались по каменистому крошеву. Задуманное удалось. В два залпа дакийский царь и его воины прикончили или сильно ранили почти всех поисковых псов.
В ответ стрелки-галлы обрушили град свинцовых пулек из длинных кожаных пращей. Пространство между деревьями наполнилось свистом летящих снарядов.
– Собака Децебала! – радостно указал римскому трибуну Пиепор.
Регебал, мрачный, следил за умело проведенной зятем диверсией. Он только молча кивнул на вопросительный взгляд римского начальника в подтверждение слов костобока.
– Так сам Децебал тоже наверху? – спросил, чтобы лишний раз окончательно увериться, трибун.
– Да! Филипп не выполнит ничей приказ, кроме как самого царя!
– Прекрасно! Центурии – вперед!!!
Десятки в шеренгах ускорили шаг. Подоспевшие лучники присоединили к камням галлов свои стрелы.
Децебал и патакензии-телохранители отвечали расчетливо. Берегли каждый наконечник. Тропа позволяла римлянам наступать лишь по два человека в ряд. Уже свыше десятка сраженных врагов валялись на камнях и корневищах. Но и маленький отряд защитников понес первые потери.
Свинцовое ядрышко от пращи перебило плечо воина рядом с царем, и погиб под стрелами другой, который не успел, перебегая, укрыться за стволом. Откуда-то сбоку и сверху доносились вопли и крики «Барра!!!»
Легионеры штурмовали переход у ручья. Трое оставленных Децебалом даков скатывали на атакующих каменные глыбы.
– Отходим! – кричал телохранителям дакийский царь.
Противники сблизились настолько, что римляне пустили в ход пилумы. Короткие дротики с гибкими, закаленными на огне остриями со стуком втыкались в стволы, землю.
– А-а! – застонал пронзенный дак.
Выше. Выше. Еще выше. Едва последний патакензий влез на площадку, показался первый римлянин. Стрел не осталось. Пальцы Децебала напрасно шарили в опустевшем колчане. Потные, перемазанные пылью дружинники, не сговариваясь, потянули из ножен кривые фалькаты. Снизу рычал центурион. Вновь зашуршали дротики. Под их прикрытием передовые легионеры вскарабкались на второй уровень тропы. В просветах шлемов Децебал видел иссеченные шрамами и морщинами лица. Ветераны. Эти не отступят. Не дрогнут. Даки бросились на врагов. Залязгали встретившиеся в ударе клинки. Три римлянина против шести даков. Четыре. Пять. Вот по плечам товарищей поднимается седьмой. Восьмой. Упал легионер. Второй. Стон. Крик. Злобное ругательство на латыни. Пали три дака. Оставшиеся в живых толкнули царя:
– Уходи, Децебал!
– Децебал!!! – поняли солдаты Траяна.
И тотчас другой крик. Откуда-то сверху:
– Царь! Нас окружают! «Петухи» прорвались у ручья. Уходите!
Децебал, не выпуская из рук меча, метнулся выше. Телохранители прикрывали отход. Один – секирой. Другой – мечом. Два против двухсот. Патакензий сверху пустил из лука стрелы. Римляне замешкались. Воспользовавшись заминкой, царь и его последние соратники оторвались от преследователей.
– К пещере!
– Нет! – голос владыки Заданувийских земель поразил патакензиев спокойствием. – Это ничего не даст. Римляне – всюду. Через несколько мгновений они будут и там. Но рядом с могилой Местуса, за скалой, у Трех сосен, есть козья тропа. Там можно уйти.
– Уходи, Дадесид! Мы прикроем!
– Пурирус! – царь улыбнулся верному кузнецу. – Уйти должны вы.
И, не слушая никаких возражений, он снял с талии Священный пояс Буребисты с драгоценным кинжалом и отдал Пурирусу. Кузнец все понял. Царь решил, и спорить было бесполезно.
