– Я понимаю, что ты имеешь в виду, и, по правде говоря, не знаю, почему он выбрал своего казначея, а не кого-нибудь другого. Может быть, потому, что он не женат. Гарэн де Брази во всех отношениях подходящий человек, но им необыкновенно трудно управлять. Возможно, герцог среди своих приближенных никого больше и не нашел. Одно ясно – он хочет в результате этой свадьбы ввести тебя в круг придворных. Я полагаю, ты согласилась. От таких предложений не отказываются.

– Ты ошибаешься… Я отказалась.

Подробно и спокойно Катрин описала старому другу свои приключения во Фландрии. Понимая, что сейчас нельзя ничего утаивать, она рассказала все, что произошло: как она встретила Арно де Монсальви, как, увидев в нем воплощение дорогого ей образа, она влюбилась в него с первого взгляда и как громкие призывы Матье вырвали ее из его объятий, когда она уже была готова отдаться ему. Она говорила и говорила, свободно и без смущения, совершенно искренне и откровенно, не опуская ничего. Сидя на матраце. обхватив колени руками, глядя в темноту чердака, она, казалось, рассказывала чудесную любовную историю. Барнаби затаил дыхание, боясь нарушить очарование. Он понял, что на какое-то время Катрин забыла, где она.

Когда девушка остановилась, воцарилось молчание. Катрин перевела взгляд на старого друга: он размышлял, опустив голову на грудь.

– Если я правильно понял, – наконец сказал он, – ты отказала Гарэну де Брази потому, что хочешь остаться чистой и нетронутой для того молодого человека, который ненавидит и презирает тебя и не убил только потому, что ты. женщина… или, вероятнее всего, из-за того, что он был ранен и не знал, как выбраться из такого места, как эта гостиница, где вы остановились. Не кажется ли тебе, что у тебя немного помутилось в голове?

– Помутилось или нет, – коротко ответила Катрин, – но дела обстоят именно так. Я не хочу принадлежать никому другому.

– Хотел бы я услышать, как ты скажешь это герцогу, – усмехнулся Барнаби. – Интересно, что он подумает? Между прочим, как ты собираешься отделаться от Гарэна? Он слишком преданный слуга герцога, чтобы от него было легко избавиться, да и ты слишком уж хороша, и вряд ли он откажется от борьбы за тебя. Если ты откажешься, ты навлечешь на свою голову, да и на своих родственников, гнев герцога. А у нашего герцога не мягкий нрав. Что тогда?

– Вот за этим я и пришла к тебе…

Катрин встала, потянулась, почувствовав от долгого сидения судорогу. Ее стройная фигура в розовом пляшущем свете свечи казалась выше. Распустившиеся волосы создавали сияние вокруг нее, и внезапно сердце старика болезненно сжалось.

Девушка была ослепительно красива, и Барнаби, более встревоженный за нее, чем ему хотелось признать, подумал, что она была именно из тех редких женщин, из-за которых начинались войны, а мужчины убивали друг друга. Они редко приносили счастье тем, кто любил их. Любые крайности опасны. Совершенство никогда не доводит до добра.

Он осушил кувшин вина и отбросил его в сторону. Кувшин разбился, и несколько осколков отлетели в сторону.

– Что я должен сделать? – тихо спросил он.

– Я хочу, чтобы ты расстроил эту свадьбу. Я знаю, у тебя есть разные способы… и нужные люди. Должен же быть какой-то способ избежать замужества, не прибегая к моему прямому отказу и не вынуждая Гарэна де Брази пойти против воли своего господина.

– Этого он не собирается делать в любом случае, дорогая. Я вижу только один выход. Для тебя или Гарэна. Я думаю, ты не готова умереть, не так ли?

Катрин молча кивнула, рассматривая свои пыльные туфли. Барнаби правильно понял это молчание.

– Тогда остается он! Не так ли? Чтобы сохранить верность какому-то глупому любовному увлечению, ты хладнокровно посылаешь человека на смерть… И, возможно, не одного. Ты ведь не думаешь, что, окажись казначей мертвым, прево герцога будет сидеть сложа руки?

Слова Барнаби, проникая как нож хирурга, безжалостно ранили сердце девушки. Он заставил ее ясно увидеть и себя и двигающие ею мотивы. Она устыдилась того, что увидела. То, что этой странной ночью открылось в тайниках ее души, ужасало. Тем не менее, если смерть Гарэна была единственным, что могло спасти ее от замужества, которое повергало ее в ужас, она готова была принять ее с холодным сердцем. Она высказала это Барнаби, и ее ледяная решимость поразила старого человека.

