— Кажется, придётся использовать мифриловый накопитель для отвлечения внимания, — вздохнул я. Слиток магического металла с огненными чарами за всё время вобрал в себя достаточно маны, чтобы при активации заклинания вызвать взрыв, равный по мощности детонации нескольких вагонов со снарядами.

Был ещё риск, что немцы снимут часть войск из резерва или второго эшелона фронта, чтобы нейтрализовать угрозу в своём тылу. Но тут я уже ничего сделать не смогу. Здесь всё в руках командования РККА и Москвы.

Этот ночной вылет отличался от прочих. Сегодня, сейчас лейтенант Рябов на своём штурмовике ИЛ-2 летел не просто бить врага, не давать ему идти вперёд, а собирался прорубить снарядами, пулями, «эрэсами» — да хоть винтами! — путь для наземных войск, готовых нанести удар и отбросить врага далеко назад. Как уже было под Москвой, когда торжествующие немцы откатились от столицы страны рабочих и крестьян на многие десятки километров.

Ночные удары на «илах» до недавних пор считались чем-то исключительным, почти невозможным и практически бесполезным. Но всё изменилось, когда в полк штурмовиков пришли незнакомые особисты во главе с личным порученцем Берии и выдали странные медальоны в виде круглых металлических дисков размером примерно с царский пятак. Каждая такая «монета» активировалась кровью своего владельца, после чего на время тот получал невиданные способности. Два медальона даровали две возможности: улучшали, если так можно было сказать, человеческий организм и наделяли носителя кошачьим зрением. В данный момент Рябов чувствовал себя так хорошо, как никогда ранее. Мышцы налились силой, реакция обострилась до предела, зрение примечало даже мышь на земле, а весь окружающий мир не был погружён в кромешную тьму, а оказался расцвечен серовато-зелёными красками. У лётчиков было множество вопросов, на которые так и хотелось получить ответы. Вот только особисты начинали волками смотреть, стоило кому-то в полку даже парой слов вслух проявить любопытство. Трое механиков и один младший лейтенант из новичков оказались арестованы и пропали. За пару недель с момента ареста от них не было ни слуху, ни духу. Про подписки, которые дали все в полку, можно было и не говорить, как о само собой разумеющемся.

Штурмовики приблизились к линии фронта, проскочили передовую и вышли к цели. Для группы, в которую вошло звено Рябова, были выделены два квадрата: в одном находились танки противника, в другом стояли две батареи тяжёлых гаубиц. Всего несколько минут потребовалось «илам», чтобы выйти на первую цель после пересечения передовой. Лейтенант увидел, как с земли в небо ударили столбы бело-зелёного света и принялись шарить в поисках самолётов. Это вражеские зенитчики среагировали на шум авиационных моторов.

«Не там ищете, гады», — зло усмехнулся про себя Рябов, держащий свой самолёт немногим выше верхушек деревьев. Так же действовали и другие. Немцы просто не могли себе представить, что в тёмную весеннюю ночь найдутся самоубийцы, решившие не подниматься над землёй выше двух десятков метров. А потом для них стало поздно. — За дом! За Сашку и мальчишек! — заорал лётчик, направляя нос штурмовика на одну восемьдесят восьмую, упершую свой грозный ствол в ночное небо. Семья Рябова погибла во время бомбёжки. Вражеская бомба рухнула на двухэтажный барак в Воронеже, уничтожив кроме семьи лётчика ещё девять человек. О несчастье лейтенант узнал от тёщи, которая чудом избежала смерти вместе со старшей дочерью Рябова, уйдя на рынок, чтобы продать часть вещей для покупки продуктов. Жена с сыновьями двойняшками, которым исполнился только год летом сорок первого, стали жертвами гитлеровцев, бомбящих гражданские объекты с особой жестокостью.

Трассы пуль из пушек и крупнокалиберных пулемётов легли выше и дальше зенитного расчёта. Зато отлично сработали РСы: сразу два снаряда взорвались на вражеской позиции.

