А ветер тем временем усиливался, бросая в лицо острый песок. Солдаты наклонили голову, повязав лица платками, и упрямо шли вперед. Но это было бессмысленно, буря надвигалась, и проводник дал команду разбивать лагерь, пока это еще было возможно.

Солдаты нашли невысокие скалы, за которыми и сделали остановку. Погонщики сняли вьюки с верблюдов, посадив их в кольцо, чтобы создать хоть какую-то защиту от ветра. Воины обвязали лица платками, изо всех сил зажмуривая глаза. Все, и люди, и верблюды, образовали огромный круг, в котором они должны были вместе пережить гнев духов этой пустыни. Воины опустили головы вниз, молясь всем богам, каких знали, по очереди. Проводник объяснил наследнику, что в такой буре самое тяжелое — попасть в центр. Потому что раскаленный воздух там движется быстрее всего, и может просто вытянуть из человека жизнь. А ветер все усиливался, неся тучи песка, и штурмовал скалы, которые уже не казались таким надежным укрытием. Солдаты шептали заклинания полопавшимися от сухости губами, и слушали завывания злых духов, что рассердились на ничтожных людишек, забредших в запретные для них земли. Буря продолжалась три дня и три ночи, а когда закончилась, из десяти тысяч воинов смогли встать только восемь с половиной. Остальные задохнулись в иссушающем ветре, или умерли от жажды, выпив всю воду в первый же день. Но главной бедой было не это. Самым страшным стало то, что воды у них оставалось на четыре дня, а идти еще нужно было не менее недели. И это если духи не разгневаются вновь. И воины, только что потерявшие своих товарищей, вопросительно смотрели на своих командиров. Те, растерянные не меньше, в свою очередь смотрели на наследника, как бы признавая его божественное право решить эту проблему. И Ассархаддон ее решил. Ну не совсем он, арамейский проводник, с которым они просидели бок к боку три дня, натолкнул его на эту мысль.

Сын великого отца встал, выпятив челюсть, чуть покрытую молодым пушком, и прохрипел:

— Режьте пять верблюдов. Мясо съедим, а воду из их животов выпьем. Кто повредит желудок, зарублю собственной рукой. Вечером зарежем еще пять. Свою воду — беречь. Первых режьте тех, которые мой шатер везут. Вещи бросаем тут.

Солдаты зашевелились, получив робкую надежду на спасение. Ревущим верблюдам перерезали горло, завалив в их на землю, а остальных, чтобы не взбесились, отвели выше по ветру за скалы. Воины сноровисто разделали животных, аккуратно, по каплям опорожнив желудки. Вопреки ожиданиям, воды там было совсем немного, и она больше напоминала мерзко пахнущую мокрую кашицу. Тем не менее, ее отфильтровали через тряпки и выпили. В злых песках остался драгоценный шатер, резная мебель и нарядная одежда наследника престола, заботливо собранная любящей мамой.

— Господин, нам нужно отклониться на север, — сказал проводник. — Там есть небольшой оазис, там мы сможем пополнить запас воды. В Дамаск мы так не дойдем.

— Хорошо, веди.

Солдаты побрели на север, где через два дня дошли до крошечного оазиса с десятком пальм. Даже ничтожный источник, что здесь был, показался воинам просто подарком богов. Армия отдохнула день, солдаты наполнили фляги и бурдюки, и снова побрели на запад, загребая ногами песок проклятой пустыни.

Всего через пять дней, высохшие, как скелеты, солдаты великого царя вышли в благодатный оазис Гута, где стоял великий и бесконечно древний Дамаск. И дошло их туда восемь тысяч человек, и ни одного верблюда. Духи пустыни взяли свою плату за проход через свои земли.

Вавилон. Примерно в то же время.

