Никому, кроме Даниеля, Джоли не стала бы возражать, что ее первой реакцией на эти слова в тот момент было облегчение. Тем не менее это, конечно же, не комплимент. Он смотрит на нее, как на свою покупку, нечто вроде породистой лошади или новой молотилки.

— Рабство отменено, мистер Бекэм, или вы, быть может, об этом позабыли? — подчеркнула Джоли, отстаивая, хотя и робко, свое достоинство. — Вы не можете покупать людей!

Даниель подошел к ней вплотную.

— Я купил тебя, — отчетливо выговаривая каждое слово, ядовито и коротко заявил Даниель.

Бессильная ярость всколыхнулась в Джоли.

— Ты, проклятый дурак! — выкрикнула она. — Разве не видишь, что я пытаюсь спасти тебя от пули?!

В следующий миг правая рука Даниеля обвилась вокруг талии Джоли, он притянул ее к себе, приподняв в воздух.

— Я сам могу позаботиться о себе, — выдохнул Даниель, и его губы были настолько близки к ее устам, что она даже почувствовала их мягкую теплоту. — И о тебе тоже.

На его мощном теле было лишь одно место, которому подходило определение «мягкий», — его губы. Джоли поняла это, когда висела в воздухе, в стальных руках мужа. Все ее чувства вдруг забурлили в ней, и, не издавая ни звука, она пронзительно завизжала с такой же силой, как новая паровая пила на лесопилке мистера Дженьюэри. Все мысли вылетели у Джоли из головы, она ощущала только его железные бедра и грудь, но, самое главное, крепкую твердость его мужского естества.

Когда он поцеловал ее, сперва легко, потом все настойчивее и страстнее, кровь бросилась в голову Джоли, потом отхлынула к ногам одной темно-красной волной. Даниель до конца овладел ею с помощью только языка, потом опустил ее на землю, но так, чтобы она скользила вдоль его тела.

— Даниель! — прошептала Джоли, но когда она положила свои дрожащие, жаркие ладони на его крепкую грудь, чтобы придать себе устойчивость, Даниель отвернулся и снова принялся запрягать серого мерина. Его движения были точны и выверены.

— Не жди меня к ужину, — бросил он, снова глядя на нее. — Могу вернуться поздно.

В городе была женщина, та самая, которая была бы только счастлива выполнить все прихоти и желания Даниеля. Эта мысль больно кольнула Джоли.

— А что мне сказать наемным работникам, когда они начнут приезжать? — спросила она.

Крепкие мускулы на спине и плечах Даниеля рельефно перекатывались, когда он закончил запрягать коня и повел его, тащившего фургон, к открытым воротам конюшни.

— Они придут и, как обычно, лягут отдохнуть. Им ничего не надо, тюфяки они принесут с собой, от тебя только потребуется их накормить.

У Джоли снова взыграл характер. Она проводила мужа до ворот, где остановилась и смотрела, упершись руками в бока, как Даниель устраивается на козлах и отвязывает вожжи.

— А сколько стоит моя стряпня для ваших наемных работников, мистер Бекэм? Я спрашиваю, чтобы знать, сколько это составит в счет моего долга вам.

— Десять центов, — язвительно ответил Даниель, тронул поводья, и фургон медленно покатился.

Джоли проводила Даниеля взглядом, вспоминая его поцелуй и ненавидя себя за то, какую власть он имел над ней. Но, к ее великому тайному огорчению, больше всего на свете она бы желала, чтобы он вернулся и занялся с ней любовью.

Но, к счастью для Джоли, обязанности жен фермеров были обширны, и потому ей просто некогда было тосковать. Джоли уложила Джемму подремать немного, затем усадила Хэнка за столом на кухне и дала ему букварь, который обнаружила на книжной полке в кабинете Даниеля. Она сидела и слушала, как малыш сражается с простейшими предложениями. Хэнку было всего неполных шесть лет, но он уже проучился несколько месяцев. К тому же он оказался очень сообразительным.

— А ведь, — заметила Джоли, стоя у раковины и чистя картошку для наемных работников, которые вот-вот должны были прибыть, — ты так и не сказал мне свою фамилию.

Хэнк поднял на нее голубые глазенки. Они были совсем как у Даниеля, и Джоли приняла это за добрый знак.

— Я и не думал, что это важно, — ответил Хэнк, закрывая букварь.