Рябов пронёсся над уничтоженной целью, обработал из пушек и пулемётов вроде бы блиндаж или землянку, из которой полезли немцы, как муравьи из разворошенного муравейника, после чего стал набирать высоту, чтобы пойти на второй заход. Когда перед носом, на котором чётко выделялись особые метки (увы, но на штурмовике лейтенанта штатный прицел для бомбометания работал хуже, чем примитивные пометки обычной краской на носу ИЛа) вновь появились немецкие позиции, то они были объяты огнём. Звенья Рябова и старшего лейтенанта Дормова, которым вменялось уничтожить зенитное прикрытие расположения танковой группы, справились с задачей на пять с плюсом. Их товарищам, следующим за ними, больше ничего не угрожало.

*****

— Сигнал «Красный», — сообщил радист командиру группы советских разведчиков, заброшенных в ближний тыл к немцам.

— Наконец-то, — с облегчением выдохнул тот, и потом посмотрел на своих бойцов. — Выдвигаемся.

Пять человек без лишних слов поднялись на ноги, закинули за спины вещмешки, проверили оружие. Спустя несколько минут к выдвинувшейся группе присоседились ещё двое бойцов, что до этого находились в охранении. Красноармейцы сразу перешли на медленный бег, чтобы как можно быстрее добраться до цели. Это позволило им уже спустя четверть часа выйти к деревне, где находился вражеский полковой штаб. Здесь их ждали ещё двое человек, один из которых был из местных жителей.

— Все гады на месте, — доложили командиру наблюдатели. — Находятся в тех же избах.

Немцы выселили всех жителей ещё в середине зимы, и теперь в деревне не было ни одного белоруса, только враги. К сожалению, тех оказалось очень много. Но Федькин, старшина разведроты и старший группы диверсантов, заброшенных в тыл гитлеровцам для выполнения важного задания, рассчитывал справиться со всеми. Веру в успех подпитывали круглые пластины не то из бронзы, не то из какого-то другого металла, похожего на этот сплав. Эти предметы ему выдал полковой особист. А перед этим продемонстрировал их работу всем разведчикам и отобранным лучшим бойцам полка. То, что делали эти кусочки металла, можно было охарактеризовать одним словом — чудо!

— Достали жетоны и активировали их, — отдал приказ старшина и первым приступил к его выполнению. На подарке особиста имелась острая зазубрина, о которую следовало уколоть палец до крови. Сразу после этого мир вокруг разведчика изменился. Темнота ушла, вокруг стало светло, как днём, только красок стало очень мало, лишь серые и светло-зелёные тона. Убрав в нагрудный карман гимнастёрки под ватник и маскхалат бронзовый кругляш, старшина достал второй. Повторив с ним недавнюю операцию, Федькин ощутил, как из тела уходит усталость, мышцы наливаются силой, острота зрения увеличилась, слух стал ловить те звуки, что раньше были слишком тихими для человеческого уха, движения приобрели чёткость.

Рядом послышались тихие возгласы его товарищей, испытавших те же самые ощущения.

— Тихо, времени мало, — одёрнул их старшина, убирая второй амулет к первому. — Все всё сделали? — получив утвердительные ответы, он скомандовал. — Тогда вперёд. Заходим с двух сторон и действуем по плану. Ни пуха, ни пера, ребятушки!

— К чёрту!

*****

Внезапно совсем недалеко к передовой за немецкими позициями раздалась какофония взрывов, пулемётной и орудийной стрельбы.

— Началось, — выдохнул Кузьма.

— Началось, — повторил за ним Олег.

Закончились суматошные и непонятные тренировки, которые товарищи просто не понимали. Их изо дня в день гоняли по полям, заставляя захватывать «вражеские» позиции. При этом тактика была одна: вперёд бегом на максимальной скорости, не обращая внимания на трескотню пулемётов впереди и свист (спустя несколько дней к пулемётчикам присоединились стрелки, что палили боевыми патронами поверх голов атакующих или в землю в стороне от них, но так, чтобы те видели следы) пуль. Да ещё перед каждым таким броском нужно было проколоть палец до крови и капнуть кровью на медный кругляш, выданный каждому особистами. Кстати, сегодня им вручили совсем другие амулеты, похожие на прежние только формой и размером. Казалось, что над каждым из них поработал гравировщик, создав неопределённый узор из пересекающихся и свивающихся между собой линий. Кроме формы «медяшки» роднила ещё зазубрина, играющая ту же роль.