Великий жрец храма Эсагила Аткаль-ан-Мардук беседовал с невзрачным пожилым человеком, одетым довольно просто. Но сам разговор велся так, как будто разница в их статусе была не такой уж и большой. Это было бы удивительно, если бы не было известно, а что это за человек с незапоминающимся лицом. Аткаль-ан-Мардук знал, а потому разговаривал уважительно с одним из самых могущественных людей Вавилона, точнее, его теневой части. Торговые обороты ночного Вавилона были не менее серьезны, чем обороты дневного города. Ловцы рабов, уличные бандиты, воры-домушники, конокрады и скупщики краденого, все они подчинялись невысокому и немолодому мужчине в простой серой тунике. Его имени никто не ведал, подчиненные звали его просто — Господин. Именно так, с большой буквы, и никак иначе. Этот человек, который казался добрым дедушкой, добрым не был вовсе. Ночная жизнь гигантского города управлялась железной рукой, а различные людишки, что пытались промышлять бандитским ремеслом, не выказав уважения Самому, очень быстро узнавали, что может сделать с человеком сотня голодных крыс. Часть наиболее богатых купцов просто платила ежемесячную мзду, чтобы не грабили их дома и склады, и это была одна из существенных частей дохода ночного хозяина Вавилона. Пару месяцев назад его вызвали в Эсагилу и сделали предложение, от которого отказаться было никак нельзя. Власти, в лице жрецов, потребовали привезти им жену их злейшего врага в обмен на дальнейшее спокойствие и серебро по весу украденной жертвы. Задание было выполнено, но Господин был разочарован, потому что жрецы его обдурили. Он рассчитывал, что знатная дама будет весить, как хорошо откормленная свинья, а тут просто птенчик какой-то. Таланта полтора, не больше.

— Мы выполнили договор, великий.

— Да, я доволен, — важно сказал жрец, — вы получите оговоренную сумму.

— Я рекомендую, Великий, заключить новый контракт, — сказал невзрачный человек, оглаживая седую бороду.

— О чем ты? Какой новый контракт? Ее оценили на вес серебра. Чего ты еще хочешь? — изумился жрец.

— Я рекомендую заключить контракт на охрану этой дамы, Великий.

— Да ты спятил? — возмутился Аткаль-ан-Мардук. — У меня тут сотня стражников, мы что, с одной бабой не справимся?

— Я предложил, Великий, и вам решать. Но вы знаете, что я ничего не предлагаю просто так.

— Ты смеешь мне угрожать? — начал наливаться кровью жрец.

— Не я, Великий, не я. Вас ждут неприятности, о которых вы еще не подозреваете. Но тем не менее, деньги получены, а я удаляюсь.

Господин вышел на улицу, а настоятель храма задумался, о чем же говорил сейчас этот страшный человек. Не было случая, чтобы его рот покидали необдуманные слова, а значит, он только что получил предостережение. Но о чем он должен беспокоиться? Что может сделать простая баба, которую охраняют стражники? Он не понимает.

Спустившись во двор, Господин одним движением брови прогнал стражу от повозки и заговорил с Ясмин, испуганно вжавшейся в угол повозки.

— Прекрати корчить рожу, меня этим не обмануть.

— Господин, пожалейте, — зарыдала Ясмин, — у меня маленькие дети.

— Девочка, ради всех богов, не зли меня. Просто прекрати корчить из себя уродливую плаксу, заткнись и слушай. И я же сказал, сделай нормальное лицо, не считай меня за дурака.

Ясмин сделала, как он сказал, снова став самой собой.

— Передай тому, кто тебя научил так кривить морду и случайно вскрывать бедренные жилы: мне очень жаль, что так получилось. Меня приперли к стене, я не мог отказать этим людям. И когда сюда придет войско твоего брата и мужа, я хочу иметь возможность спокойно уйти из этого города, а не лечь в безымянную яму с разбитой головой. Медная пайцза меня устроит. Ты все поняла?

— Ты немало просишь, — задумчиво сказала Ясмин. — Насколько я знаю своего мужа, мне будет нелегко его уговорить. Скорее всего, он захочет отдать тебя палачам и будет лично контролировать, чтобы ты умирал очень долго. Зачем мне тебе помогать?

— По двум причинам. Первая, когда ты убежишь, то можешь зайти в любую харчевню в этом городе и сказать хозяину: «Господин шлет привет», и тебе помогут.

— А вторая? — заинтересованно просила Ясмин.

— Я оставлю тебе твой пояс, — сказал Господин, сощурившись. — Есть еще третья причина. Эта жирная жаба пожалела денег на новый контракт, и теперь я ему ничего не должен. Так мы договорились?

— Да, мы договорились.

Через четверть часа рыдающая Ясмин валялась в ногах Аткаль-ан-Мардука, который смотрел на худую уродливую бабу и не мог понять, как она могла быть единственной женой столь могущественного человека. Да что он в ней нашел? Неужели, он, Аткаль-ан-Мардук, ошибся, и муж ее не любит, а живет с ней потому, что она сестра царя? Неужели он мог так проколоться? Тогда деньги выброшены на ветер, а ее муж с удовольствием станет вдовцом и наберет себе целый гарем из пышнотелых красоток и нежных мальчиков. Проклятье!