Ликкай кончил говорить, оглянулся и, видя устремленные на него со всех сторон взгляды, отступил в тень. Диег продолжил:

– Мои лазутчики на той стороне Данувия принесли еще вести. На паннонской границе римляне достроили и укрепили Интерцизу. Запасы крепости снабдят необходимым все римские войска от Сингидуна до Кастра Регина. Такие приготовления ведутся только к войне. Во Фракии и Мезии император набрал два свежих легиона. Не к обороне готовится Траян, а к нападению. Гуннерих говорит, что солдаты строят заборы и башни вдоль его границ. Да! Траян помнит, что именно там прорвали заслоны империи германцы в прошлую войну и помешали Теттию Юлиану выжечь Дакию. Он укрепляет свои фланги и тылы, дабы смелее и безопаснее было вторгнуться за Данувий, в царство Децебала. Ты прав, Гуннерих! Союз, которого мы просим, усилит даков. Но именно даки понесут всю тяжесть войны с римлянами. Разве пример хаттов, потерявших все свои земли, не научил нас всех разуму. Если падет Сармизагетуза, поздно будет браться за оружие остальным.

Вожди согласно кивают головами. Ратибор – князь карпов – покидает свое сиденье.

– Хорошо! Я принимаю все, что высказал нам брат Децебала. Но все ли согласятся так же, как и я? Я положу около ног пустой тул[144], и пусть каждый, кто решит присоединиться к союзу с дакийским князем, вложит в него стрелу. Иначе мы будем говорить до рассвета.

Посол карпов жестом подозвал соплеменника. Юноша проворно расстегнул пряжку, скинул с плеч берестяной колчан. Ратибор вытянул весь пук стрел, отделил одну и подчеркнуто медленно, так, чтобы все видели, опустил оперенное лебединым пером древко в пустой футляр.

Вожди по очереди, неспешной походкой выходили к костру и склонялись над прошитой оленьими жилами трубкой из коры. Последним вернулся на место Адномат – предводитель бастарнов. Голосование закончилось.

Зарево горящих огней, в которые подбросили охапки ветвей, поднялось, казалось, до самых стен, целые снопы искр мириадами светлячков уносились в звездное небо. Караульные на башнях смотрели вниз.

Диег поднял потяжелевший чехол. Брат Децебала вытягивал стрелы за ушки и, внимательно рассмотрев их, торжественным тоном называл племя, вступившее в союз:

– Бастарны!

– Роксоланы!

– Сарматы затирасские!

– Карпы!

– Анарты!

– Озы!

– Котины!

– Даки!

Полководец нагнулся и выдернул из земли еще две стрелы, не положенные в колчан, а воткнутые рядом.

– Конунги маркоманнов и квадов принесли свои инсигнии, но не поместили вместе с остальными! – возгласил он.

Зазвенели чешуйки сплошного сарматского панциря. Фаритак – старейшина затирасских степных сарматов – выпрямился на своем месте.

– Пусть объяснят!

Зигфрид с Гуннерихом молча переглянулись. Младший по возрасту склонился перед старшим, предоставляя ему говорить от своего имени.

– Мы не против договора с даками, но заключать такой союз сейчас не считаем нужным. Римляне не проявляют враждебных намерений. Во всяком случае теперь. Мы вернемся домой, посоветуемся на осеннем тинге с друидами и воинами и весной будущего года дадим окончательный ответ. Но мы кладем стрелы рядом с колчаном. Это значит, что если все будет, как предсказывал Децебал Железная Рука, то он может рассчитывать на нашу помощь. Так, как это было четырнадцать лет назад!

Молодой, никому не известный вождь сарматов с рваным шрамом через все лицо с ненавистью кричит Зигфриду:

– Конечно! За зиму германцы узнают, сколько даст Траян маркоманнам и квадам за разглашение тайны и обещание воевать на его стороне!

Фаритак и другие старейшины с неодобрением воспринимают выходку молодого глупца Так оскорблять именитых конунгов могут лишь безмозглые юнцы или специально подосланные враги.

– Кто он? – спрашивает Фартак у свиты.

– Неясно... Судя по одежде и кинжалу, из Танаисских аорсов. Аланского корня.

– А кто известил аланов о сходе вождей?

Свита пожимает плечами.

