— Вы так спокойно об этом говорите…

— Потому что это неисполнимо, — он пожал плечами. — Только и всего. Юдит умненькая, и даже очень. (Кстати, в ней одна восьмая русской крови: прабабушка осталась в Европе, куда ее угнали в войну из южной России. По эссе это очень заметно: русская кровушка сильнее бельгийской, сытой и расслабленной.) Умнее всех здесь, за исключением, конечно, меня. Но в чем-то железобетонная идиотка. Может, присядем? — Он кивнул на лавочку из распиленного пополам бревна. Когда мы уселись, продолжил с задумчивой интонацией: — Мечты, мечты. У каждого они свои. И практически у всех неисполнимы. Заметили, что наш Крис, всегда молчаливый, весь в себе, сегодня оказался столь разговорчивым? И столь многознающим.

— Да. Признаться удивило — и многословие, и энциклопедические познания по части заявленной темы.

— Причина банальна: страх.

— Чего же он боится?

— По-моему, это бросается в глаза: что его любимая жена, убитая маньяком, возродится в пушистом теле кошечки или собачки.

— А к этому есть основания? — удивился я.

— Не имел счастье быть знакомым с миссис Кристофер. Но однажды, в первые дни по приезде сюда он показал мне ее фото. Такое, знаете, маленькое, цветное, зацелованное, хранимое в бумажнике. Судя по нему, да: изнеженная кошечка, из тех, что целые дни проводят на диване или на подоконнике, ленясь лишний раз вылизать свою шубку. Ноль интеллекта, ноль целых и одна тысячная духовных порывов.

— Но ведь мы только что выяснили групповыми мозговыми усилиями, что в животное воплощаются души, совершившие резкую деградацию.

— Не скромничайте, Норди: при чем тут групповые усилия? То была исключительно ваша идея. Но только идея, а не твердокаменное доказательство, согласитесь. Крис вовсе не обязан принимать ее в качестве последней истины. Знаете, какие трипы проводил с ним по его просьбе наш доктор?

— Попробую догадаться. Пытались выйти на связь с его женой?

— Что-то вроде того.

— И как результаты?

— У Дины медиумические способности. Во всяком случае, здесь принято так считать…

— Простите, что за Дина?

— Еще не пересекались? Ничего, вскоре познакомитесь — одна из смышленых местных обезьянок. То бишь, «примат». Так вот, считается, что она может разговаривать с духами умерших, — ироническая гримаса дала понять, что сам Джекоб придерживается иного мнения. — Держа Криса за левую руку и закатив свои выразительные разнонаправленные глазки, она пыталась нащупать астральную связь с его супругой. И ей явился образ. Кого бы вы думали?

— Ангорской кошечки на атласной подушке? Тонконогой левретки ростом с паучка?..

— Рыбы, — торжественно произнес русский. — Аквариумной рыбы с вихлястыми плавниками, что печально и тупо тычется мордой о стекло.

Я хмыкнул.

— Злая она, ваша Дина.

— С тех пор Крис с ней не разговаривает. Вообще. А всех остальных достал с этой темой. Я ему посоветовал, чтобы увеличить шансы встретиться с женой, которую, несмотря на Дину, он продолжает упорно представлять в виде кошечки, вести себя настоящим котом.

— То есть?

— Не говорить, а мяукать или подвывать, писать, где захочется, тереться людям о брюки, выпрашивая подачку. В общем, понаблюдать, как ведут себя коты на острове, и точно копировать.

— Наверное, он очень обиделся и перестал с вами разговаривать? Как с Диной?

— Отнюдь. Вздохнул и с глубокой горечью заметил, что уже не успеть, как бы ни вел себя, так глубоко пасть.

Я рассмеялся. Но тут же иное направление мыслей погасило смех.

— Джекоб, вы смеетесь и шутите, и словно забыли о Хью. Неужели нисколько не огорчил его уход?

Русский воззрился на меня в удивлении.

— Почему я должен быть огорчен? Юноша осуществил свое желание, руководство клиники выполнило условия контракта. Никаких поводов для огорчения или возмущения не вижу.

— Неужто вы действительно такой циник, а не притворяетесь им?

— Если под цинизмом иметь в виду отсутствие лицемерия и трезвый взгляд на вещи, то да, циник. Еще какой.