– Я не хочу принадлежать этому человеку. Делай что хочешь, но освободи меня от него.

Плотная и твердая, как земля, тишина нависла над полной решимости девушкой и нищим, пораженным тем, что он обнаружил в ее душе. На самом деле Барнаби почувствовал, что стал ближе к ней и мог лучше понимать ее. Эта девушка была как бы его собственной дочерью, а не отпрыском поколений тружеников. Как могли достойный Гоше и его благочестивая жена Жакетт дать жизнь этому зверенышу в юбке? Барнаби внутренне рассмеялся, представив их ужас, если бы они знали. Наконец он улыбнулся.

– Я подумаю, что можно сделать, – сказал он. – А теперь иди домой. С тобой ничего не случилось по пути сюда?

Как можно короче Катрин описала свою встречу с Диманшем-Мясником и Жеаном-Толстосумом и как она в конце концов заставила их освободить ее.

– Похоже, они превосходные телохранители, – одобрил Барнаби. – Я скажу, чтобы они проводили тебя домой. Не беспокойся. Теперь ты можешь им довериться, раз я сам сделаю их твоими ангелами-хранителями.

Через несколько минут Катрин, с теми же головорезами по бокам, покинула таверну Жако. Сара спала на тех же ступеньках. Обратный путь оказался столь же мирным, насколько богатым событиями было ее путешествие сюда.

Как только появлялась очередная зловещая фигура, кто-нибудь из охраны бормотал несколько слов на непонятном жаргоне, и фигура тут же растворялась в темноте.

Поднимался ветер, и буря уже готова была разразиться, когда нищие распрощались со своей протеже на углу улицы Гриффон. Отсюда был уже виден дом Матье, и Катрин больше не боялась. Больше того, она так подружилась со своими свирепыми провожатыми, что распрощалась с ними весьма любезно. Жеан-Толстосум говорил за двоих. Похоже, он в этой странной команде был мозгом, а Диманш – грубой силой.

– Обычно я собираю милостыню у дверей церкви Святого Бенедикта, – сказал он. – Если я тебе буду нужен, ты меня всегда найдешь там. Ты друг Барнаби, и если хочешь, можешь стать и моим.

Во время этой маленькой речи его грубый, скрипучий голос приобрел странно нежные нотки, и это окончательно зачеркнуло плохие воспоминания об их первой ночной встрече. Она знала, что предложение дружбы, идущее от нищего, искренне, так как ничто не заставляет его это делать, так же как нельзя легкомысленно относиться и к его угрозам.

Входная дверь лишь слегка заскрипела, когда Катрин открывала ее. Бесшумно она взбежала наверх и легла в постель. Дядя Матье продолжал храпеть.

Чтобы выспаться, остаток ночи оказался слишком коротким. Катрин не слышала, как звон на Нотр-Дам оповестил об окончании комендантского часа, и никак не прореагировала, когда Лоиз начала грубо трясти ее, чтобы поднять к мессе. В конце концов Лоиз в ярости ушла, пораженная крепким сном сестры, предрекая ей осуждение на вечные муки. Катрин, забывшая обо всем, кроме мягкой подушки, снова погрузилась в сон.

Около девяти часов она наконец спустилась в кухню. Атмосфера там была грозной.

Жакетт на столе возле очага утюгом, в который она время от времени подкладывала горячие угли, гладила семейное белье. Под белокурыми прядями волос на лбу у нее выступили капельки пота; она поджимала губы. Это было знакомо Катрин: что-то расстроило мать. Она кипела внутри. То, как она двигала утюгом по льняной простыне, говорило, что она едва сдерживается. Лоиз сидела около окна, отвернувшись от нее. Она, сидя у прялки и накручивая нить на веретено, тоже молчала. Ее тонкие пальцы быстро ссучивали лен, и нить ложилась ровно. По выражению ее лица Катрин поняла, что они поссорились.

Она о удивлением отметила, что Сара вернулась домой. Должно быть, цыганка пришла на рассвете. Одетая в обычное темно-синее бумазейное платье с белым передником, повязанным вокруг талии, она чистила на суп огромную корзину брюссельской капусты. Только она повернула голову, когда Катрин вошла в комнату, и многозначительно ей подмигнула. Страстная дикарка прошлой ночи снова спряталась глубоко в этой странной женщине, и ни следа ее не осталось на знакомом лице. Лоиз тоже заметила, как вошла сестра, и злобно зашептала: