Вдруг как загрохочет, железо как завизжит! Глянул вверх, и душа у меня вон — вверху дно танка, все в масле, и чего-то блестит и гремит. И вижу, он на мне круг делает на одном месте. Думает, значит, что он втирает меня в землю, как плевок ногой. А я-то вижу, он меня не достает. Ясно вижу.

И тогда я стал думать…

А он покрутился и с моего окопчика сошел. Опять стало тихо.

Тогда я думаю: выскочит из танка какой, подбежит сюда и истребит меня, как мыша в норке. Я осторожненько ногой на приступочку и высунулся. Танк стоит ко мне задом, шагов пять до него, прямо мне в рот горелыми газами дышит.

Тогда я взял одну горючую бутылку и кинул ее на спину танка. Как взялось, будто стог сена, а не железо! Для верности я кинул еще и вторую бутылку. Поддало жару еще.

И тут открывается у него люк, и оттуда сразу два рвутся вылезать, друг другу мешают. Но их Виктор Суханов срезал из автомата. Вот и весь боевой эпизод.

О чем он говорит? В обороне надо окопчик отрывать глубокого профиля. Обязательно. Правда, мне это сделать легче. Я вообще первый раз за всю мою жизнь на своем росте выгоду имею. А то терпел одни насмешки…

Стратегический план войны против СССР под кодовым названием «Барбаросса» придавал особое значение взятию Ленинграда. Гитлер шел даже на то, чтобы снять часть войск с московского направления и послать их против Ленинграда. В «Барбароссе» об этом было сказано: «…Севернее припятских болот группа армий „Центр“ (генерал-фельдмаршал фон Бок) вводом крупных подвижных сил из района Варшавы и Сувалок использует достигнутый прорыв в направлении Смоленска для поворота крупных подвижных сил на север, чтобы во взаимодействии с группой войск „Север“ (генерал-полковник фон Лееб), действующей из Восточной Пруссии, выступить в общем направлении на Ленинград, уничтожить действующие в Прибалтике войска противника и в дальнейшем, соединившись с финскими и при благоприятных условиях с немецкими войсками, переброшенными сюда из Норвегии, окончательно ликвидировать последнюю возможность сопротивления вражеских войск в северной части России и тем самым обеспечить свободу маневра для решения последующих задач по взаимодействию с немецкими войсками, действующими на юге России. При внезапном и полном провале вражеских попыток оказать сопротивление на севере России встанет вопрос о замене поворота войск на север немедленным ударом в направлении Москвы…»

Однако ничего внезапного не случилось, и еще в самом начале осени трезвомыслящие военные специалисты из гитлеровского генштаба уже понимали, что «Барбаросса» буксует, что русское Сопротивление оказалось гораздо сильнее, чем рассчитывали авторы директивы. К началу зимы это стало ясно не только специалистам. В главной гитлеровской газете «Фолькишер беобахтер» появилась статья о скептиках, написанная руководителем всей прессы Германии доктором Дитрихом.

«Смешны скептики, смешны их кислые рожи на фоне стратегических карт, на которых каждый солдат видит, что наши войска стучат в двери Ленинграда и Москвы. Смешны скептики в принципе, смешны их кислые рожи на фоне общенациональной гордости и уверенности. Я бы предложил скептикам полезную воспитательную работу: помочь нашим тыловым организациям подсчитать русских пленных — службы эти не так уж сильны в математике, чтобы быстро оперировать шестизначными цифрами, в результате эта работа до сих пор не завершена…»

Прочитав статью, Аксель задумался. Первая мысль — дело плохо, если стали писать такое. А может, наоборот — это как раз признак силы, что мы обо всем говорим открыто? Перед ним лежала полученная утром радиограмма, содержавшая краткое резюме совещания у Канариса. В радиограмме ничего тревожного. Аксель снова взял радиограмму и не торопясь стал ее перечитывать с того места, где речь шла о группе войск «Север».

