— Повелитель, — Арда-Мулиссу склонился перед отцом. — Боги сегодня не благосклонны к нам. Мы, может быть, и победим, если Ашшур и Адад будут милостивы, но нашего народа больше не станет. Нас после этого покорят даже презренные маннейцы.
— Я знаю, сын мой. И я сделаю то, что подобает царю и потомку царей. Глашатая сюда!
Через четверть часа к персидскому лагерю поскакал Голос Царя, по-прежнему удивляя красотой одежд. Борода его была не так хороша, как раньше, потому что Глашатай бился сегодня весь день. Как то не до красоты ему было. В руках его были ветки, и ни один воин не смел даже подумать плохого, видя священный знак. И даже в лагерь его пропустили сразу же, услышав короткое:
— К царю. Переговоры.
Он молча стал на коне перед шатром Ахемена, наотрез отказавшись входить внутрь. Его обступала любопытная толпа воинов, которые дивились его нарядам и по-крестьянски прикидывали, что бы они могли купить за них. Получалось много, очень много. Глашатай царя не смотрел на чернь. Его взгляд был прикован ко входу в шатер. Он ждал персидского царька, чтобы донести до него волю своего повелителя. Наконец, тот вышел, оглядывая собравшуюся толпу хмурым взглядом.
— Я пришел сюда, что бы передать тебе волю моего царя.
— Ну, передавай, — буркнул Ахемен.
— Я — Синаххериб, великий царь, могучий царь, царь обитаемого мира, царь Ассирии, царь четырех стран света, премудрый пастырь, послушный великим богам, хранитель истины, любящий справедливость, творящий добро, приходящий на помощь убогому, обращающийся ко благу, совершенный герой, могучий самец, первый из всех правителей, узда, смиряющая строптивых, испепеляющий молнией супостатов, вещаю тебе свою волю. Если ты не трус, то я вызываю тебя на суд богов. Бой состоится на рассвете. Биться будем длинными копьями без доспехов, до смерти одного из нас. Сегодня твои воины умирали за тебя. Готов ли ты умереть за них?
В лагере установилась тишина. Все понимали, что отказ от такого предложения был равносилен трусости, что в античном мире означал лишение власти. Пусть не немедленно, но совершенно неизбежно. Ведь царь, это прежде всего — первый из воинов.
— Готов! — просто сказал Ахемен. — Бой состоится на рассвете. — Лагерь взорвался восторженными криками. Воины и не ожидали другого ответа.
— Но в шатер ко мне ты все-таки зайди, я не люблю неожиданности, — эту фразу царя услышали только те, кто стоял рядом.
Глава 23, где все, наконец, закончилось
Окрестности Ниневии.
После того, как приглашение на поединок было принято, Глашатай зашел в шатер, где ему предстоял крайне непростой разговор.
— Поединок-это хорошо, — сказал Ахемен, сидевший в резном кресле. — Но что потом? Твой царь велел тебе передать еще что-то? Иначе после поединка ничего не закончится, это я тебе обещаю.
— Если победит Великий царь, то твои воины уходят за Тигр, и наши царства живут так, как было два месяца назад. Мы не станем требовать Аррапху, Замуа, Гамбулу, Парсуа и Хархар. Даже Опис можете себе забрать.
— Вот спасибо, — хмыкнул Ахемен, — ну хоть Сузы и Аншан мне оставили. Думал, предложите мне в свое родное кочевье убраться. Не пойдет, Глашатай. Это условия для проигравших. Ты не забывай, что все мои персы околоприморских городов сидят. А это еще без малого тридцать тысяч всадников.
— Но ведь суд богов… — начал ассирийский вельможа.
— Да плевать! Суд богов решит наши личные разногласия с твоим царем. А у меня подданные, я за них на бой иду. Не согласен.
— Чего же ты хочешь, … царь? — с заметной заминкой сказал Глашатай.
— Вавилон и Шумер — мои. При любом исходе боя. Потому что если погибну я, то царем станет мой брат Камбис. И будет воевать не хуже меня, поверь. А Вавилон вам все равно не взять, людей не хватит. Итак, если я проиграю, то мы заключаем перемирие на двадцать лет. Вам остаются земли Ассирии, Каркемиш, Сирия и Финикия. Можете забирать весь запад — Египет, Урарту, Фригию и Лидию. Я вам не буду бить в спину, клянусь. Иерусалим — не трогайте, там мой будущий зять станет царем. Мы же развернемся на восток и возьмем Дрангиану, Гедрозию, Арию и царства по течению Инда. А через двадцать лет встретимсяна этом же месте и закончим битву.
