— Он самый. Мне нужно, чтобы ты обменял его на кристаллы с маной. Разумеется, не на какой-нибудь хлам. Мне нужны великие или божественные камни, залитые энергией под завязку. Либо аналогичные им специальные сферы вроде тех, которые ты продал в свою последнюю вылазку, — тут я обратил внимание на то, как гном смотрит на шкатулку. — Гай, ты меня слушаешь?

— А? Что? — встрепенулся тот. — Да, да, слушаю, лорд. Я всё сделаю. Только мне нужно знать, какая мана интересует. А то ведь, — он почесал затылок, — у меня те сферы с некроэнергией отказывались брать обычные торговцы. Только нечистый на руку из их братии купил.

— Светлая мана или сырая, природная.

— М-м-м, а позволено будет узнать… — гном замялся.

— Для чего?

В ответ он кивнул.

— Мне нужно возвести крупную постройку, а энергии на неё не хватает. Ждать, пока она наберётся, не могу.

— Это Зал мастеров? — с надеждой спросил он.

— Извини, Гай, — вздохнул я и невольно отвёл глаза в сторону, чтобы не встречаться с обиженным взглядом собеседника. — Я хочу построить Зал воинов. Солдаты мне сейчас важнее кого-либо другого. Сам же слышишь, что творится снаружи.

— Жуть там происходит. Хорошо, что сейчас стихло всё, — нервно повёл он плечами. — Не знал, что в этом мире без магии люди сумели создать такое страшное оружие.

— У немцев обед или ждут подвоза боеприпасов.

Гном с минуту молчал. Не то вслушивался, а не летит ли снаряд, не то думал, что мне ответить. Наконец, он сказал:

— Я всё сделаю, Киррлис. Хорошо бы ещё охрану мне. Не по себе ходить с таким сокровищем.

— Здесь я никого не могу тебе дать. Шоульцев в ваш мир сейчас палкой не загонишь, а прочие не пройдут. Но я тебе дам достаточно золота, чтобы ты нанял там себе телохранителей. Полагаю, что хорошая клятва и договор на магическом пергаменте обезопасят тебя от удара в спину с их стороны.

— Это выход, — кивнул он вновь, соглашаясь со мной.

— А теперь обговорим нюансы…

К тому моменту, когда я закончил давать инструкции Гаю, на улице собралась группа из кандидатов в оборотни и их будущих командиров. Представив, сколько мне предстоит впереди разговоров, я отправил фею за тёплым травяным чаем в столовую. Этот напиток отлично помогает, так сказать, смочить горло, натруженное болтовнёй.

В итоге после двух с половиной часов разговоров и принятия клятвы из девятнадцати претендентов на перерождение отсеялся всего один человек. Удивительно, но это был не немецкий майор-авиатор. Кстати, во время разговора с ним, я убедился, что он искренен в своих заявлениях. Немец рассказал, что родом с юго-запада Германии, родился он в Вюртемберге. Среди всех немцев его земляки особо выделяют себя, считая не просто немцами, а швабами. Хотя, сами они произносят это слово с гордостью, другие немцы добавляют презрение, насмешку или просто безразличие. Идей фюрера никто или почти никто из земляков майора не разделяет, чем и вызывают антипатию среди соплеменников. При этом от войны не бегают, считаются отличными солдатами. И что удивительно — крайне негативно относятся к садизму и жестокости, без которых ни одна война не обходится. То, что придётся воевать против других немцев, он принял тяжело. Но за возможность взлететь в небо без костылей и поддержки в виде технических сложных устройств, он принял это. Это его охарактеризовало, как фанатика идеи. Такие за исполнение мечты меняли религию, теряли семьи, отказывались от детей.

— Если придётся убить сто немцев, чтобы спасти сто тысяч, чтобы эта война прекратилась, моя страна не была разрублена на куски, как это случилось в прошлую великую войну, а Гитлер был отправлен под суд, то я пойду на это, — сказал он.

«Или не фанатик, а такой особенный патриот», — поменял я своё мнение.

Последний оборотень вышел из башни после полуночи. Семь соколов, столько же волколаков и всего пятеро беролаков. Прохору было вдвойне обидно, что тот, чью клятву я не принял, желал стать таким же.