Джоли разрезала очищенные картофелины и бросила их в большую кастрюлю с холодной водой, потом посолила.

— Даниель, то есть мистер Бекэм, отправился в город, чтобы послать весточку священнику в Спокан о том, что с вами все в порядке.

Хэнк с отсутствующим видом уставился на ящик с дровами, стоявший рядом с печью.

— Мы там никому не нужны, — глухо сказал он. — Так же, как и нашему дяде.

Гомон во дворе сообщил Джоли, что прибыли первые работники, нанятые Даниелем на уборку урожая. Решив, что поздоровается с ними попозже, Джоли села за стол напротив Хэнка.

— Расскажи мне о твоем отце, — мягко попросила она, положив руки на скатерть. — Ты его помнишь?

Было видно, как Хэнк проглотил комок в горле, потом пожал тонкими плечами.

— Па любил выпить и поиграть в карты. Когда ма умерла, он пытался присматривать за нами, но, думаю, это оказалось слишком тяжело для него. Последнее, что мы слышали — что он убил себя.

Рассказ маленького Хэнка потряс Джоли, и не просто потому, что он был душераздирающим, но и потому еще, что ее собственный отец во многом напоминал отца Хэнка. Деннис Маккиббен был слабым человеком и выпивохой. Он гораздо больше заботился о собственных удобствах, чем о нуждах подрастающей дочери. Он сбагрил ее на попечение тетки и дяди и благополучно отбыл в другие края, а когда Джоли успела полюбить тетю Ниссу и дядю Франклина и почувствовала их дом наконец-то своим, ее папочка вдруг вновь объявился, чтобы забрать ее с собой и превратить в служанку своей новой жены.

Джоли протянула руку и накрыла ею ладошку Хэнка. Как же ей хотелось дать этому малышу надежную крышу над головой, оставить на ферме Даниеля, до она не могла. Во-первых, потому что этот подарок был бы не ее, а, во-вторых, горький опыт уже научил ее, что все в этом мире преходяще — и плохое, и хорошее.

— Но мне бы все равно хотелось услышать твою фамилию, — тихо напомнила Джоли.

— Вагнер, — признался Хэнк.

Джоли протянула ему руку, и они обменялись рукопожатием.

— Здравствуйте, мистер Хэнк Вагнер, — улыбнулась она. — Меня зовут Джоли Маккиббен, и я очень рада познакомиться с вами.

По личику мальчика скользнула застенчивая улыбка.

— Я хочу, чтобы мы с Джеммой тоже стали Бекэмами, — сознался он, а Джоли обняла его за плечи. Она тоже хотела этого, но не тешила себя большими надеждами, что Даниель изменит свое решение отослать Хэнка и Джемму обратно в Спокан. И, вероятно, с него вполне станется отослать в Спокан свою преступницу-жену и приблудившихся детишек в одной повозке.

— Пойду посмотрю, все ли яйца собрали мы с Джеммой сегодня утром, — сказал Хэнк и высвободился из объятий Джоли, которая ласково взъерошила его волосы.

— Да, ступай посмотри, — улыбнулась она. И только когда Хэнк ушел, Джоли позволила себе поплакать.

К ужину во дворе была уже добрая дюжина людей. Они сновали взад-вперед. В воздухе стоял гул голосов и крепкий запах трубок и самокруток.

Джоли приготовила обильные блюда из жареной ветчины и вареной картошки, хлебцы, растительное масло. Работники положили еду каждый в свою тарелку и разбрелись кто куда, чтобы спокойно поесть, сидя на траве. Джоли тем временем прислушивалась, не скрипят ли колеса фургона Даниеля.

Когда сразу после девяти часов солнце село, в конюшне загорелся слабый свет керосиновой лампы. Кто-то заиграл на губной гармонике грустную балладу. Это еще более опечалило Джоли, хотя рядом с ней были Хэнк и Джемма.

Когда она придумала и рассказала им на ночь сказку, а затем отправила спать, одиночество и тоска стали просто невыносимыми. Джоли стояла у окна темной гостиной и всматривалась в пустую дорогу.

— Чтоб тебя, Даниель Бекэм! — в сердцах пробормотала она и только собралась отвернуться от окна, как далеко вдали углядела мерцающий огонек. Ее охватило приподнятое чувство, хотя оно и не смягчило возмущение тем, как с ней обращается Даниель.