Лили застыла на месте при мысли об этом. Теперь, когда возвращение было неотвратимо, она вспомнила и надменную даму в повозке, и тех двух леди, которые брезгливо подбирали юбки, проходя мимо нее по улице.

— Бывают такие минуты, когда я сожалею о том, что когда-то сбежала из Спокана, — невольно призналась она.

— Какой бы ты ни подвергалась при этом опасности, я рад, что ты это сделала, — отвечал Калеб с любящей, ободряющей улыбкой.

Лили покосилась на него и снова отвела взгляд. Она вела себя возмутительно прошлой ночью, и воспоминание об этом разжигало в ней стыд и уверенность, что она пойдет по стопам своей матери.

— Люди не посмеют оттолкнуть тебя, — сокрушенно заметила она. — И женщины не станут при твоем приближении отдергивать юбки и публично запрещать детям говорить с тобой.

— О чем ты? — Калеб повернул ее к себе лицом.

— Они считают меня шлюхой, — пояснила она в отчаянии еле слышным голосом и уткнула лицо в ладони. — И, возможно, они правы.

— Лили, — Калеб отвел ее руки и заглянул ей в глаза, — все, что нужно сделать, чтобы заткнуть им рты — выйти за меня замуж. Сделай это — и они станут целовать тебе ноги.

— Я не могу, — прошептала Лили. — Калеб, ты ведь знаешь, что я не могу, и знаешь почему.

С сокрушенным вздохом он оставил ее. Забросав угли костра дерном, он направился к лошадям и взялся за сбрую.

Часом позже они с Лили въезжали в Тайлервилль. И хотя они нарочно не поехали по главной улице, навстречу им попалось и так достаточно много зевак.

Калеб снял для Лили комнату в отеле и приказал принести туда горячую воду, а сам скрылся в салуне. Лили поднималась по лестнице, волоча саквояж. Растрепанные пряди слипшихся волос беспорядочно свисали ей на плечи. Две пожилые матроны, не скрываясь, уставились на ее брюки и рубашку.

Лили показала им язык и скрылась в своей комнате.

В полном изнеможении она сидела в номере на кровати, когда появилась горничная с чаном горячей воды, который она поставила посреди комнаты. Это была полная женщина с темными волосами и грубыми чертами лица. Она с откровенным любопытством оглядывала Лили.

— Ваш мужчина приказал прислать в номер горячую воду и завтрак.

— Майор Холидей не мой мужчина, — слабо возмутилась Лили. Она была слишком измучена, чтобы спорить.

— Он отдает приказания, и вы им подчиняетесь, — возразила горничная. — Стало быть, он ваш мужчина.

Лили была ошарашена этим ответом, но посмотрела на горничную как можно более уничтожающе, пока та, немного помедлив, не убралась вон из комнаты.

Завтрак ей принес сам Чарли Мейфилд и при виде ее наряда изумленно присвистнул.

— Штаны? Майор заставил тебя вырядиться в штаны?

— Это была моя идея, — неохотно пояснила Лили, забирая у него из рук поднос и ставя его на столик под окном. — Мне надоело, что все кругом только и думают, что я делаю любое сальто-мортале, стоит майору прищелкнуть пальцами.

— Да уж, на это стоило бы посмотреть, — хмыкнул Чарли. — А все ж майор такой мужик, что доводит до конца всякое дело, за какое бы ни брался.

Лили сняла крышку с тарелки, на которой исходили паром жареная колбаса, картошка и яйца, и принялась есть. Ее возмущение было подавлено не столько рассудком, сколько голодом.

— Бели он ходит и болтает направо и налево о том, что имеет на меня хотя бы малейшее влияние, — пробурчала она с набитым ртом, — то он врет!

— Да ни о чем он и не болтал, — возразил Чарли с щепетильностью, сделавшей бы честь любой завзятой сплетнице. — Он только привел тебя сюда да приказал подать в номер горячую воду и завтрак. Вот и все.

Лили подумала, что наверняка так оно и было, и ее плечи поднялись в жесте отчаяния.

— Со мной все кончено, — сказала она.

— Да, я тоже так думаю, ежели только ты не выйдешь за него замуж. Тогда болтуны быстро прикусят язычки.

— Я вовсе не намерена жертвовать ближайшими пятью десятками лет жизни только для того, чтобы осчастливить городских сплетниц, — макая в чашку с кофе свежий бисквит, ответила Лили.