– У молвы длинные крылья.

– Странно...

Гуннерих маркоманнский презрительно пропускает мимо ушей выходку выскочки.

– Я мог бы обидеться на такие речи, но Децебал слишком хорошо знает цену германскому слову, – говорит он.

В центр круга неслышными кошачьими шагами выходит воин огромного роста и, судя по стати, такой же богатырской силы. Под оленьей курткой мехом наружу блестит дорогой римский панцирь. Обе ноги затянуты в железные поножи. Длинный германский меч на боку кажется игрушкой. «Харальд Глаз Дракона хочет сказать от себя», – слышится шепот.

– Конунги могут и должны быть осторожными в принятии решений. Они распоряжаются не только своей жизнью, но и судьбой племен. Но я – предводитель ватаги фридлозе – сам являюсь фюрером своих воинов и волен заключать союзы от имени побратимов. Я знаю истинную цену римским обещаниям получше, чем многие сидящие здесь. И потому, – в этом месте речи Харальд берет из левой руки заготовленную тяжелую тенктерскую стрелу и рывком вгоняет ее в колчан, – присоединяюсь к договору Децебала вместе с моими берсеркрами! Фюреры сарматов, даков и карпов могут рассчитывать на всех фридлозе, которые связаны с воинами моего братства узами железа и крови! Хох!

Сармат со шрамом на щеке удаляется за спины старшин. Наступает заключительная торжественная минута съезда. Откуда-то, из-за спин, сначало тихо, потом все отчетливей и громче доносится гулкая дробь барабанов. На площадке появляется верховный жрец Мукапиус. Сопровождающие его младшие жрецы ведут под руки стройного юношу. На глазах у парня белая повязка. Барабаны бьют сильнее. Парень еле передвигает ноги. Священнослужители опоили его напитком забвения. Мукапиус простирает ладони к небу. Хриплым исступленным голосом обращается к Владыке Неба и Подземного мира Замолксису. Скороговоркой бормочет непонятные тексты древних заклинаний. Подручные выстраиваются ровной шеренгой. Прочно упирают в землю древка коротких побуревших от крови копий. Стук барабанов достигает апогея. Кажется, вот-вот лопнут ушные перепонки. Верховный жрец срывает белую ткань со лба жертвы. Теперь видно, что это римлянин. Коротко остриженные волосы завиты и уложены.

– Отправляйся к Замолксису и передай ему, что даки и соседи в борьбе со своими врагами стоят заодно и уповают на его милости!

Мощные длани подхватывают отрешенно улыбающегося юношу и подбрасывают вверх. Тело на доли секунд замирает в воздухе и ничком обрушивается прямо на подставленные острия.

– И-я-я-к!!!

– Замолксис принял подношение! – возглашает Мукапиус.

Децебал возвышает свой голос в наступившей тишине.

– В колчане союза у даков девять стрел! Когда наступит час, гонцы принесут вождям инсигнии с полоской красной материи. Это будет сигнал к выступлению!

Две недели спустя квестор II когорты в Кастра Транстиерна Процилий Нисет получил секретное донесение от своих лазутчиков в Дакии. Послание передал офицеру молодой варвар с ужасным шрамом во всю правую половину лица. Вглядевшись повнимательнее, казначей узнал в стоящем перед ним сармате давнего знакомого.

– Ты тот самый Сатрак, который два года назад вместе с Агафирсом известил нас о военных приготовлениях Децебала? Но шрам? Кто оставил по себе память такой отметиной? Даки?

– Даки! – степняк многообещающе улыбнулся.

Процилий Нисет провел в легионах достаточно времени, чтобы привыкнуть к жестокостям войны и облику чужеземных воинов. Но здесь, увидев гримасу сармата, казначей содрогнулся. «Можно ли назвать службу юноши римлянам платным предательством? – подумал он. – Нет. Люди, сделавшие ему подобную зарубку, становятся врагами на всю жизнь, и расплата за рану становится смыслом существования. Этот варвар служит не за страх, не за деньги. За совесть!» Вслух же сказал:

– Н-да... не завидую я тому из них, кто встретится на твоем пути. А где же твой старший родич?

Сатрак не церемонился в выражениях и огорошил квестора откровенной дерзостью, ответив вопросом на вопрос.