Ветер бросил нам в лицо новую порцию пыли.

– Реки – это хорошо, – сказал я. – Но есть еще люди. Которые будут строить.

– Люди? – хрюкнул носом Мансур. – От них отбоя не будет. Вот представьте себе: ты живешь здесь, строишь город. За эту работу мы платим, – с мрачной решимостью признал он. – Дирхем за… двенадцать дней. Хватит, – протянул он ко мне костлявую руку, хотя я вслух и не возражал. – Но вот стройка закончена. Получаешь тут бесплатно землю – а эта земля чистое золото, она будет тебя кормить всю жизнь. Потому что здесь будет огромный город, и здесь будет жить повелитель правоверных, эмиры, кади, писцы и вообще самые богатые люди в мире. Им ведь надо будет есть. И некоторым – есть хорошо, – добавил он с легким неодобрением. – На рынки города можно будет донести товар хоть пешком. Вот сюда, сюда и сюда.

Я проследил за его рукой, указывавшей в пустоту, на равнину с игрушечными домишками и зелеными кронами.

– Круглая крепость шириной в треть фарсаха. Четверо ворот – на Дамаск, на Хорасан – это уже в ваши края… От ворот идут улицы. Вдоль каждой улицы – рынки. Над дворцом предлагают возвести купол, зеленый купол, мы посмотрим. Пока хватит. А дальше все начнет расти само… Надо только начать. Ничего сложного, Маниах. Все сложное можно поделить на много простых… кирпичей. Кирпич – это вот (тут он рубящими движениями показал нечто довольно объемистое) два человека его поднимают. От этих ворот (он снова ткнул рукой в пустоту) до тех стена – сначала один слой, всего сто шестьдесят две тысячи кирпичей. Дальше стена кверху сужается, так что слои повыше – это уже сто пятьдесят тысяч кирпичей, а на верхушке и вовсе сто сорок тысяч. А что такое кирпич? Земля, глина… Они ничего не стоят. Еще, правда, кроме стены, есть башни – получается, что их триста шестьдесят штук.

Я посмотрел на него искоса. Люди, которые хотят построить дом, или дворец, или город, и говорят об этом захлебываясь, встречаются намного, намного чаще, чем те, которые действительно начинают это делать. А вторые редко доводят дело до конца. Разница между прочими людьми и этим человеком была в том, что у этого все может получиться.

Как, вы говорите, он будет называться, ваш город? – прервал я, наконец, молчание.

Мадинат ас-Салам, – повторил он мне, по слогам, как идиоту.

М– да, – покрутил головой я. – И вы хотите, чтобы такое название повторяли по всему миру… Хоть бы покороче, что ли. А сейчас вот это все как называется?

– Никак, – угрюмо ответил Мансур.

– Но вот хотя бы у той деревушки, ближайшей к нам, есть ведь какое-то название? – не унимался я.

– А… – равнодушно сказал он, пытаясь закрыть лицо от пыли, – эта деревушка… Тут был какой-то храм, в котором стоял идол… их бог… и деревушка поэтому называется – божий дар, богом данный. Багдад.

– Вот это куда проще выговорить, – заметил я. – Вот увидите, так его и будут все именовать.

Мансур посмотрел на меня и снова, без малейшего выражения, повторил:

– Город будет называться Мадинат ас-Салам.

Я не стал спорить.

Потому что мне предстоял разговор на куда более серьезную тему.

На берегу, у кромки воды, для нас уже расстилали ковры и пытались соорудить навес от солнца – он все вырывался из рук лодочников, грозя улететь к сверкающей воде.

– Вас надо сейчас подкормить, Бармак напомнил, – с кривой улыбкой сказал казначей дома Аббаса.

Харисса из зерна, не самый свежий хлеб, вода из Тигра – и еще что-то, специально предназначенное для выздоравливающего ветерана, подумал я. Может быть, даже нечто со слабым запахом мяса.

Я ошибся лишь в одном – вместо скучной хариссы был доставленный откуда-то неподалеку легкий плов с фруктами, по большей части сухими.

Под эту еду мне предстояло договориться с будущим повелителем трети мира о судьбе моей страны. Потому что больше никто здесь, на голом берегу реки, в трех неделях пути от Самарканда, сделать этого за меня бы не смог.