— Ну а вдруг, если случится немыслимое, и ты победишь? — осторожно спросил Глашатай. — Что ты хочешь тогда?
— Тогда я становлюсь царем Ассирии и твой народ будет жить, заняв достойное место в новой стране. Воины останутся воинами, а знать — знатью. Рабсаки царя Ассирии станут Сардарами царя Персии. И даже Царский отряд останется Царским отрядом. Жены царя будут окружены почетом до самой смерти, а его сыновья станут моими родственниками. По нашим законам, их дети войдут в царскую семью и будут пользоваться всеми подобающими правами.
— Ты не станешь истреблять мой народ? — изумился Глашатай. — И ты поклянешься в этом?
— Клянусь священным огнем! Твой народ не будет согнан с земли и истреблен. Ни одну женщину не тронут, и я восстановлю каждый дом, что был разрушен.
— Позволь удалиться, Великий царь, мне нужно донести важные вести своему повелителю.
Через две четверти часа Глашатай слово в слово пересказал царю Синаххерибу весь разговор. Великий царь налился кровью, потому что понял, какую глупость он совершил, дав возможность услышать эти вести своим сыновьям и вельможам. Им уже не нужна была победа в этой битве, потому что после победы Ассирия потеряет большую часть войска, и судьба страны будет предрешена. И Вавилон они не вернут, потому что сил на его осаду у них уже не останется. И теперь, как в той дурацкой игрушке, которая пришла из Суз, каждый его ход вел к поражению. Собственные сыновья, Арда-Мулиссу и Арад-бел-ит отводили глаза, а Абаракку, напротив, смотрел с такой преданностью, что захотелось немедленно позвать палача. Великий царь знал цену этим взглядам. На своих рабсаков царь не смотрел вовсе. Он точно знал, что в их глазах прочтет свой приговор.
Великие цари Ассирии были могущественны, но они не были богами. Поэтому, как только они переставали отвечать интересам элит, то быстро погибали от меча убийц. Так было не раз. И именно так погиб в нашей реальности великий царь Синаххериб, которого убил сын Арда-Мулиссу и главный вельможа Набу-шар-уцур, который прямо сейчас смотрел на него взглядом накормленной дворняги.
Царь отбросил лишние мысли. Зачем гадать? У него утром бой насмерть, и если великий Ашшур дарует ему победу, то он будет думать, как разобраться с предателями, что посмели усомниться. Но это будет потом. А сейчас — спать. Ему нужны силы.
Рассвет наступил как-то очень быстро. Оба воинских лагеря и не думали засыпать, ведь того, что случится утром, не бывало никогда. Божий суд тут знали, но он был совсем другим. Бывало, что колдунов испытывали водой или огнем. Выдержавший испытание — оправдывался, а клеветника казнили и отдавали невинной жертве его дом. Это было понятно и знакомо, сам богоподобный Хаммурапи установил так в своих законах. Но чтобы бились два царя, поставив на кон царство, как двое азартных игроков в «ур» (шумерский прообраз нард), такого не бывало никогда.
Великий царь Синаххериб сделал единственно верный ход. Только длинное копье, владению которым он учился с детства, могло принести победу. Персидский царь значительно превосходил его в росте и силе, а потому поединок с мечом и щитом был бы для Синаххериба просто самоубийственным. Так же печально закончился бы для царя Ассирии бой на конях или с применением лука. Персы могли попасть в подброшенную шапку на полном скаку, и Синаххериб это прекрасно знал. И сейчас два царя, в одних рубахах красного цвета, стояли друг напротив друга, держа копья в правой руке и внимательно изучая своего противника. Оба, не сговариваясь, выбрали этот цвет, чтобы не дать противнику и зрителям увидеть свои раны и кровь. Оба были одеты в плотные штаны, не стеснявшие движения, и воинские пояса с кинжалом. На ногах были короткие мягкие сапоги, но на толстой подошве из бычьей кожи, чтобы острый камень не поранил ногу. На голове царя Ассирии была повязка из вытканной золотом ткани, а Ахемен предпочел голову не закрывать. Синаххериб оценивающе оглядел противника, его могучие мышцы, которые не могла сдержать рубаха, и строил в уме рисунок боя. Ахемен тоже рассматривал врага, и отметил переливы упругого тренированного тела ассирийца. Тот был отличным бойцом — гибким, сухим, и с отличной реакцией. И в том бою это было куда важнее, чем сила и масса. План боя, что разработал Ахемен с лучшими мастерами копья этой ночью, рассыпался на глазах. Противник был гораздо быстрее, и для огромного перса это могло стать смертельно опасным.