Снова явилась горничная, нагруженная большой лоханью. Чарли посмотрел на Лили, на лохань, куда уже налили горячей воды, снова на Лили, покачал головой и ретировался, бурча что-то себе под нос.

К тому времени, как Лили покончила с завтраком, горничная приготовила ванну.

Когда женщина ушла, Лили заперла дверь, а для верности всунула в дверную ручку ножку от стула. Калеб уже однажды помешал ей принять ванну, и она не хотела предоставить ему еще одну возможность.

Поскольку вода быстро остывала, Лили пришлось проявить немало сноровки, чтобы вымыться поскорее. Когда с ванной было покончено, Лили надела свежие трусы, лифчик, нижнюю юбку, а поверх — свое любимое желтое платье, которое привезла с собой в саквояже.

Посмотрев на себя в зеркало, она обнаружила, что платье изрядно измялось в пути, но ничего поделать с этим не могла. Она разобрала баррикаду у двери, отперла замок и покинула номер, высоко неся голову.

Спускаясь по лестнице в холл, она столкнулась с Элмирой Макаллистер.

— Так, значит, это правда? — воскликнула ее бывшая хозяйка, прижимая руки к груди. Щеки достойной дамы пошли красными пятнами. — Все шепчутся о том, что вы задворками, словно два шпиона, приехали в город. И я пошла выяснить все сама. Ты жена ему или нет?

— Это не ваше дело, кому я прихожусь женой, раз уж я чья-то, — отвечала Лили, старательно выставляя напоказ кольцо на пальце. Сиявший на нем бриллиант был размером с голубиное яйцо. Пусть городские кумушки сплетничают себе на здоровье!

— Ты пожалеешь о своем поведении, когда ни одна приличная женщина не пожелает пригласить тебя на чай и не захочет сидеть рядом с тобой в церкви.

— Миссис Макаллистер, я… — начала было сразу утратившая свой апломб Лили.

— Я предупреждала тебя, Лили Чалмерс, — прервала ее матрона. — И не забывай о словах святого Павла: «Лучше быть замужем, чем сожженной на костре».

И она решительно удалилась, оставив Лили гадать, остался ли на земле у нее хотя бы один друг. После всего, что случилось, от нее могут отвернуться даже Гертруда Тиббет и Велвит Хьюз.

Поскольку Калеб не спешил возвращаться в отель, Лили сама отправилась на его поиски. Прежде всего она проверила салуны, заглядывая в каждый из них, и, к своему огромному облегчению, убедилась, что майора нет среди толкавшихся у стоек завсегдатаев.

Не было его и в магазине возле мэрии, и в скобяной лавке. Оставалось проверить лишь платные конюшни.

Добравшись туда, Лили обнаружила Калеба, запрягавшего в коляску своего жеребца. В соседнем стойле находился Танцор, мирно жевавший овес.

Лили попыталась разгладить безнадежно измятые юбки своего лучшего платья и сокрушенно вздохнула:

— Я пропала, — с отчаянием произнесла она. — Все меня презирают.

— Я пока нет, — напомнил Калеб.

— Но ты мужчина, — возразила нисколько не успокоенная Лили, — а это не считается.

Калеб лишь приподнял бровь, но предпочел промолчать.

— А твои родные в Пенсильвании, какие они?

Калеб затянул последний ремень на упряжи и, скрестив руки, обернулся к Лили. Из-за царившей в конюшне полутьмы и этой проклятой шляпы она едва могла разглядеть выражение его лица.

— Порядочные, трудолюбивые, довольно обыкновенные.

— Богатые?

— Да, пожалуй, что так.

Лили вздохнула. Выйдя замуж за майора, она спасла бы свою репутацию, но, если только жившие на Восточном побережье Холидеи окажутся снобами, все неприятности начнутся снова. Ведь родные Калеба могут с неприязнью отнестись к тому, что их утраченный было сын вдруг сподобился жениться на подкидыше без роду и племени, да еще с сомнительным прошлым.

— Они примут тебя с радостью, вертихвостка. — Калеб приподнял ее лицо за подбородок. — Это меня они не выносят на дух.

— А если не примут?

— Примут. Ну, а теперь поскорее возвратимся в форт, — если только ты не решила прежде остановиться в церкви и обвенчаться.