– Вам нужны деньги, Мансур, и мы можем их вам дать, – начал я, после щедрой, заполненной едой паузы, и по выражению лица моего собеседника понял, что доставил ему истинную радость. – Вы же не будете облагать каким-то особым налогом купцов.

«Нет к сожалению, – было написано на его лице. – Мы будем зарабатывать на том, что купцов будет много».

Мой торговый дом займет у вас целую улицу на любом из рынков, – продолжал я. – Мы придем первыми. Мы первыми пошлем корабли от южных берегов Поднебесной империи. Если все будет хорошо у нас, придут и другие. Итак – улица на южной, теневой стороне у Хорасанских ворот для дома Маниахов, так?

Вы умный человек. Да, так, – сказал он, причем сразу.

Но тут остается небольшой вопрос насчет того, чтобы у Согда всегда были деньги на закупку товара и на караваны, – продолжил я. – Мансур, грабеж моей страны разорит вас. Потому что грабить уже почти нечего. Вам нужны бедные подданные? Которые ищут всеми силами торговые пути в обход ваших земель? А это мы умеем. Как раз моя семья этим и прославилась много десятилетий назад. Далее, мы ведь об этом говорили – лучшие из лучших уже сбежали из Самарканда в Чанъань. Вам это принесло выгоду? А те, кто не уехал… Вам нужно, чтобы толпа разоренных шла к нашему общему знакомому в Мерве?

Он молчал и нехорошо улыбался.

– Я не ихшид Согда и не ваш эмир в этих землях, – продолжал я. – Но вы видели самаркандцев в бою, и не только в бою. Не надо быть ихшидом, чтобы напомнить вам: в наш золотой век над землями Согда была власть каганов, была и другая власть. К самой этой власти нам не привыкать. Если бы Самарканд не соперничал с Бухарой, а та – с Чачем, тогда другое дело. А так – когда у каждого города свой властитель… Без империи нам не обойтись, к сожалению или к счастью. Далее, если Самарканд процветает, то власть ваша прочна. Если нет – вы получите один большой Мерв. А потом – потом вы нас потеряете. Мне не надо об этом с вами договариваться. Это то, о чем вы должны со мной договариваться. Словом, Согд заслужил того же… что и Иран. Это нужно вам. Это нужно нам.

Мансур вздохнул и перевел взгляд на реку. После чего неожиданно спросил:

– Вы поедете в вашу любимую Поднебесную империю?

Это вряд ли было сигналом к тому, что можно говорить о пустяках. И с ответом я, похоже, угадал:

По крайней мере, это то, чего я бы хотел… Хотя не сразу, есть еще дело в Мерве. Но, отвечая на ваш невысказанный вопрос, – да, если в Согде будет твориться то, что творилось все эти годы, кто-то в Чанъани может заинтересоваться землями, которые плохо лежат. Более того, лежат к северу от вечного врага – тибетцев – и к югу от Великой Степи… И тогда будет много проблем.

Кто из генералов императора сильнее всех? – быстро перебил меня он.

Есть парочка, – вздохнул я. – Заметьте, что все – иноземцы, люди коренного народа хань войну ненавидят. Гэшу Хань. Тюрк. Бит бывал чаще, чем побеждал, но опытен и осторожен. Сейчас известен скорее своими музыкантами и вином, чем победами. Из прочих – если только Гао Сяньчжи, который обманул две армии, тибетскую и свою, и так победил – помните, я вам рассказывал? Он тоже не хань, он из народа корё… Но он сейчас наместник большой провинции, как раз за Небесными горами, к востоку от нас – от вас, я должен был сказать. В общем, от ваших… и, следовательно, наших границ. И – да, Мансур, я буду присматривать за тем, что там у них, в Поднебесной, происходит. А брат мой, который читает ту же книгу, что и вы, будет присматривать за Самаркандом. И какие-то вещи мы будем рассказывать вам. Хотя, скажу вам, Светлый император вряд ли согласится на такую авантюру, как поход на Запад, – хватит ему и того, что в Фархане имперские посланцы чувствуют себя, как дома. А лезть еще дальше, на Самарканд… Нет, нет, слишком глупо… Но все идет к одному: вам нужен новый эмир Согда. Который уважал бы дом Маниаха и другие подобные дома, а они помогали бы ему. И который знал бы, кто такой на самом деле Абу Муслим. Как насчет Халида, сынишки вашего наставника малолетних? Как он вовремя тогда оказался на той дороге…