И бурундук понуро поплелся заготовлять орехи. Но тут в небе появилась снежная туча. И бурундук стремительно поскакал по кустам — надо успеть собрать орехи, а то снег спрячет их.

Бурундук сделал запасы.

А медведь залег, в берлогу, положил под голову лапу и заснул. Спал месяц, спал два — проснулся. Говорит бурундуку:

— Подай-ка мне орехи.

Наевшись досыта, медведь опять завалился спать. А запасов осталось немного. И бурундук стал себе отказывать: съест один орешек, подойдет к выходу берлоги, полижет иней, и ему покажется, что он сыт. Бурундук и не заметил, как он сильно отощал.

Кое-как дотянул бурундук до весны. Когда снег начал таять, медведь проснулся. Он потянулся, довольный, и сказал бурундуку:

— А здорово, братец, мы с тобой перезимовали!

Потом похвалил бурундука:

— Ты настоящий друг. Молодец! — и провел лапой по спине.

Так и остались на желтой спине бурундука пять черных полос — следы медвежьей дружбы.

Когда снег сошел с земли, бурундук ушел от медведя. Медведь и не жалел — вокруг много сладких кореньев и муравьев.

Но в конце лета медведь вспомнил бурундука: пора готовить запасы. Он стал звать бурундука. Но тот не откликался.

— Изменник! — на всю тайгу заревел возмущенный медведь.

С той поры медведь всячески преследует бурундука. Он никогда не упустит случая разрыть бурундучью нору, разорить. Все мстит.

Нет, бурундук не умер от одиночества. Я его видел сегодня утром, когда шел опушкой леса. Он сидел на верхней ветке ольхи и, совсем по-беличьи закинув пушистый хвост на спину, призывно кричал:

— Тут… тут… тут.

Наверно, он думал, что кто-нибудь ищет дружбы с ним.

Михаил Юхма^{268}

В этот вечер я засиделся у Ендимера допоздна и услышал от него еще одну историю, которая, по-видимому, родилась вскоре после взятия русскими Казани. Что тут правда, что вымысел — судите сами…

Однажды старейшина чувашского селения по имени Сарри-батор ушел со своими воинами в поход. А в это время напали на село данники казанского хана: дома разграбили, жителей увели в рабство.

На обратном пути Сарри-батор узнал о несчастье и приказал своим воинам догнать ханский отряд.

В темном лесу чуваши настигли ханских слуг и разбили их, а сельчан своих вызволили.

Дважды в том тяжелом году нападали ханские отряды на села чувашей, несли с собой смерть, плен и разорение.

Решил Сарри-батор идти в Московию, туда, где, по словам купцов, стояли каменные города, а воины имели ружья, поражавшие громом и молнией.

— Попросим у царя помощи, — сказал он послам, — мы готовы перейти в Московское подданство, чтобы жить спокойно, в мире и согласии.

День проходил за днем, ночь за ночью, а от Сарри-батора не было вестей, и сам он не возвращался.

— Не случилась ли какая беда, — качали головами седобородые старцы. — Что-то долго их нет.

— Сам великий Киреметь[50] покарал дерзких за то, что осмелились ехать в страну нечестивцев, — говорили те, кто не желал союза с Московией и хотел склонить народ на сторону хана.

— Не может Киреметь покарать ходоков, — стояли на своем старцы. — Боги благословили батора.

Они говорили правду. Перед дорогой жрецы принесли жертву Киреметю: сварили тайын-сыра — священный напиток. Потом отвели быков в священную рощу, где были молельни — Киреметь-карди.

Старшина, жрец и мачавар-смотритель помолились на восток. Потом к ним привели одного из быков. Жрец зачерпнул расписным ковшом воды и плеснул на животное.

— Принимай наш дар, великий и добрый…

Но бык как ни в чем не бывало продолжал перемалывать свою жвачку.

— Уберите его, — сказал шепотом жрец, — не принимает его Киреметь.

Подвели другого быка. Этот, как только на него попала вода, тряхнул головой, замахал хвостом.

Люди облегченно вздохнули.

Вскоре алая бычья кровь залила траву. На нее вылили еще тайын-сыра. Быка освежевали, тушу разрезали на куски.

— Пусть будет у Киреметя, — начал жрец, — пусть будет у Валем-Хози[51], пусть будет у Илькумера, Михебера[52], пусть будет у Вылах[53] добрый тайын-сыра и наш чюк… Пусть насладятся.

К обеду послы съели все мясо, выпили тайын-сыра, снова помолились, встали на колени лицом к востоку. Потом стали разглядывать священное дерево: что им ответит Киреметь? Если он недоволен, на дереве покажутся два пера, а даст согласие — одно. Но бывает, что ему безразлична людская затея, тогда он вообще не даст о себе знать.

Вдруг кто-то крикнул:

— Смотрите, вот, вот! Добрый Киреметь с нами!

И впрямь, на священном дереве белело одно-единственное гусиное перо. Оно говорило людям: боги одобряют начатое дело.

Вот почему мудрые старцы надеялись, что Киреметь побережет послов.

Однако тревожились и стар и мал. Уже подумывали, не послать ли гонцов, пусть разузнают, что там и как.

Но тут разнеслась весть:

— Едут!

Воротились послы с подарками и царской милостью. Сарри-батор рассказал старейшинам, что русские рады союзу, потому что сами терпят много бед от ханских набегов.

С этого времени никто больше не уводил насильно юношей на ханскую службу, не увозил чувашских девушек, разлучая с родными.

Но так продолжалось недолго. Однажды пронесся слух, что новый казанский хан, жестокий Едигер, грозится отомстить всем, кто отпал от Казани и перешел к Московии. Несметные полчища хана двинулись на Чувашию.

Сарри-батор собрал было войско, чтобы встать на пути врага, но оно рассеялось, как тополиный пух от порыва ураганного ветра, силен, могуч был Едигер, разбил чувашей, разграбил земли, пожег дома.

Те, кто уцелел, ушли в леса.

Время было весеннее, и люди ставили шатры, шалаши, рыли землянки, не теряя надежды вернуться к зиме на родные пепелища и отстроиться заново. Не оставит их Московия без помощи, не может быть, чтобы хан одолел Грозного царя. Стало быть, надо готовить семена, а заодно и новые срубы.

Между тем послы, ездившие к царю, привезли счастливую весть — москвитяне собирают огромное войско, готовятся идти на Казань, дабы навечно изгнать Едигера. Они просили чувашей и черемисов помочь им людьми и конной тягой.

В начале лета русские войска стали переправляться через Суру. У них были длинные ружья и большие пушки. Чуваши помогали войску чем могли — несли хлеб, мед, вели лошадей. На привалах солдаты пели незнакомые песни, и чуваши подтягивали им, хотя и не знали слов.

Вскоре войска пошли дальше, а вместе с ними двинулись и чувашские отряды во главе с Сарри-батором.

Русские, чуваши, черемисы осадили Казань, им помогали аулские татары, которых хан замучил поборами. Осада длилась долго. Гремели русские пушки, стрелы градом сыпались с обеих сторон. По ночам люди грелись у костров, и Сарри-батор веселил воинов песнями, которые пел под шыбыр.

Однажды к осаждавшим прибыли ханские послы. О чем они говорили с военачальниками, никто не знал. Одно стало известно — в конце переговоров попросили прислать им певца-волынщика. Пусть, мол, явится в крепость, хан желает его послушать.

Воины не хотели отпускать Сарри-батора. Видно, мстительный хан надумал заманить к себе чувашского полководца и расправиться с ним. Однако царь, которому доложили о просьбе хана, призвал его к себе и о чем-то долго с ним совещался.