— Разве вы не почувствовали, что Хью не сам ушел, но его «ушли»? Он вполне мог стать передумавшим и войти в штат исследователей. Умный, креативный молодой человек — большая ценность для опытов и теоретических обобщений. Но он раздражал своей независимостью и подростковым хамством Роу. (Признаться, и меня порой тоже.) Наш доктор попросту отомстил. Сразу за всё. По-моему, это подло.

— Бросьте фантазировать, Норди. Никто никому не мстил. Мальчик искренне хотел на тот свет. И получил то, что хотел. То, за чем приехал сюда, за что заплатил последние деньги. Снял и продал последние приличные джинсы со своей тощей задницы. Мне кстати, тоже будет нехватать его злобненькой физиономии, но я же не ною.

— А вам-то с какой стати?

— Парнишка был не глуп. Помните, как на занятии, посвященном боли, этот укушенный птибулем мальчик заявил, что абсурд — единственное понятие, не имеющее антонима, и что он правит миром? Я ломал мозги и так и этак. И впрямь, не имеет. Логика? Нет, не то, слишком узко. Мироздание построено на полярностях: верх-низ, тепло-холод. Абсурд — нечто разъедающее стройную архитектонику космоса, как ржа железо. И если на расстоянии его можно воспринимать как нечто забавное, то при близком соприкосновении едет крыша. Ведь крыша — мини-вселенная, и построена по тем же законам.

— Несчастный юнец, как я понимаю, ловил кайф от езды своей крыши. Иных радостей у него, видимо, не имелось.

— Видимо, так. А знаете, какие два вопроса задал он мне через пару дней после занятия групповой болтовней? Подошел и спросил с всегдашним своим ядовитым прищуром: «Вы ведь самый умный здесь, Джекоб, так?» Я не стал отказываться: «Так. И не только здесь. А в чем загвоздка?» «В том, что меня мучают два неразрешимых вопроса. Если вы ответите на них, я признаю вас самым крутым мудрецом всех времен и народов и уйду, повторяя ваше имя, как правоверные индусы уходят с именем Шивы или Шакти на устах». Я конечно был заинтригован. И…

— И? К чему ваши театральные паузы, Джекоб?

— И он задал мне те самые два вопроса, которые я безуспешно задаю себе в течение последних двух десятилетий. Первый: как сочетаются пресловутся свобода воли с предопределением. С тем самым даром Божества человеку и тем, что все волосинки у него на голове пересчитаны, и ни один не упадет без воли Творца. Плюс астрология, хитрология и прочая хрень.

— Да, вопросик, по меньшей мере… — но русский не дал мне закончить свою умную мысль.

— А второй: если мироздание устроено по принципу полярности, то есть без тьмы не будет света, без холода — жары, а без безобразия — красоты, то почему нужно обязетельно двигаться путем добра? Ведь зло — такая же равновеликая и равноправная сила, столь же необходимая для крепости мироздания, как и добро. Он отзеркалил меня. Я понял, что юный мизантроп и неврастеник и я — одно.

— И вы предложили ему, как я полагаю, не спешить на тот свет, а подумать над неразрешимыми вопросами вместе?

— Я предложил емук катиться на все четыре стороны, потому что устал и хочу спать. Меня, видите ли, испугало наше тождество. Он почувствовал это и расхохотался.

— И укатился.

— Да. Дальше, чем мне бы хотелось.

Джекоб сделал движение, чтобы встать, но я удержал его.

— Постойте! Чуть не забыл.

Помедлив — не мог отойти сразу от периятной темы, — вытащил из кармана куртки мятый листочек и протянул ему.

— Вот это ждало меня в душевой комнате. К счастью, было принесено в мое отсутствие.

— Любовное послание! — оживился Джекоб. — Ну-ка, ну-ка. «Я привыкла ставить себе невыполнимые цели. Выполнимые мне неинтересны. Будьте сегодня у себя в домике в одиннадцать вечера. Примите душ и поменяйте постельное белье». Надеюсь, на этот раз вы не сглупите?

— Вы мне советуете послушаться?

— Обязательно! Боже мой, Норди, вы ведь смотритесь человеком с мозгами. Ай-кю у вас, как уверяет Роу, лишь немногим меньше моего, при этом вы еще порой и мыслите. Переспите вы с ней разок! Будьте предельно послушны и апатичны, как та персидская кошка. Выполнимые задачи ей скучны, значит, вы ей тут же наскучите. Ведь признайтесь, Норди, только без обид — сужу по вашей конституции и снулой мимике — ведь любовник вы не ахти?