«Наша главная цель здесь по своему значению может быть сравнима с Москвой. Полная изоляция цели позволяет одновременно радиальное проникновение, не позволяющее противнику концентрировать свои контрсилы на определенных направлениях. Отсутствие в настоящее время прямых военных действий упрощает технику проникновения. Мы продолжаем дело армии свойственными нам средствами. Успешное решение этой тактической задачи требует решительно увеличить количество посылаемой агентуры. Требование удлиненных сроков для подготовки агентов будет рассматриваться как сопротивление решению задачи. Организация хотя бы одного диверсионного акта не требует особой подготовки, а сотни таких актов — это уже война, перенесенная внутрь объекта. В обстановке этой войны наши специальные подразделения смогут успешно выполнить в городе свои особые задачи, что завершит сражение достойной победой…»

Последнюю фразу Аксель прочитал дважды — это о его группе. Поставленная перед ним задача не отменяется, и он должен действовать.

За окнами выла вьюга, от ее тонкого, тоскливого голоса и глухого шума — мурашки по спине. Аксель совершенно не переносил морозы, ему казалось, что на улице у него каменеет мозг. Он старался не выходить лишний раз из своего дома и требовал непрерывно топить все печи. Его раздражали русские сотрудники, когда они, приходя с мороза, начинали хвалить русскую зиму-матушку.

Последнее время все стали бояться его внезапной раздражительности, — Аксель это видел и злился еще больше. Он находил только одно объяснение своему состоянию — никто не может быть спокойным и беспечным, когда война складывается не так, как было задумано и как планировали.

Сегодня он шел от узла связи домой — каких-нибудь двести шагов, метель выхлестала ему глаза, мороз обжег лицо и руки. Он уже давно сидел у печки и все никак не мог отогреться. Прислушиваясь к вою метели, он невольно поеживался и повторял про себя:

Берлин передавал как-то по радио стихи солдата, написанные им в окопах под Москвой, и эти две строчки завязли в памяти.

Аксель наклонился ниже, к открытой дверце печки, и, не мигая, смотрел в огонь…

Фронт вокруг Ленинграда стоял неподвижно, глубоко врубившись в зимнюю, окаменелую землю. Но Аксель знал, что ни на один день не прекращалось наступление сил разведки. Ее люди пробирались через фронт, шли по льду Финского залива, их сбрасывали с парашютами. Они должны были действовать за спиной советских войск, вести разведку, осуществлять диверсии и террор. В ближнем и дальнем тылу немецких войск работали школы, готовившие агентуру. Пленных в их распоряжении было достаточно, и среди них можно было отыскать отпетых мерзавцев, уголовников, для которых чувство родины умещалось в миске супа. Аксель знал, что потери среди этой агентуры очень большие, но Берлин рекомендовал «не придавать трагического значения потерям туземной агентуры».

В его группе потерь нет. Рейсы через линию фронта совершаются уверенно. Уже второй раз в Ленинграде Чепцов. Жухин пойдет туда второй раз немного позже вместе с Браславским. Сегодня уходит Есипов. Конечно, обстановка в городе сложная, но трудности для того и существуют, чтобы их преодолевать.

Аксель заставил себя подняться от пылающей печи. Он запахнул толстый халат, достал из сейфа книгу записей радиограмм из Ленинграда и сел к столу. Нужно было еще раз убедиться, что по ходу событий он не допустил никакой ошибки…

Первые сообщения Кумлева носили чисто информационный характер — число артобстрелов, бомбардировок с воздуха, наиболее эффективные попадания, нарастание трудностей, вызванных окружением города. Эта информация подтверждала неумолимо логичный ход событий: Ленинград взят за горло немецкой армией.

Вот первая радиограмма Кумлева, полученная 2 ноября 1941 года:

«Большинство населения получает двести граммов хлеба в день, все остальные указанные в карточках продукты, во-первых, мизерны, во-вторых, выдаются с перебоями или вовсе не выдаются. Мое мнение — изготовление фальшивых продовольственных карточек следует приостановить, так как в конце октября проведена перерегистрация всех карточек. В будущем возможны частые перерегистрации и введение новых штампов — угнаться за этим мы не сможем. Слухи об уничтожении бомбардировкой главных продовольственных запасов города неверны. Уничтожено только одно из хранилищ сахара и муки — Бадаевские склады, об этом свидетельствуют хорошо осведомленные люди. Норма выдачи сахара до сих пор не снижена. Со времени пожара прошло два месяца, а хлеб по нормам, установленным 1 октября, выдается бесперебойно. Наши запасы продовольствия согласно вашим указаниям рассредоточены в двух надежных местах. В прошлом месяце удалось дополнительно купить более трехсот коробок консервированных крабов, которые почему-то продавались без карточек. Жду дальнейших указаний и ваших представителей».