Склад опять показал дно. Феям опять придётся ударно потрудиться, чтобы набрать нужное количество ресурсов к возвращению гнома с кристаллами.

В эту же ночь я нанёс удар по немецкой батарее, которая нанесла мне существенный урон впервые за всю войну. К сожалению, ритуал перерождения забрал все силы и мне пришлось остаться в Цитадели. Амулеты в моём случае помогали плохо. Так что, Прохору и Ивану пришлось самим руководить атакой. Стоит ещё сказать, что вместе с моими оборотнями в нападении приняли участие шоульцы. Их неожиданные удары по расчётам пулемётов, лёгких зениток и солдат с прожекторами крепко помогли остальным.

Прошло всё пусть и не особенно гладко, но без серьёзных неприятных происшествий. Впрочем, убитых не имелось, а главная задача — уничтожение дальнобойных орудий — была выполнена на сто процентов. Уничтожить всех немцев не вышло, так как их в деревне оказалось сотен пять. Из них половина бодрствовала на постах. Несмотря на это оборотни не были бы оборотнями, если бы не попытались это сделать, поддавшись зову крови. Да и простое человеческое тщеславие не нужно скидывать со счетов. «Старички» решили показать «молодёжи», почём фунт табачка и показали, чтоб их демоны отлюбили.

— Он выживет? — всхлипнула Маша.

— Выживет, куда он денется. Матёрого оборотня таким не убить. Но выздоравливать ему придётся долго, — ответил я девушке. Мы с ней стояли рядом с кроватью, где без сознания лежал Прохор. В ночном бою пуля попала ему в глаз и вышла за ухом. Самое главное — пуля была из серебра. Ту, что ранила беролака, не нашли (да и кто бы её искал). А вот ещё трое раненых вернулись на руках товарищей и принесли в себе немецкие гостинцы из этого металла. — К вечеру или ночью должен прийти в себя. Потом пару дней ему нужно отлежаться и ещё неделю поболит голова и всё.

Куда больше меня интересовало использование врагом опасного металла. Это частная инициатива или солдатам выдали патроны с серебряными пулями приказом? Этот момент был очень важен. Поэтому я вызвал к себе второго Ивана, приказал ему взять в пару кого-то из товарищей посмекалистее и со знанием немецкого языка, амулеты с личиной и ментальным внушением, после чего вернуться в Гомельки и притащить оттуда «языка».

Стоит ещё упомянуть, что вместе с моими подчинёнными в ночь ушли почти все московские гости. В лагере остался один сержант и монголка. Правда, Озеров с прочими не воевали, а наблюдали за уничтожением немецких орудий. А ещё снимали на фотоаппарат и кинокамеру происходящее. Чуть позже я узнал, что с этим у них вышло не всё так гладко. Время, место и ситуация мало способствовали качественным снимкам и сьёмке.

Забегая вперёд, скажу, что моим подчинённым удалось выяснить немного о серебряных пулях. У шутце, то есть, рядовых, их не было, но при этом в солдатской среде бродили слухи, что такие боеприпасы не то выдали некоторым офицерам, не то те заказали такие в городе у ювелиров.

— Силантий, опять в поясницу проклятую вступило. Сил нет никаких терпеть, — пожаловалась деревенскому ветеринару Авдотья Ильинична, женщина в преклонных годах, как и сам ветеринар. Таких в деревне было большинство. Старики, бабы да дети разного возраста — это основная часть населения крупной деревни, располагавшейся рядом с дорогой Полоцк-Витебск, ближе к Полоцку. До войны в прошлом году здесь жило около тысячи человек. Но на данный момент общее число едва переваливает за двести душ. И ещё сто с лишним оккупантов с их прихлебателями.

— Таскала? — нахмурился он.

— Таскала, — вздохнула женщина. — А что делать? Не Любке же с пузом кадушки и вёдра с водой волочить? Ей через месяц рожать, Силантий.

— Попросила бы кого-нибудь.

— Кого?

— А хоть бы и меня? Сразу бы не пришёл, конечно, но через часок заглянул бы. А то ведь смотри, Авдотья, паралич тебя разобьёт с твоей-то спиной. Думаешь, Любке будет легче после такого с малыми дитятями, а вдобавок ещё и с тобой возиться?

В ответ женщина только тяжело вздохнула.